Форум » Творчество читателей » Юность Жоффрея. » Ответить
Юность Жоффрея.
violeta: ==========Часть 1. Тулуза. ========== Наступал тот прекрасный момент дня, когда удушающая жара сменялась легкой вечерней прохладой. Я лениво перебирал струны гитары, пытаясь подобрать мелодию к образу, который преследовал меня с самого утра- прекрасной феи Мелюзины, роман о которой я прочитал накануне. Он был в одной из тех маленьких синих книжек, которые приносил время от времени бродячий торговец, и которые очень любила моя мать. Белокурая Мелюзина с глазами цвета весенней зелени, отражающейся в прозрачной глубине родника, сокрытого в лесной чаще, нежная и прекрасная, как ангел, - как же она была непохожа на девушек, которые окружали меня! Черноволосые, кареглазые, с ослепительными дерзкими улыбками, они будили во мне желания совсем иного толка. Я был уверен, что если бы мне посчастливилось повстречать на своем жизненном пути воплощение моих сегодняшних грёз, я не задумываясь, бросил бы к ее ногам весь мир. Вздохнув, я отложил гитару. Глупо было мечтать о несбыточном. Моей стезей станет духовное поприще - так решила моя мать, справедливо рассудив, что младшему сыну в семье не стоит искать лучшей доли. Меня же ужасала перспектива провести жизнь в изучении теологии и схоластики, богословие казалось мне бесполезной тратой времени. Меня манили дальние страны, я мечтал пройти по следам Марко Поло, увидеть загадочный Китай, сказочную Индию, ступить на палубу корабля, почувствовать на своих губах вольный ветер дальних странствий... Из раздумий меня вырвал голос брата: - А, вот ты где! Тебя ищет отец. Давай, пошевеливайся, он что-то не в настроении сегодня, наверно, опять проигрался в пух и прах. Я неловко качнулся, вставая. Роже с насмешкой посмотрел на меня. - Чего тебя понесло в сад? Сидел бы дома, хромоногий! Ничего не отвечая, я направился к замку. Уже некоторое время я учился ходить без костыля- это было очень тяжело, я сильно уставал, но не оставлял своих попыток. Я надеялся, что со временем стану ходить вполне сносно, и смогу наконец уговорить родителей разрешить мне отправиться путешествовать. Брат легко обогнал меня и теперь, идя на несколько шагов впереди, рассуждал вслух: - Какая незавидная судьба ждет тебя, Жоффрей! Ты будешь хромать по жизни, распугивая окружающих своим изуродованным лицом. Я уже не говорю о девушках! Они будут падать в обморок, едва заслышав твои шаги. - Уж скорее они упадут в обморок от твоего запаха, Роже! От тебя разит конюшней и чесноком за десять лье! Он резко обернулся. - Дерзкий урод! Подожди, ты еще получишь свое!- его глаза горели гневом, но он опустил уже занесенную было для удара руку, увидев, что со стороны дома к нам приближается мать. Я насмешливо смотрел на него. Страх был мне неведом. Ужас, пережитый мною той роковой ночью, после которой я стал безобразным калекой, навсегда отучил меня бояться. И чем большую ярость испытывал брат, тем сильнее она меня забавляла. Когда мать подошла к нам, я едва удерживался от смеха. Она ласково обняла меня за плечи. - Ты так далеко ушел от дома, мой мальчик, мы очень волновались, не случилось ли чего. Хорошо, что Роже нашел тебя. Идем скорее, отец уже теряет терпение. Отец сидел в гостиной. Его роскошный наряд никак не вязался потрепанными гобеленами и с убогой мебелью , которой была обставлена комната . Казалось, он сам пребывает в недоумении, как же его занесло сюда. Увидев меня на пороге, он сделал нетерпеливый жест рукой. - Подойди. Скажи, Жоффрей, так ли необходимо тебе продолжать обучение в университете? Я немного подумал, прежде чем ответить. - Я не знаю, отец. Наставники считают, что им больше нечему меня учить. Кроме того, богословие навевает на меня тоску. Он задумчиво постучал пальцами по подлокотнику кресла. - Я того же мнения. Кроме того, мне нечем платить за твое обучение. Мы разорены. Он встал, и начал ходить по комнате. Я следил за ним взглядом, и думал, что если бы он меньше времени проводил в Париже, не тратился на дорогие наряды, не играл в карты, проигрывая раз за разом, возможно, мы, потомки столь славного рода графов Тулузских, не попали бы сейчас в столь стесненные обстоятельства. Как будто прочитав мои мысли, он резко обернулся и вперил в меня разгневанный взгляд. - Ты считаешь меня причиной постигшего нас несчастья? Так я скажу тебе - нет, это не моя вина. Я должен жить соответственно статусу самого знатного человека провинции, род которого более древний, чем у короля! Нерадивые управляющие - вот кто разорил нас! Эти пронырливые воры, которых уже давно дожидается виселица. Он тяжело рухнул обратно в кресло. - В Париже я встречался с маркизом дю Плесси-Бельером. Его обстоятельства не лучше наших, но благодаря умелому управлению, его поместья приносят ему отличный доход. Я бы с удовольствием нанял того хитрого гугенота, который и сотворил для него это чудо. Но маркиз ни за что с ним не расстанется... Он устало провел рукой по лбу. - Хорошо, с университетом мы разобрались. Теперь следующее. Ты вроде как уже вполне пристойно ходишь без костыля. Пора тебе начать обучаться владению шпагой, как подобает дворянину. Увидев, что мои глаза загорелись, он поспешно добавил: - Я не смогу нанять учителя для тебя. С тобой будет заниматься Роже. Я скажу ему, чтобы он приступил с завтрашнего дня. И да, у меня для тебя подарок. Он взял со стола книгу и протянул мне. Это были "Tabulae Rudolphinae", «Рудольфиевы таблицы» — таблицы движений планет, составленные Иоганном Кеплером. Я с жадностью начал листать страницы. -Отец, как же мне благодарить вас? Это то, о чем я мечтал долгие годы! -Я знаю о твоей страсти к наблюдениям за небесными светилами. И рад, что угодил тебе. А теперь иди и позови сюда мать. *** Я устроился на террасе с книгой, которую подарил мне отец. Но едва я углубился в чтение, как услышал голос матери, раздающийся из открытого настежь окна гостиной. - Нет, нет и нет! Да вы с ума сошли, друг мой! Это же безумие! - Чего вы так испугались, сударыня? Это положит конец всем нашим неприятностям. Кроме того, нас поддержит Гастон Орлеанский. - О, этот интриган, как всегда, выйдет сухим из воды, а вас казнят, как Монморанси! - Глупости, моя дорогая! Что вы себе вообразили? Мы заключим договор с королем Испании, а вы знаете, что он самый могущественный монарх в Европе на данный момент, - брать в расчет это ничтожество Луи даже смешно! - и все останутся в выигрыше: Сен-Мар займет место Ришелье, принц получит корону, а ваш покорный слуга - много, очень много денег! Всего-то и надо - вовремя всколыхнуть провинцию. - Я думаю, что эта затея обречена на неудачу, - медленно проговорила мать. - Вы не получите ничего, а сверх того, как только вы выполните свою часть соглашения, от вас избавятся. Гастону ни в чем нельзя доверять. - Милая моя, у вас будут роскошные туалеты, драгоценности, экипажи, наши сыновья займут важные должности при дворе... Разве это не стоит того, чтобы покончить навсегда с этим ненавистным Ришелье, и посадить на трон достойного правителя, который, к тому же, будет поддерживать интересы Лангедока? - Поступайте, как знаете. Но я предрекаю крах вашему предприятию. У Ришелье везде шпионы, он узнает обо всем раньше, чем вы сумеете что-либо предпринять, Сен-Мара и вас сделают виноватыми, и на наш род ляжет несмываемое пятно позора. Подумайте о детях! - Я только о них и думаю! - вскричал отец, и я услышал грохот опрокинутого стула. - Не сомневаюсь в этом! Особенно много вы думаете о них, бездумно проматывая ваше состояние и их наследство! - Я немедленно уезжаю, сударыня! Через несколько месяцев он скончался в Париже при весьма странных обстоятельствах. Симптомы явно указывали на отравление флорентийским ядом, но дело быстро замяли. Поговаривали, что от него избавился кардинал, узнав о намечающемся заговоре, говорили также, что это дело рук Гастона Орлеанского, который что-то не поделил со своим сообщником... Правды мы так и не узнали. Но после смерти отца мать, по совету нашего слуги из Нарбонна, стала давать нам с братом каждый день по крошечной дозе мышьяка, чтобы приучить организм к яду и помочь избежать впоследствии смерти от отравления. *** - Ну же, парируй! - в азарте кричал Роже, тесня меня к стене. Он с радостью выполнял распоряжение отца заниматься со мной фехтованием. Наконец-то у него появилась возможность безнаказанно издеваться над столь ненавистным ему младшим братом, не опасаясь материнских упреков. Тем не менее, я был благодарен ему. Несмотря на то, что я ходил весь в синяках от уколов его рапиры и больная нога нестерпимо болела от сильных нагрузок, мое обучение шло семимильными шагами. Следовало признать, что у меня талант не только к наукам и музыке, но и к оружию. Очень скоро я сравнялся с Роже в этом искусстве, и наши поединки стали носить характер ожесточенной борьбы, а не избиения младенца. Там, где брат действовал напором и силой, я действовал хитростью. Вот и сейчас обманным маневром отступления я убедил его в близости победы, заставив совершить ошибку, а потом ловким финтом выбил у него шпагу. Он некоторое время с удивлением смотрел на кончик моей рапиры, упирающийся ему в живот, а потом перевел взгляд на мое торжествующее лицо. Его губы раздвинулись в улыбке. - А ты не так уж и прост, хромоногий! Ловко ты обставил меня! Я опустил шпагу. Черт, как же я был счастлив этот момент! Мой брат, от которого я за всю жизнь не слышал ни одного доброго слова, фактически признал мое превосходство над ним. Он хлопнул меня по плечу рукой. - Ну что ж, стоит признать, что ты достойный соперник. Но берегись, теперь я буду настороже, и тебе больше не удастся застать меня врасплох. Он подобрал шпагу и мы продолжили наше занятие. *** Через год после смерти отца я все-таки уговорил мать разрешить мне отправиться путешествовать. - Куда же ты собираешься поехать, сын мой? -Сначала в Роттердам. Там живет автор "Theatrum Orbis Terrarum", Виллем Блау. Его географический атлас - просто шедевр картографии, ничего подобного я никогда раньше не видел, и я жажду познакомиться с ним. А кроме того, в Роттердаме есть технический колледж, которым руководит Исаак Бекман. Он великий ученый, мне будет чему у него поучиться. - Значит, Тулузский университет тебя не удовлетворит? Я могла бы найти деньги, чтобы ты продолжил обучение. Я скорчил презрительную гримасу. - Нет! Меня не интересует богословие! А тот уровень математики, что преподают в нем, годится разве что для детей вилланов. Я хочу узнать настоящие законы, по которым устроен этот мир. Физика, химия, астрономия- вот те науки, которые нужны мне для этого. И математика. Она завораживает меня своей красотой, стройностью, логичностью. Математика - это язык, на котором написана книга природы, как сказал Галилей. И я хочу прочесть эту книгу, матушка! - Боже, Жоффрей, то, что ты говоришь, кажется мне слишком смелым. И я боюсь, не изменишь ли ты вере своих отцов, начав общаться с этими безбожниками- голландцами. Я не стал говорить, что меня вообще мало занимает религия, а еще меньше- споры о том, какая из них предпочтительней. Вместо этого я почтительно поцеловал матери руку и проникновенно произнес, глядя ей в глаза: -Как вы могли подумать такое! Меня интересует только наука. В вопросах веры я навсегда останусь добрым католиком. Она погладила меня по непослушным волосам. -Ну раз все так, как ты говоришь... Что ж, я не буду тебе препятствовать. И думаю, что твой отец одобрил бы это решение. Мать встала и обняла меня. Когда она отстранилась, на ее ресницах блестели слезы. ========== Часть 2. Роттердам. ========== Я прибыл в Роттердам ближе к вечеру. Небольшой, с широкими чистыми улицами, это город сразу понравился мне. Он представлял собой разительный контраст с любым из посещенных мною во время путешествия французских городов, особенно с грязным и переполненным нищими Парижем. На меня с интересом поглядывали, но во взглядах не было той угрюмой враждебности, которая читалась в глазах разоренных войной и налогами крестьян, деревни которых я проезжал, пересекая Францию. Создавалось впечатление, что выехав за пределы Аквитании, я попал в другой мир, отличный от жаркого, страстного и богатого края, который представляла собой моя родина. Теперь я лучше понимал причины той ненависти и зависти, которую испытывали к нам эти проклятые захватчики-северяне, разрушившие утонченную культуру Лангедока. Мать много рассказывала мне о труверах, о поклонении Прекрасной даме, о Судах любви... Во многом благодаря этим рассказам, я пристрастился к музыке и сочинительству стихов. В один прекрасный день, мечтал я, вся красота и изысканность былых времен возродится в моем роскошном и гостеприимном доме, который я построю, разбогатев в странствиях. Я был настолько уверен в этом, что вызвал бы на дуэль любого, кто посмел бы усомниться в моих словах. Расспросив прохожих, где находится типография Виллема Блау, я отправился прямиком к нему. Мне и в голову не приходило, что он сочтет мой визит к нему нелепым и вызывающим недоумение. Но так оно и случилось, когда он сам и два его сына, Иоханнес и Корнелиус, с удивлением выслушали мой рассказ о том путешествии, которое я предпринял, чтобы увидеться со знаменитым картографом. - Так значит, вы прибыли из Тулузы? - недоверчиво спросил Блау. - Да. - А можно поинтересоваться - зачем? - Я хотел познакомиться с таким выдающимся человеком, как вы, и попросить вас взять меня в ученики. - Вы, дворянин, хотите работать в типографии? - О нет, что вы! Я мечтаю овладеть профессией картографа и в качестве штурмана отправиться в плаванье. - Я первый раз слышу подобные речи! Юноша, да как вам это в голову пришло? - Это мечта моего детства. Сначала я прочитал книгу о путешествиях Марко Поло, а потом мне в руки попал ваш атлас, который, на мой взгляд, является шедевром картографии. Виллем Блау польщенно улыбнулся. - Да, я могу гордиться своей работой. - Именно благодаря ей отца назначили официальным картографом Голландской Ост-Индской кампании! - вставил его сын Корнелиус. Мои глаза загорелись. - Ост-Индской кампании? О, как это интересно! Значит, вы составляете морские карты для кораблей, следующих курсом на Индию? - И не только. Он немного помолчал. - Что ж, молодой человек, мне нравится ваша искренность и любознательность. Честно говоря, я считаю вас немного странным, но ваше упорство в достижении цели не может не восхищать. Я предлагаю вам расположиться на ночлег в моем доме, а утром мы решим, что с вами делать. Во время завтрака Блау обратился ко мне: - Минейр Пейрак, вот как мы поступим. У меня в городе есть друг, очень известный ученый, Исаак Бекман. Я перебил его: - Тот самый Бекман, который основал Collegium Mechanicum? - Да-да, тот самый! Так вот, я напишу ему рекомендательное письмо для вас. Он оценит уровень ваших знаний и решит вашу дальнейшую судьбу. Где вы обучались? - В Тулузском университете. - Богословие? Н-да... Негусто... - задумчиво протянул Виллем. - Но я много занимался самостоятельно, - поспешно продолжал я. Он с иронией посмотрел на меня. - Ну если так... Колледж располагается в латинской школе недалеко отсюда. Блау отложил салфетку, встал и сделал приглашающий жест. - Пройдемте в мой кабинет. Пока я буду писать письмо Исааку, вы можете ознакомиться с моей библиотекой. *** Я с благоговением проводил рукой по корешкам книг, стоящих в шкафу в глубине комнаты. "De Mundi aeteri" и "De Stella Nova" Тихо Браге, "Harmonices Mundi" Кеплера, "Mechanica", "Physica", "De caelo" Аристотеля и "Almagest" Птолемея. Были здесь и труды Галилея, запрещенные во Франции, но свободно издающиеся в Голландии. Внезапно одна книга привлекла мое внимание. С улыбкой я обернулся к сидящему за столом Блау. - У меня есть точно такая же! Отец подарил мне ее,- и я продемонстрировал ему "Tabulae Rudolphinae" Кеплера. От удивления перо выпало из рук Виллема. Он встал и подошел ко мне. - Вы знакомы с этой книгой? И понимаете ее содержание? - Конечно!- я в общих чертах обрисовал ему три эмпирических соотношения, интуитивно подобранных Иоганном Кеплером на основе анализа астрономических наблюдений Тихо Браге. Блау пораженно молчал. Потом медленно проговорил: - Вы самостоятельно освоили логарифмирование? - О, оно существенного упрощает трудоёмкие вычисления. Можно сказать, что логарифмы сокращают труд астронома и удваивают его жизнь! Виллем вернулся к столу, взял недописанное письмо и бросил его в горящий камин. Я некоторое время смотрел, как горит бумага, рассыпаясь пеплом, потом перевел взгляд на картографа. - Мальчик мой, - дрожащим голосом произнес он. - Вы поразили меня в самое сердце. Я сам пойду с вами к Бекману и заставлю его взять в вас в свой колледж без всяких экзаменов. Я не нашелся с ответом. - Боже мой, какой бриллиант! - бормотал он, накидывая плащ. - Идемте же скорее! Мне не терпится увидеть глаза Исаака, когда он услышит ваши рассуждения. Блау был так возбужден, что почти вытолкал меня из кабинета. *** Исаак Бекман задумчиво рассматривал меня. - Сколько вам лет, юноша? - Скоро будет шестнадцать. - Как же вы отважились на такое опасное путешествие через всю Францию? И ваши родители отпустили вас? Просто уму непостижимо! - Мною двигала жажда познания, минейр Бекман. - Похвально, похвально. Что ж, могу вам сказать, что ваш уровень знаний намного превосходит не только уровень моих студентов, но и многих известных мне преподавателей. Я, честно говоря, затрудняюсь определить круг ваших интересов - он слишком широк. И математика, и физика, и астрономия- вы сведущи во всех отраслях. Чему я буду вас учить? - его губы тронула легкая улыбка. - Я уверен, что познание этого мира бесконечно, и мои нынешние знания - ничто по сравнению с теми, которые я могу получить в будущем. - Да, познание бесконечно, вы правы... Хорошо! Я буду лично заниматься с вами. Кроме того, я переписываюсь со многими учеными - вам будет небезынтересно ознакомиться с их работами. Среди них хочу особо выделить Рене Декарта, вашего соотечественника. Он сейчас тоже живет в Голландии. Не скажу, что согласен со всеми его научными теориями, но его жажда познания сродни вашей! - Это отличительная черта всех французов, - улыбнулся я. - Где вы будете жить? У вас есть знакомые в Роттердаме? - спросил Исаак. - Мальчик будет жить у меня, - вмешался Блау. - Я обещал научить его искусству составлять карты для морских судов. Бекман рассмеялся. - Как же много у вас талантов, минейр Пейрак! Бьюсь об заклад, лет через десять ваше имя будет известно всему научному миру Европы! *** Около года я усиленно занимался. Могу с уверенностью сказать, что это был один из счастливейших периодов в моей жизни. Истина, чистая и незамутненная никакими схоластическими догмами, представала передо мной во всей красе. Я почти не спал, жадно читая все, что мог найти в библиотеках Блау и Бекмана. Как будто невидимые нити связывали воедино все те разрозненные знания, полученные мною ранее и освоенные самостоятельно, с той поистине необозримой вселенной новых, рождая в моей душе неземную музыку гармонии сфер. Виллем часто сетовал на то, что у него нет дочери. - Эх, мой мальчик, была бы у меня красивая белокурая дочка, я бы с радостью отдал ее за вас, только бы удержать навсегда подле себя. Я показывал ему на свою изуродованную щеку. Он возмущенно махал руками: - Какие глупости! Да любая девушка почтет за счастье связать свою жизнь с таким милым и умным юношей, как вы. Я уже настолько свыкся с вашей наружностью, что нахожу ее весьма приятной. И эти шрамы придают вам мужественности. Я хохотал, но в глубине души мечтал, чтобы его слова были правдой. Девушки в лучшем случае смотрели на меня с жалостью, а обычной их реакцией на мою внешность был страх. Я слышал, как служанки в доме между собой называли меня "хромым дьяволом", а одна даже сказала, что я, наверно, колдун, раз хозяин настолько хорошо относится ко мне, что забыл про собственных сыновей. -Вот увидите,- говорила она,- этот мальчишка заставит минейра Блау отдать ему типографию и дом, а потом ворожбой сведет его в могилу! Я решил наказать ее за дерзкие речи. Я стал уделять ей повышенное внимание, выделять среди других. Моя слава дьявола играла мне на руку. Я искушал ее речами, обещаниями, я жонглировал словами и образами, окутывал ее паутиной фантазий и мечтаний, которые сам же и будил в ней. Сначала она дичилась, но потом стала ко мне более благосклонной. Окончательно ее покорило мое пение. Закрыв глаза, она внимала тем завораживающим серенадам, которыми так славен мой край, и которые я исполнял для нее с особым чувством, вкладывая в них всю душу. - Ах, я готова слушать вас вечно, - вздыхала она. - Но не готовы смотреть на меня? - вкрадчиво говорил я, откладывая гитару и придвигаясь к ней поближе. Она опускала глаза. Глупая девчонка не будила во мне никаких желаний, кроме одного - подчинить себе, заставить смотреть на меня без страха, молить о моей благосклонности. Я задувал свечу и привлекал ее к себе. - Я знаю, вы колдун, - пыталась она сопротивляться. - Иначе почему я не могу противостоять вам и слабею, когда слышу ваш голос? Я лишь усмехался в ответ. Скоро она бегала за мной, как собачонка, но я резко переменился, стал холоден и неприступен. Она плакала, взывала к моему сердцу, говорила, что отныне не мыслит жизни без меня, но ничего не добившись, кроме жестоких насмешек, уволилась. Я торжествовал. Эта победа наполнила меня уверенностью, что я действительно способен очаровать любую женщину, стоит мне только захотеть. И ни шрамы, ни хромота не станут мне помехой. В один из вечеров, когда я бился над особо сложной задачей, заданной Бекманом, ко мне в комнату ворвался Виллем. Он возбужденно размахивал какой-то бумагой. Я отложил перо и спросил: - Что вас так взволновало, минейр Блау? - Свершилось то, о чем вы так мечтали! Ост-индская кампания снаряжает два корабля, которые будут направлены на исследования южных и восточных вод Тихого Океана. А ведь всем известно, что именно эти воды омывают берега Неведомой Южной земли, о невероятных богатствах которой столько рассказывают. Я вскочил. От толчка все, что было на столе, свалилось на пол. Не обращая на это никакого внимания, я выхватил у Виллема из рук листок, и жадно впился глазами в текст. В документе говорилось, что я назначаюсь картографом и штурманом на один из кораблей с жалованьем, соответствующим моей должности. Я поднял на него горящие восторгом глаза. - Я знаю, что это именно вы порекомендовали меня! Я в неоплатном долгу перед вами! Он положил руку мне на плечо. - Я никогда бы не сделал этого, если бы не был полностью уверен в ваших способностях. Как ни тяжело мне расставаться с вами, мой мальчик, следует признать, что вы должны двигаться дальше. Все, чему я мог научить вас, вы с блеском усвоили. Теперь пора применить полученные знания на практике. А нигде вы не сможете проявить себя лучше, чем в научной экспедиции по поиску неизведанных земель. Я был растроган до такой степени, что еще секунда, и я бросился бы обнимать старого картографа. Но я ограничился крепким рукопожатием и словами: - Вы сделали для меня много больше, чем думаете, минейр Блау. Вы поверили в меня. Вы дали мне кров, поделились своими бесценными знаниями, поспособствовали осуществлению моей мечты. Отныне у вас нет более преданного друга, чем я. Через несколько недель, снаряженный рекомендательным письмом от Виллема Блау к руководителю экспедиции Абелю Тасману, я ступил на борт корабля, который увез меня от столь гостеприимных голландских берегов в далекую и полную приключений неизвестность. И черт возьми, нельзя было и представить себе лучшего развития событий! ========== Часть 3. Экспедиция. ========== Капитан смотрел на меня с откровенной иронией. - Виллем окончательно сошел с ума, раз рекомендует вас для такого ответственного и сложного дела. Вы же совсем мальчишка! Я еле сдержался, чтобы не нагрубить этому круглолицему упитанному голландцу, который, как я слышал, сделал головокружительную карьеру, пройдя путь от простого матроса до руководителя экспедиции. - Минейр Тасман, я признаю, что мне недостает практики... - Да у вас ее вообще нет! - он хлопнул ладонью по столу. - Ни опыта, ни умений, только непомерное самомнение и влиятельный покровитель. - Испытайте меня!- с горячностью воскликнул я. - Я справлюсь с любой задачей! Он расхохотался. - Черт возьми, а вы мне нравитесь! Юноша, я и не сомневаюсь, что вы сведущи в работе картографа, раз о вашем назначении хлопотал сам Виллем Блау, я сомневаюсь в ваших навыках штурмана. Конечно же, вы в состоянии следовать избранным путем по навигационным ориентирам и определять местоположение судна, это все ерунда. Главным умением штурмана я считаю способность осуществлять выбор оптимального курса в различных условиях плавания. Вы справитесь с такой задачей? Я уверенно посмотрел ему в глаза. - Да, капитан. Вы можете смело на меня положиться. *** Самым главным моим учителем в морском деле стал угрюмый немногословный кормчий Клаас в красном шерстяном колпаке и с неизменной трубкой в зубах. Именно он открыл мне глаза на то, что все мои книжные знания и умения ничего не стоят без полного единения с капризной и непредсказуемой дамой- водной стихией. - Слушай море, - флегматично говорил он мне, когда я с ворохом карт в руках пытался убедить его в своей правоте. Но все мои рассуждения и расчеты разбивались о его невозмутимую уверенность в своих действиях. И каждый раз я поражался тому, что в итоге прав оказывался он. Я диву давался, как этот безграмотный, не разбирающийся в тонкостях астрономических вычислений и премудростях лоцманских карт простой моряк мог безошибочно угадать верное направление в кромешной тьме, в непогоду, в тумане. Я в полной мере познал горечь истины, что обладать знаниями- не значит уметь правильно их применять. Я дни и ночи напролет корпел над расчетами, а ему достаточно было услышать плеск волн за бортом или почувствовать дуновение ветра, чтобы безошибочно определить, куда и с какой скоростью нам следует двигаться. Капитан посмеивался надо мной и моей растерянностью, но я видел, что ему нравится мое упорство в стремлении овладеть этой непростой наукой. Через несколько недель плавания я уже достаточно поднаторел в морских приметах, которыми руководствовался Клаас при принятии решений, и даже несколько раз у меня получилось заставить его прислушаться ко мне и моим требованиям. Кормчий был негласным лидером у команды, и когда он стал проявлять ко мне чуть больше уважения, чем поначалу, в лучшую сторону изменилось и мнение обо мне экипажа. Снисходительное недоумение по отношению к дерзкому юнцу, приказы которого они не хотели, но все же обязаны были исполнять, постепенно сменилось покровительственным желанием помочь настойчивому юноше, желающему познать премудрости морского ремесла, а затем превратилось в почтительное восхищение к минейру штурману, когда с помощью моих знаний в области физики нам удалось избежать последствий серьезного шторма. - Вы удивили меня, не скрою, - сказал мне капитан, когда по его приказанию я явился к нему. - Как вам в голову пришло развернуть корабль именно таким образом, да еще и убедить Клааса исполнить ваше невероятное распоряжение? Я улыбнулся. - Ответ мне подсказало море. Я лишь прислушался к нему. *** - Минейр Пейрак, если я не ошибаюсь, во Франции ваш род считается очень знатным? - неожиданно спросил меня Тасман во время одного из совещаний. Я удивленно посмотрел на него. - Да, это так. Я принадлежу к одному из древнейших родов Лангедока, состоящим в близком родстве со старинным родом графов Тулузских. А графы Тулузские были в Аквитании столь же могущественны, сколь в свое время короли в Иль-де-Франсе. - Это просто замечательно! - он даже потер руки от удовольствия. - Увы, ветви генеалогического древа ни дают богатства, - заметил я и склонился над расчетами. - Бросьте ваши вычисления!-воскликнул он. - Мне нужно серьезно поговорить с вами! Вы знаете цель нашей экспедиции? - Да, исследование южных и восточных вод Тихого Океана, - я отложил перо. - Не только это. Ост-Индская кампания заинтересована прежде всего в расширении круга торговых партнеров и в получении прибыли. Стала бы она тратиться на экспедицию по нахождению новых земель, если бы эти чертовы англичане не захватили монополию на торговлю с Индией, а несколько лет назад- еще и с Китаем, - он немного помолчал. - Так вот, у меня есть предложение для вас. Вы готовы поспособствовать укреплению голландских позиций в Поднебесной? Он в упор посмотрел на меня. - Я? Каким образом? - У меня есть письмо от руководства нашей кампании к нынешнему правителю Китая, - он понизил голос. - Но об этом никто не знает. Я посвятил вас в эти секретные планы по одной причине - благодаря вашему знатному происхождению и знанию этикета перед вами откроются те двери, куда мне вход заказан. Само провидение послало мне вас, минейр Пейрак. Я задумался. - Мне просто надо передать письмо и все? - уточнил я. - В принципе да. Вряд ли вас удостоит аудиенции сам император, - слегка улыбнулся Тасман. - Но передать письмо необходимо нужному человеку и сделать это тайно. Если англичане пронюхают про этот договор, разразится война! Меня вдруг охватил азарт. Секретная миссия, тайное поручение, загадочный Китай, в котором я мечтал побывать еще мальчишкой... - Я согласен, капитан! Куда держим курс? - На Пекин!
Ответов - 4
violeta: ========== Часть 4. Пекин. ========== В Пекине улицы находились в ужасном состоянии, практически не было вымощенных булыжником или кирпичом. Не знаю уж, по какой причине, но явно не из-за недостатка камня. Стояла удушающая жара и воздухе летала мелкая пыль, забивающая глаза, рот, нос, складки одежды, и пачкающая все, на что попадала. Богатые китайцы легко справлялись с этой проблемой, накидывая себе на голову покрывало из флера или газа, закрывающее лицо и спадающее на грудь, через которое все прекрасно было видно, но для пыли оно было непроницаемо. Я же задыхался и кашлял, на чем свет кляня свою непредусмотрительность и стараясь дышать через рукав рубашки. Уже битый час я кружил по улицам города, ища дом императорского сановника, которому должен был вручить письмо от Ост-индской кампании, переданное мне Тасманом. Осознав, что окончательно заблудился, я обратился с несколькими китайскими словами к восседающему в паланкине вельможе, заметив его заинтересованный взгляд, обращенный ко мне. На голове у него была красная квадратная шапочка, облачен он был в белое, вышитое драконами одеяние. На его необычайно длинных ногтях были надеты золотые футляры. К моему удивлению, он рассмеялся и ответил мне по-французски. - Как вас зовут, юноша, и каким ветром вас занесло в Китай? - Я младший сын графа де Пейрака де Морана д"Ирристрю из Тулузы. Мой отец скончался несколько лет назад, и я отправился путешествовать, чтобы удовлетворить свою жажду познания мира. В Китай я прибыл в составе экспедиции Ост-индской кампании, организованной с целью поиска новых земель. - Насколько я знаю, в Пекине вам искать нечего - все земли здесь давным-давно исследованы, - тонко улыбнулся он. - Я прибыл сюда по делам личного характера, - уклончиво ответил я. - Приятно встретить соотечественника так далеко от родного дома. Позвольте представиться - отец Мобеж. Увидев мои полные изумления глаза, он добавил: - Не хотите ли выпить настоящего китайского чая и немного побеседовать о нашей дорогой Франции? - С огромным удовольствием, - ответил я, отвесив ему изящный поклон. Пока я наслаждался крепким душистым чаем, поданным в тонких фарфоровых чашках, отец Мобеж рассказал мне, что он приехал в Китай как помощник достопочтенных отцов иезуитов, которых император Поднебесной призвал для устройства в Пекине астрономической обсерватории. Несмотря на молодость, благодаря его учености и знанию языков — он знал китайский —обсерваторию предоставили в его полное распоряжение. - Астрономическая обсерватория? - я отставил чашку и подался вперед. - Но это же просто невероятная удача, что я встретил вас, отец мой! Я испытываю непреодолимую страсть к этой науке. Из-за вынужденной неподвижности в детстве, - я кивнул на больную ногу.- Я много времени посвящал наблюдениям за движением небесных светил. Я прочел все книги по астрономии, какие только смог найти, и составил свое собственное мнение относительно многих вопросов, волнующих такие великие умы, как Галилей, Коперник, Кеплер, Тихо Браге. Минейр Бекман из Роттердама, у которого я обучался, считал, что я очень хорошо разбираюсь в данной теме. - Вы не перестаете удивлять меня, месье де Пейрак! Я достаточно близко знаком с Исааком Бекманом, мы часто переписываемся, обмениваясь мнениями относительно результатов наших научных исследований. Он упоминал в одном из своих недавних писем, что у него появился невероятно талантливый студент с настолько поразительной способностью к обучению и умением находить блестящие решения для казалось бы неразрешимых задач, что Исаак шутливо сетовал мне на то, что через некоторое время он сам попросится в ученики к этому прыткому французу. Я рассмеялся. - Вот уж не ожидал услышать такой лестный отзыв о своих скромных способностях от одного из величайших ученых Европы! Отец Мобеж задумчиво покачал головой. - Велик Господь и не скупится на милости к нам! Я уверен, что наша встреча не случайна, шевалье... - И все же, с какой целью вы прибыли в Пекин? - неожиданно спросил меня отец Мобеж. Я некоторое время раздумывал, не зная, что сказать. Увидев мое замешательство, он продолжал. - На улице вы обратились ко мне с вопросом, не подскажу ли я, где живет хошо циньван Чжэн Цзиргалан, если я правильно понял ваш китайский. Зачем он вам понадобился? Я наконец решился. - У меня послание для него. Иезуит иронично посмотрел на меня, приподняв одну бровь. - От вас лично? - Нет. - От кого же? Я скрестил руки на груди и ничего не ответил. - Осмелюсь предположить, что от руководства Ост-индской кампании, желающей монополизировать торговлю с Китаем, оттеснив в сторону англичан и португальцев, не так ли? Я ответил ему прямым взглядом. - Вы знаете, что разразится война, если письмо попадет не в те руки? Я кивнул. Отец Мобеж наклонился ко мне и тихо сказал: - Хошо циньван Чжэн не поможет вам, а скорее всего, навредит. Не знаю, кто направил вас к нему, но этот человек не в курсе реальной расстановки политических сил в нынешнем Китае. Сейчас здесь всем заправляет его двоюродный брат хошо бэйлэ Доргонь. Уверен, не пройдет и года, как Цзиргалан попадет в опалу. - Как я могу увидеться с ним? - так же тихо спросил я. - А нет ничего проще! - улыбнулся Мобеж. - Доргонь заинтересован в закупках оружия, и прежде всего у европейцев, поэтому он не только не препятствовал, но даже и поощрял приезд христианских миссионеров в Поднебесную. И я был назначен руководителем пекинской обсерватории именно по его распоряжению. *** Хошо бэйлэ Доргонь был красивым молодым мужчиной лет тридцати. Я очень удивился этому факту, так как представлял его убеленным сединами государственным мужем, а на деле он оказался воином с жестким прищуром пронзительных черных глаз и тренированным сильным телом бойца, угадывающимся под складками его роскошного одеяния. Больше всего он был похож на тигра перед прыжком. Он прочитал письмо, которое я передал ему, и некоторое время задумчиво смотрел в пространство. Потом бросил несколько фраз по-китайски отцу Мобежу, присутствовавшему при нашем разговоре. - Почему вы считаете, что я должен принять ваши предложения? Чем вы лучше англичан или испанцев? - перевел он мне. - Англичане мечтают о мировом господстве, рано или поздно они захотят не только торговать с Китаем, но и колонизировать его, как это происходит сейчас с Индией, - начал я. - Испания измотана многолетней войной с Францией, она ненадежный торговый партнер, голландцы же во всем мире считаются образцом безупречной аккуратности и порядочности в делах. Кроме того, они владеют самым мощным и хорошо оснащенным флотом в Европе, не считая Великобритании. Это гарантирует вам бесперебойную и четко налаженную систему доставки товара из Китая в Голландию, откуда потом он будет распространяться по всей Европе. И в итоге это принесет огромную прибыль обеим сторонам. Доргонь стремительно встал и подошел вплотную ко мне. Он был ниже меня ростом на целую голову, но создавалось ощущение, что он смотрит на меня сверху вниз. Я выдержал его пронзительный жесткий взгляд. Внезапно он расхохотался и быстро заговорил. Отец Мобеж перевел: - Вы наверно занимаете очень высокое положение у себя на родине, раз осмеливаетесь так дерзко смотреть на меня. Один мой взгляд способен обращать в бегство огромные армии и повергать ниц целые города, при звуке моего имени трепещут враги Поднебесной. Кто же вы, юноша, с отметинами воина на лице и огнем во взоре? Однозначно не голландский лавочник! Я низко поклонился ему. - Мой род может смело соперничать древностью с королевским, и в провинции, откуда я родом, нет семьи знатнее, чем моя. Поэтому все, что я только что сказал вам, подкреплено не только гарантиями, которые вам предоставляет Ост-индская кампания в моем лице, но и моим словом дворянина. - Я дам вам ответ завтра. А сейчас я желаю, чтобы вы были гостем в моем доме и разделили со мной вечернюю трапезу, - хошо бэйлэ кивнул Мобежу и вышел из комнаты. Меня проводили в небольшое помещение, в центре которого стояла деревянная бадья, наполненная водой. Служанка, сопровождавшая меня, и не подумала уходить. Вместо этого она прикрыла за собой дверь и приблизилась ко мне. Я жестом предложил ей удалиться. Она испуганно на меня посмотрела и начала что-то жалобно шептать, подкрепляя свою речь весьма красноречивыми движениями рук. Я ни слова не понимал из того, что она говорила, но постепенно до меня дошел смысл ее пантомимы- в ее обязанности входило помочь мне искупаться и переодеться перед ужином. Я пожал плечами и решил не спорить с ней - ну мало ли какие правила были в этом доме! Я быстро разделся и залез в горячую воду. Блаженное тепло охватило меня, и я даже прикрыл глаза от удовольствия. Внезапно я услышал легкий всплеск. Полностью обнаженная девушка погрузилась в воду рядом со мной, и взяв меня за руку, начала намыливать ее от плеча до кончиков пальцев. Я был настолько ошарашен, что без звука позволил ей делать со мной все, что ей заблагорассудится. Она тщательно вымыла мои волосы, потом уверенными и сильными движениями промассировала шею и поясницу. Прижавшись грудью к моей спине и положив подбородок ко мне на плечо, она продолжала растирать мыльную пену по моему телу. У меня темнело в глазах от ее близости, от ласковых прикосновений, но я держал себя в руках, не зная, входит ли в ее обязанности что-то еще, помимо услуг банщицы. Но вот я почувствовал, что ее губы прижались к моей щеке и медленно заскользили вниз. Я резко развернулся, плеснув водой на пол. Она обвила руками мою шею и притянула меня к себе. Я мягко прижался губами к ее губам, податливо раскрывшимся мне навстречу. Легко приподняв девушку за талию, я усадил ее к себе на колени. Я исследовал ее миниатюрное тело с маленькой грудью, узкими бедрами и изящными ногами с неторопливостью ученого, ставящего важный эксперимент. И хотя у меня от желания кружилась голова, я не позволял ему целиком завладеть собой. Познать женщину казалось мне в тот момент намного важнее, чем просто овладеть ею. Я услышал, как она часто задышала и что-то произнесла. А потом я почувствовал, что мы с ней стали единым целым, и что где-то внутри меня разгорелось пламя страсти, постепенно захлестнувшее меня полностью. Каждое движение уносило меня все дальше и дальше, к неведомым мне доселе вершинам наслаждения. И когда я почти достиг пика удовольствия, девушка слегка вскрикнула и обмякла в моих объятиях. Я увидел ее запрокинутую голову, закушенную в чувственном порыве губу, бессильно упавшие вдоль тела руки, и через мгновение испытал невероятное по силе ощущение острого блаженства, а сразу вслед за ним- чувство восхитительной неги, в которую я погрузился, на некоторое время отрешившись от всего на свете. *** Слуги внесли в комнату пузатую медную кастрюлю на ножках, от которой валил пар, и поставили посередине стола, заставленного множеством блюд китайской кухни, которых я раньше и в глаза не видел. Помимо фань, как здесь называли рис или лапшу, и употребляли вместо привычного европейцам хлеба, здесь был и цай - овощи, мясо, птица, морепродукты, фрукты, орехи, иными словами, все, что побывало в руках повара. В идеале рацион должен был быть сбалансирован так, чтобы фань и цай дополняли друг друга по образу инь и ян. И, если в питании будут гармонично соотноситься доли риса, овощей и мяса, то тогда, по китайским понятиям, будет правильный цань, то есть стол. Все эти тонкости мне объяснил отец Мобеж, пока мы ожидали прихода Доргоня, чтобы приступить к трапезе. - Вы когда-нибудь пробовали шуаньянъжоу? - спросил он меня. - Пока не доводилось. - Тут главное - правильно его есть. Палочками вы должны брать кусочки мороженного мяса, опускать его на несколько секунд в бульон, который находится внутри хого,- он кивнул на посудину, которую только что принесли,- а следом обмакивать в специальный соус, секрет которого есть у каждого уважающего себя повара, и который он ревностно хранит. Поверьте мне на слово, это невероятно вкусно! Кстати, вы в курсе, что Доргонь оказывает вам почести, подобающие принцу? - А в чем это выражается? - удивленно спросил я. - Прежде всего, в приглашении разделить с ним трапезу, тем более такую роскошную. Еще вас переодели в одежды, по этикету соответствующие китайской аристократии, и к вам прислали служанку, в совершенстве владеющую искусством, - он запнулся. - Исполнять все желания мужчины. - И какую цель преследует хошо бэйлэ? - поспешил я перевести тему. - Проверить вас. У него нет никакого доверия ни к голландской кампании, ни к торговцам, управляющим ею. Если он что и примет в качестве гарантии, подкрепляющей договор, который вы ему привезли, то это будет только ваше слово дворянина, принадлежащего к высшей сословной знати. То есть, иными словами, вы должны доказать ему, что вы действительно тот, за кого себя выдаете, что вы если не равны ему по положению, то по крайней мере, стоите не намного ниже его по сословной лестнице, и что с вами можно вести дела. - И что я должен делать? - Вести себя непринужденно, соблюдать этикет. Просто будьте собой, месье де Пейрак, - он дружески похлопал меня по плечу. - Вы превосходно умеете держать себя! Китайская трапеза, продолжавшаяся бесконечно долго и сопровождавшаяся множеством сложных ритуалов, заканчивалась супом, содержимое которого полагалось есть палочками, а бульон доедать маленькой фарфоровой ложечкой. Мне были по душе все эти церемонии, исполняемые с неукоснительной точностью и почти благоговейной торжественностью, мне нравился необычный вкус пищи, великолепный наряд, в который я был одет, мне льстило раболепство слуг, я с удовольствием приобщался к восточной культуре, которая так отличалась от моей собственной. Я понял, что хочу именно такой жизни - роскошной, красивой, наполненной дорогими вещами, разговорами о науке, музыке, искусстве. Я с удивлением осознал, что невольно копирую жесты Доргоня - властные, преисполненные достоинства и осознания своего высокого положения, его слегка тягучую речь, его негромкий голос. Я наслаждался беседой с ним, которую мы вели с помощью отца Мобежа. Он был хорошо образован, его знания были гораздо обширнее и глубже, чем у любого из знакомых мне представителей французской аристократии, которая в массе своей была ужасающе невежественна. Я видел, что он пристально следит за мной, анализирует каждое слово, каждое движение, задает неожиданные вопросы, чтобы застать меня врасплох и заставить совершить какую-нибудь оплошность. Но я с легкостью избежал всех ловушек, которые он расставлял мне, и постепенно взгляд его смягчился, он слегка расслабился и перевел разговор в более спокойное и занимательное для меня русло - мы начали обсуждать астрономическую обсерваторию, которой руководил отец Мобеж. - Вы уже побывали там? - спрашивал меня хошо бэйлэ. - Там произошли разительные перемены после того, как император доверил ее заботам ваших миссионеров, которые благодаря своей учености смогли заменить старые инструменты, ненадежные и неточные, на новые, позволившие исправить китайский календарь и улучшить качество предсказаний, которые посылает нам небо. - Я горю желанием посетить ее! Астрономия - наука, которая находит живой отклик в моей душе. - Нань Хужэнь, - он слегка кивнул отцу Мобежу. - с удовольствием все вам покажет и расскажет завтра, после того, как мы обсудим подробности и условия договора, который заинтересовал меня, и я думаю, мы с вами придем к согласию. *** - Не знаю, как и благодарить вас, отец Мобеж! - воскликнул я, когда мы покинули дом Доргоня и неторопливо двинулись в сторону обсерватории, которая находилась в районе Донгченг. - За что? Это же вы нашли нужные аргументы, чтобы убедить хошо бэйлэ принять соглашение с Ост-индской кампанией и оказать ей военную поддержку на Формозе. Если к гарнизону, расположенному там, присоединится местное население, то голландцы легко выбьют испанцев с северной части острова и станут его полноправными хозяевами. Вы прекрасный дипломат, месье де Пейрак! - он одобрительно кивнул мне. - Ну вот мы и на месте! Обсерватория представляла собой высокую каменную башню, которая являлась сохранившейся частью крепостной стены времён династии Мин, окружавшей тогда город. Внутри мое внимание привлекла звездная карта, привезенная из Сучжоу. Она была вырезана из камня и покрыта тончайшей резьбой. По краям шли надписи, выполненные китайскими иероглифами. Я был поражен этим шедевром картографии и той точностью, с которой была выполнена эта поистине колоссальная работа. - Всего на ней нанесено 1434 небесных тела, - сказал стоящий рядом отец Мобеж. Мы поднялись по лестнице на второй этаж. В зале наверху находились восемь главных астрономических инструментов, изготовленных в пекинской обсерватории с помощью европейских миссионеров. Они были удивительно красивы и украшены драконами и львами. - Небесный глобус, - в восхищении произнес я, застыв перед внушительной моделью небесной сферы на деревянной подставке. - Небесный глобус показывает расположение звёзд зеркально по сравнению с тем, как они видны на небе, поскольку мы смотрим на глобус снаружи, а небесный свод видим изнутри. - Клянусь, мне впервые довелось увидеть столь прекрасное творение рук человеческих, отец мой! - Хочу еще обратить ваше внимание на эту чудесную армиллярную сферу и квадрант. Вам, как штурману, должны быть особо интересны эти научные приборы, необходимые в навигационном деле! Я с улыбкой ответил ему: - Если на земле и существует рай, то он здесь, в этой комнате. Обладание этими сокровищами сделало бы меня счастливейшим человеком на свете! А сколько бесценных знаний я мог бы получить с их помощью. Но вы напомнили мне о моем долге. Мне придется в самом скором времени уехать, чтобы приступить к своим непосредственным обязанностям участника экспедиции. Но мне не хотелось бы терять с вами связь, отец Мобеж! - Мне тоже будет чрезвычайно интересно узнать, как сложится ваша судьба, когда вы покинете Пекин, месье де Пейрак. Я уверен, что у вас большое будущее! *** Тасман быстро просмотрел договор и поправки к нему, внесенные Доргонем по ходу обсуждения нами условий соглашения. Потом поднял на меня удивленный взгляд. - Черт возьми, я не ожидал, что вам так легко удастся столковаться с этими китайцами! Честно говоря, я думал, что вы только передадите письмо нужному человеку, о заключении договора и речи не шло. Как вам это удалось, минейр Пейрак? - Удача была на моей стороне, именно она помогла мне не только заключить это соглашение, но и получить приказ к местному населению Формозы об оказании военной поддержки гарнизону форта Зеландия в борьбе против испанцев, которые удерживают северную часть острова. Уверен, что с их помощью голландцам легко удастся овладеть этим столь важным для Ост-индской кампании объектом. Вот письмо для губернатора Формозы Фредерика Койета с распоряжениями от хошо бэйлэ Доргоня, советника императора. Тасман откинулся в кресле. Он имел настолько ошарашенный вид, что я с трудом сдержал улыбку. - Вы смогли попасть на прием к самому Доргоню? - наконец выдавил он из себя. - Да. Счастливый случай свел меня с моим соотечественником, занимающим важный пост при дворе богдыхана Абахая, который он получил благодаря протекции хошо бэйлэ, с которым он состоит в довольно тесных дружеских отношениях. -Знаете, мне кажется, что вы заключили сделку с дьяволом! Удачу, подобную вашей, просто нельзя объяснить другими причинами! Вы спасли корабль от неминуемой гибели во время шторма, потому что море что-то там вам подсказало, заключили важный договор с несговорчивыми и подозрительными китайцами, потому что на улице столкнулись с важным сановником, который - совершенно случайно! - оказался вашим соотечественником и загорелся желанием помочь вам, для чего свел с правой рукой императора, который тоже - разумеется, совершенно случайно! - настолько проникся к вам дружескими чувствами, что решил дать распоряжение об оказании военной поддержки нашему гарнизону на Формозе. В жизни не слышал ничего более нелепого! Я расхохотался. Тасман некоторое время смотрел на меня, потом тоже рассмеялся. Он встал, обошел стол и приблизившись ко мне, сказал: - Если все, что вы говорите, правда, то вы самый удачливый чертов сукин сын на этой земле!
violeta: ========== Часть 5. Плен. ========== Голова болела так, что я с радостью бы согласился, если бы мне предложили ее отрубить. Вокруг стояла непроглядная тьма. Руки и ноги были связаны. Спиной я опирался на деревянную переборку, из-за которой доносился характерный шум. Через некоторое время я сообразил, что нахожусь в трюме, а шум за спиной- звук плещущихся о борт корабля волн. Я попытался крикнуть, но из груди вырвался лишь тихий хрип. Горло пересохло, я безумно хотел пить. Кроме того, было ужасно холодно, вся одежда промокла, у меня зуб на зуб не попадал. Со стоном я попытался пошевелиться и занять более удобное положение. Тело отозвалось жуткой болью в затекших конечностях от долгой вынужденной неподвижности. Подтянув ноги к груди и опершись на них подбородком, чтобы хоть немного согреться, я начал размышлять, как меня угораздило попасть сюда. После того, как мы передали распоряжение Доргоня о создании ополчения из местного населения в помощь форту Зеландия губернатору Формозы минейру Койету, капитан приказал держать курс на Цейлон, где, как он сказал, у него были дела в порте Галле. Я немного удивился такому распоряжению, так как до этого он планировал плыть в Батавию, столицу Голландской Ост-Индии. По мере приближения к цели, Тасмана охватывало странное лихорадочное возбуждение, которое стало мне понятно, когда мы прибыли к месту назначения. Объединив силы с Канди, независимым королевством на территории Цейлона, голландцы захватили португальский порт и теперь самозабвенно его грабили. Видимо, новость о намечающейся операции по секрету передал капитану Койет. Нам достался весьма потрепанный парусник, который не стоил тех усилий, которые Тасман приложил, чтобы его догнать. Азарт драки захватил меня. Несмотря на хромоту, я отлично фехтовал, и положил немало противников, прежде чем кто-то не ударил меня сзади по голове и я не потерял сознание. "Черт побери, да ведь я попал в плен!" - внезапно дошло до меня. Паруснику удалось ускользнуть, я остался валяться в беспамятстве на палубе, меня обнаружили, когда осматривали убитых и раненых, и запихнули в трюм. Я начал лихорадочно думать, как же мне выпутаться из этой ситуации. Я был уверен, что скоро за мной придут, и от того, что я буду говорить, будет зависеть моя дальнейшая судьба. *** - Граф де Пейрак де Моран д"Ирристрю? - недоверчиво переспросил меня капитан. Я попытался принять горделивую позу, что было весьма сложно сделать со связанными за спиной руками. Я не питал иллюзий по поводу своего внешнего вида - всколоченные, перемазанные запекшейся кровью волосы, грязная рваная рубашка... Вся надежда была лишь на то, что узнав, кто я, меня если не отпустят, то хотя бы не убьют. - Что вы делали на корабле Голландской Ост-Индской кампании? - У меня было тайное поручение к хошо бэйлэ Доргоню от кардинала Ришелье, - я прямо взглянул в округлившиеся от удивления глаза капитана. - Но почему для своего путешествия вы избрали голландское судно? - В целях конспирации. Минейр Тасман руководил экспедицией по поиску новых земель, и я присоединился к ней в качестве штурмана. - Он был в курсе вашей миссии? - Нет. Для него я был обычным членом экипажа. - Так-так... - капитан задумчиво потер подбородок. Он не мог определить, лгу я ему или нет, и если нет, то что делать со мной дальше. Внезапно мне в голову пришла отличная идея. - Куда вы держите курс? - небрежно спросил я. - На Велья Гоа, к Антониу де Менесесу, губернатору Португальской Индии, - машинально ответил он. - О, ну это же просто великолепно! - с жаром воскликнул я. - Я как раз намеревался покинуть минейра Тасмана, коль скоро моя миссия в Китае завершена, а тут счастливый случай позволяет мне попасть на борт корабля, следующего на Велья Гоа! Поистине велик Господь и деяния его! - Отец Мобеж, - поспешно продолжал я, пока капитан не успел прийти в себя от предыдущей тирады. - Вице-провинциал всех иезуитских миссий в Китае, который служил посредником между мной и Доргонем при переговорах, неоднократно говорил мне, что я найду самый теплый прием в Галле на Цейлоне и в вообще в любом месте, где несут свет веры несчастным язычникам наши отважные отцы-иезуиты! Я глубоко скорблю вместе с вами, - сказал я чуть тише и с нотками сострадания в голосе. - Я никак не ожидал, что голландцы так вероломно нападут на ваш порт и подвергнут его разграблению. - Да, это очень прискорбно... Но если я не ошибаюсь, вы тоже участвовали в битве? - он в упор посмотрел на меня. - А как же я мог поступить иначе? Я член команды, это моя обязанность - выполнять распоряжения капитана, хоть они мне и не по душе. Но я рад, что все сложилась таким образом, что я наконец-то смог попасть в окружение единоверцев, пусть даже и в качестве пленника. - Допустим, я верю вам. Но как вы собирались вернуться в Европу, чтобы отчитаться о проделанной работе? - Мне просто нужно было передать хошо бэйлэ письмо, дальнейшее меня не касалось. Выполнив свою миссию, я решил продолжить плаванье, чтобы посмотреть мир. - Развяжите его, - приказал капитан после непродолжительных раздумий страже, стоящей за моей спиной. Капитан представился как дон Жоао да Силва Менесес. Я предположил, что он приходится родственником губернатору Португальской Индии. Если мне повезет завоевать его расположение, думалось мне, то мое пребывание в Велья Гоа может стать весьма приятным. Зная, что испанцы и португальцы отличаются редкостным рвением в вопросах католической веры, я рассказал, что избрал своей стезей теологию, что долгие годы обучался на богословском факультете Тулузы, что мой отец был весьма дружен с кардиналом Ришелье и поспособствовал тому, чтобы мне было доверено столь важное поручение в Поднебесной. Капитан недоверчиво смотрел на меня. Я изо всех сил старался быть убедительным, то и дело цитировал Священное писание, вспоминал рассказы отца о Париже, о королевском дворе. Я так красочно расписывал церемонии, наряды, разные забавные случаи, что постепенно дон да Сильва увлекся моим рассказом и даже позволил себе несколько раз слегка усмехнуться. - Но поверьте мне, дон да Сильва, - продолжал я. - Меня никогда не привлекал блеск двора, мое призвание - миссионерская деятельность. Я восхищен последователями Игнатия Лойолы, и подобно им, хочу посвятить свою жизнь великой цели - обращению в католичество индусов! - А почему не китайцев? Вы же могли остаться в Пекине под началом отца Мобежа! - Индия - это мечта моего детства. Я так много слышал о ней, что загорелся желанием увидеть эту удивительную страну, загадочную и сказочно богатую. Единственное, что удручает меня - это приверженность местного населения своим варварским культам. - В Велья Гоа введен запрет на совершение языческих обрядов. В колонии находится около восьмидесяти храмов и христианский колледж, - гордо сказал капитан и набожно перекрестился. - А скоро должно быть закончено строительство Кафедрального собора Святой Екатерины. - Мое сердце наполняется радостью, когда я слышу столь радостные вести! - пылко воскликнул я, чем вызвал одобрительный взгляд дона да Сильвы. - Что ж, сеньор де Пейрак, вас проводят в каюту, в которой вы сможете привести себя в порядок и переодеться. Когда мы прибудем в Велья Гоа, вы сможете найти приют в общине иезуитов, коль скоро вы хотите посвятить жизнь служению Церкви. Я согласно кивнул и мысленно поблагодарил мать за то, что она в свое время настояла, чтобы я начал обучаться богословию. Вот уж никогда бы не подумал, что это поможет мне спасти жизнь и обрести свободу! *** Мне не спалось. Некоторое время я просто лежал на кровати, думая о том, как круто изменилась моя судьба всего за несколько часов- еще вчера я вместе с Тасманом обсуждал кратчайший курс на Батавию, а сегодня уже плыву в Индию на португальском паруснике. Воистину, неисповедимы пути Господни! Впервые я задумался о том, что далеко не все в этом мире подвластно моей воле и соответствует моим желаниям. Фатум, рок, предопределение ворвались в мое привычное существование и перевернули там все вверх дном. Влекомый неожиданным порывом, я встал, оделся и вышел из каюты. Опершись на фальшборт, я устремил взгляд к звездам. Вот созвездие Льва, вот Локон Вероники... Мне вспомнилась легенда, в которой жена египетского царя отрезала свои прекрасные белокурые волосы и поместила их в храме Афродиты в благодарность богине за победу над сирийцами, дарованную её мужу. На следующий день жрец-астроном сообщил царской чете, что жертва была принята, и он наблюдал ночью на небе новые звёзды в виде женских кос. Какая красивая легенда, какая любовь... С губ сами собой стали срываться слова только что сочиненной песни, я пожалел, что у меня нет под рукой гитары, настолько мелодия захватила меня. Я тихонько напевал, а перед глазами стоял образ изящной смеющаяся девы, кружащейся в танце. Ее дивные светлые волосы развевались, алые губы обнажали в улыбке жемчужные зубки, а глаза озорно блестели и были зелеными, словно волны, плещущиеся за бортом корабля, когда полуденное солнце пронзает их до самого песчаного дна. Уже второй раз ко мне в мечтах явилась моя Мелюзина, моя прекрасная фея... Встретимся ли мы с ней когда-нибудь или же я обречен прожить жизнь в тоске по недостижимому идеалу? Сзади раздался голос капитана: - Почему вы не спите, сеньор де Пейрак? Я повернул к нему голову, и улыбнувшись, сказал: - Такая чудесная ночь... Луна и звезды, легкий плеск волн... Я заворожен этой божественной симфонией! Он оперся рукой на перила рядом со мной и задумчиво произнес: - Ваша душа наполнена поэзией. Я думаю, вы поторопились, избрав для себя путь духовного лица. - Вы считаете? А разве духовному лицу нельзя быть поэтом? Бог создал этот мир столь прекрасным и гармоничным, что мне хочется ежеминутно воздавать ему хвалу. - Мне кажется, вас одолевают страсти другого рода, ведь вы еще так молоды... Что ж, я не буду мучить вас расспросами, вы кажетесь мне искренним в своем порыве посвятить жизнь Богу, но не пожалеете ли вы об том, когда вашего чувствительного сердца коснется любовь к женщине? Я ничего не ответил. ========== Часть 6. Велья Гоа. ========== Отец Брито, подобно отцу Мобежу, был одет в местный национальный костюм, который был принят у касты индийских кшатриев - длинную белую рубаху с красной каймой, тюрбан и простые сандалии. Я знал, что иезуиты стараются максимально проникнуться традициями и образом жизни народов, среди которых проповедуют, и поэтому меня нисколько не удивил его внешний вид. Дон да Сильва низко поклонился ему. - Отец мой! Позвольте мне представить вам этого юношу. Он попал ко мне в плен, когда на порт Галле напали эти еретики-голландцы, на корабле которых он путешествовал, исполняя тайную миссию кардинала Ришелье. Отец Брито внимательно посмотрел на меня. Потом улыбнулся и опустил руку мне на плечо. - Что привело вас, сын мой, в нашу обитель? - Он мечтает стать миссионером, подобно преподобному Франциску Ксаверию, сподвижнику Игнатия Лойолы, и самому великому проповеднику после апостола Павла, - ответил за меня дон да Сильва. - Вы обучались богословию? - Да, в Тулузском университете. Я был лучшим среди студентов моего факультета, - ответил я. - Как вы попали на голландский корабль? - Я плыл на нем в качестве штурмана экспедиции минейра Тасмана. Это было неплохим прикрытием для исполнения моего поручения. В Пекине мне оказывал содействие отец Мобеж, который во многом поспособствовал укреплению моей мечты стать миссионером, но только не в Китае, а в Индии. Дон да Сильва, выслушав мою историю, любезно согласился отвезти меня в Велья Гоа, за что я ему безмерно благодарен. - Это длинный и сложный путь, сын мой. Вы уверены в своем выборе? Я немного поколебался. Мне не хотелось лгать этому человеку, взгляд которого был столь же светел и чист, как и его помыслы. Он расценил мое молчание по-своему. - Это хорошо, что вы отвечаете не сразу. Умение думать, рассуждать, быть сдержанным в высказываниях- отличные качества для последователя нашего ордена. Дон да Сильва, - обратился он к моему спутнику. - Я беру этого юношу на свое попечение. Вы можете больше не волноваться о его судьбе. Когда капитан вышел, отец Брито тут же перестал улыбаться и резко спросил: - Зачем вы солгали мне? Я смело взглянул на него. - У меня не было выбора, отец мой. Я не мог озвучивать при доне да Сильве свои истинные цели и намерения. - Что ж, он ушел. И я внимательно вас слушаю. Я некоторое время собирался с мыслями. Потом заговорил. - Я действительно обучался в Тулузском университете на теологическом отделении, и действительно был лучшим учеником. Но из-за финансовых проблем в семье я был вынужден уехать из дома в Роттердам, в колледж минейра Бекмана, где я прошел курс точных наук- физики, математики, астрономии. По рекомендации Виллема Блау, официального картографа Голландской Ост-Индской кампании, я попал в качестве штурмана в состав экспедиции Абеля Тасмана, который, узнав о моем знатном происхождении, поручил мне тайную миссию к советнику императора хоше бэйлэ Доргоню в Китае. Во время захвата порта Галле я попал в плен к дону да Сильве, и мне пришлось придумать всю эту историю про кардинала Ришелье и мечту стать миссионером в Индии. Простите меня, отец мой, что я невольно ввел вас в заблуждение. Несмотря ни на что, я всегда остаюсь добрым католиком и питаю самое искреннее уважение к матери нашей Церкви и к ее ревностным служителям. - Вы говорили, что в Китае вам покровительствовал отец Мобеж, это правда? - Истинная правда! Он является руководителем Пекинской астрономической обсерватории, страсть к науке сблизила нас. - Назовите мне ваше имя. - Я младший сын графа де Пейрака де Морана д"Ирристрю, потомка графов Тулузских. В его глазах мелькнул интерес. - Кем вам приходится Луи Николя Ле Тоннелье, барон Бретей? - Это кузен моего покойного отца. - И мой дядя по отцовской линии, - с улыбкой закончил отец Брито. Сказать, что я был ошарашен - это не сказать ничего! Меня хватило только на то, чтобы спросить: - Неужели?! - Да-да, сеньор де Пейрак, мы с вами находимся в отдаленном родстве. У дома Бретей есть две линии - французская и португальская, к одной из которых имеет отношение ваша семья, а к другой - моя. - О, ну конечно же! - воскликнул я. - Сальвадор де Брито Перейра, губернатор Рио-де-Жанейро - ваш отец. Как же я сразу не вспомнил! - Удивительно, что судьба свела нас здесь, в Велья Гоа. Я должен был отправиться с миссией в Мадурай... - задумчиво покачал головой отец Брито. - А я - с экспедицией в Батавию, - смеясь, ответил я. - Но раз Господь даровал нам эту невероятную возможность познакомиться друг с другом, мы должны быть не только бесконечно благодарны ему за это, но и задать себе вопрос - с какой целью? Я беспечно пожал плечами. - А это имеет какое-то значение? - Конечно! Я не верю в случайности. На нашем жизненном пути мы повсюду встречаем знаки, но часто проходим мимо, не замечая их. А между тем скольких опасностей можно было бы избежать благодаря им, сколькими возможностями воспользоваться! Кстати, - шутливо продолжал он. - Возможно, что наша с вами удивительная встреча - это знак для вас все-таки избрать своей стезей миссионерскую деятельность. - Или вам отправиться со мной в экспедицию по исследованию новых земель! Мы оба расхохотались. Мы условились, что я буду жить у Жоао в качестве помощника и ученика. На людях я продолжал почтительно называть его отец Брито, но наедине мы обращались друг к другу просто по имени. Он был великолепно образован, но больше в области философии и гуманитарных наук, в то время как я отдавал предпочтение точным. Мы подолгу беседовали, находя много общего в наших взглядах. Одно нас рознило - его крайний аскетизм в быту. Он спал на полу, не ел ни мяса, ни рыбы, только овощи, фрукты, рис и молоко, да и того крайне мало, равнодушно относился к материальной стороне жизни. Он был по сути своей настоящий аскет и подвижник. Я же стремился к роскоши, удобству, красоте и изяществу. Я мог стойко переносить тяготы существования, только если точно знал, что буду сторицей вознагражден за это в будущем. - Жоффрей, что есть золото - лишь тлен! Ты же ученый - подумай, променял бы ты все свои знания на презренный металл и способность тратить его на ненужные в сущности вещи и развлечения? Разве тебя не привлекает чистая наука, незамутненная помыслами о земном? - Это все схоластика, Жоао! Что есть наука, как не способ познания мира, окружающего нас, вполне материального? А золото необходимо, чтобы жить, думать, любить... Нельзя быть свободным, независимым, оставаясь при этом нищим! - Свободу духа нельзя купить за деньги! А свобода мысли - это опасное заблуждение, от него попахивает дьяволом. Ты же изучал теологию - скажи мне, если в сердце твоем царит Бог, разве там не поселяется мир? - А что же делать разуму в голове, коль в сердце царит Бог? - Подчиниться, смирить гордыню, припасть к источнику света и радости - Библии! - О Боже, Жоао, я прекрасно могу сочетать любовь к Богу и любовь к знаниям, мое сердце и разум находятся в добром согласии! Еще бы хотелось, чтобы к ним присоединилось и тело - и тогда я достигну полной гармонии! - Если ты откроешь не только сердце, но и разум Богу, то твое стремление к совершенству будет достигнуто гораздо быстрее! Ты ищешь многого, а все - в Едином, - он перекрестился. - Да, я ищу многого - пищи для ума, любви для сердца, сражений и приключений для тела. Я жажду познать и испытать все, что может дать мне этот мир. Я не хочу выбирать жизнь аскета, не узнав, что значит жить в роскоши, я не хочу отказываться от любви к женщине, не познав ее в полной мере, и я не хочу останавливаться на пороге познания мира, ограничив его какими-либо рамками. Я открыт для всего нового, как Адам в Раю! - Не мне тебе напоминать, сколь сокрушительным было его падение, когда Господь изгнал его оттуда, - негромко произнес Жоао. - Господь добр и справедлив, он не оставил сына своего, не оставит и меня. *** - Возглавить миссию в Модурае? - ошеломленно переспросил отец Брито. - Да, брат мой, - отозвался Андре Фрейе, невысокий плотный иезуит с пронзительным взглядом. - Я хотел лично сообщить вам эту радостную новость и попроситься к вам в сопровождающие. Жоао начал возбужденно ходить по комнате. Я и отец Фрейе следили за ним взглядами, не решаясь нарушить его раздумья. - Достоин ли я? - наконец проговорил он, остановившись перед нами. - Я не знаю более достойного человека, чем вы, отец Брито! Вы один обратили в католичество больше индийцев, чем все проповедники Велья Гоа вместе взятые! Вы знаете, что местные жители считают вас перерождением святого Франциска Ксаверия? - Андре набожно перекрестился. - Тщеславие... - с досадой и горечью произнес отец Брито. - Слава земная, почести, поклонение и восхищение значат столь мало для меня. Моя цель - нести свет католической веры язычникам, помогать страждущим. Я не стремлюсь стать кем-то значительным в глазах людей, я хочу лишь достойно служить Господу нашему по мере своих скромных способностей! Я переглянулся с Фрейе и едва заметно кивнул ему. Он понимающе мне улыбнулся и вышел. - Жоао,- начал я. - Что так взволновало тебя? - О, поверь, я не боюсь ни ответственности, ни тягот, связанных с этим высоким постом! Меня гложет неуверенность в себе! Хватит ли мне знаний, умений... Я изумленно смотрел на него. - Да ты шутишь! Тебе предлагают настоящее дело, необъятное, захватывающее, как раз соответствующее твоей натуре! А ты терзаешься какими-то непонятными сомнениями. Честно, я не понимаю тебя. Он присел напротив меня и негромко сказал: - Жоффрей, меня поражает твоя внутренняя сила. Я восхищаюсь тобой. Тебе неведомы страх и сомнения. Я же наполнен ими доверху, как сосуд водой. Малейшее волнение - и они выплескиваются наружу. - Послушай, - я наклонился к нему и заглянул в глаза. - В твоей душе и мыслях всегда царили мир и согласие, потому что они были устремлены к Богу. Ты говорил мне, что случайностей не бывает, и везде Господь оставляет нам знаки, которые помогают понять его замысел. Твое назначение в Модурай - это ни что иное, как знак! - Знак чего? Поддаться тщеславному порыву и вознести себя над другими? Предать те идеалы смирения и отречения, которые я избрал для себя? - Да нет же! Поднявшись на более высокую ступень совершенствования, распространить свое влияние на как можно большее количество людей, которых ты сможешь обратить! Подумай, твое назначение сулит тебе множество свершений во славу Божию! Отказавшись, ты нарушишь его планы в отношении тебя. Жоао посмотрел на меня долгим взглядом. - Как же ты ловко ставишь все с ног на голову! И как вольно толкуешь то, что неподвластно человеческому пониманию! - Все что не делается, все к лучшему, разве нет? Я склонен говорить "да" всему, что предлагает жизнь. В любом случае, ты обретешь бесценный опыт, и неважно, положительный он будет или отрицательный. Он некоторое время сидел, прикрыв глаза, потом с улыбкой сказал: - Хорошо, я приму это предложение! Но ты, Жоффрей, поедешь со мной!
violeta: ========== Часть 7. Бангалор. ========== Жоао решил добираться до Модурая пешком, и мы отправились в путь - он, я и отец Фрейе. Дорога наша была длинной, нелегкой, проходила через множество богом забытых полуразрушенных деревень. Бедность, болезни, грязь- вот что видел я вокруг. Та сказочная Индия, которую я рисовал в своем воображении, была полной противоположностью той, какой она оказалась на самом деле. Меня восхищали участие и забота, которую проявляли мои спутники по отношению к местным жителям. Они ухаживали за больными, помогали страждущим, проповедовали. Я же не находил в себе сил разделять страдания этих несчастных, мне хотелось как можно скорее добраться до Модурая. Ну или хотя бы до какого-нибудь крупного города. Этот скорбное путешествие нагоняло на меня тоску. Я корил себя за бесчувствие, но ничего поделать с собой не мог. Все изменилось кардинальным образом, когда мы добрались до Бангалора, или Деварайянагара, как его здесь называли. Дворцы, храмы, широкие улицы, площади... Я жадно смотрел по сторонам, впитывая в себя всю эту красоту и пышность. Я наслаждался яркими красками, шумом, танцами уличных танцовщиц... Мои спутники, уступив моим настойчивым просьбам, согласились пожить здесь несколько дней. И я был несказанно счастлив! Я носил традиционные индийские одежды, отросшие волосы на местный манер затягивал кожаным шнурком. За время пребывании в Индии я неплохо научился говорить на тамильском языке, распространенном в этой местности. Учитывая мою природную смуглость, меня нередко принимали за индийца, и я мог беспрепятственно проходить в те места, куда европейцам вход был строго-настрого запрещен. Например, в храмы... - Приветствую вас, - услышал я негромкий голос за своей спиной. Я с трудом оторвался от созерцания барельефов, украшающих стены храма. Каменные фигуры, слитые в любовном томлении во всех проявлениях чувственного порыва, привели меня в состояние крайнего удивления и вызвали неподдельный интерес. Никогда я не видел ничего подобного. Казалось немыслимым представить себе эти скульптуры в католической чопорной Европе, где на отношения между мужчиной и женщиной Церковь накладывала жесткие ограничения. Здесь же они были предметом поклонения. Молодой брахман взирал на меня с легкой улыбкой. Он быстрым взглядом окинул мою одежду, которая напоминала одеяния кшатриев, мои длинные волосы, шрамы на лице, оценил мое умение непринужденно держаться, и сделал для себя вывод, что я принадлежу к касте воинов. Я не стал его разубеждать. Мне было на руку, что он относится ко мне с уважением и почтением. - Господин интересуется нашим храмом? - Да. Я восхищен им! - Там, откуда вы прибыли, нет храмов, посвященных богу Шиве? - удивленно спросил он. - Увы, нет! Я впервые вижу подобную красоту! - Тогда неудивительно, что вас так пленили наши украшения, символизирующие соединение лингама и йони, божественного действа, ведущего к просветлению и совершенству. Я про себя усмехнулся- мне понравилась идея достичь просветления путем сладостного слияния с женщиной. Матери нашей католической Церкви стоило взять этот постулат в качестве основополагающего в своей религиозной практике. Брахман между тем продолжал: - Этот ритуал дарит свободу и блаженство, и как не считать его проявлением божественного вмешательства? И как всякий ритуал, он имеет свои правила и условия. Терпение и самообладание для мужчины, ибо женщины в любви медлительны, и готовность идти навстречу всем желаниям мужчины- у женщины. Лишь проведенный по всем правилам он угоден богу. И им в совершенстве владеют девадаси, жены Шивы, наши храмовые танцовщицы. Я понял, к чему он клонит, и снисходительно кивнул. Он обернулся к боковой двери и хлопнул в ладоши. Через мгновение передо мной предстала черноволосая, гладко причесанная девушка в легких одеждах. - Господин желает увидеть мой танец?- тихо проговорила она. Изящная, гибкая, она кружилась в волнующем и чувственном танце. Мелодично позвякивали браслеты на ее руках и ногах, шелестела шелковая ткань ее ярких одежд. От аромата благовоний слегка кружилась голова. Ритмично били барабаны, погружая меня в состояние, близкое к трансу. Я не видел ничего, кроме ее призывно приоткрытых губ, черных, как ночь, пронзительных глаз, стремительных движений ее восхитительного тела. Внезапно все прекратилось, и она опустилась на колени рядом со мной. Завораживающим низким голосом она начала читать мне священные сутры Шивы, превращая наше будущее соитие в торжественный церемониал, посвященный богу. Я узнал, что моей главной задачей является дать наслаждение женщине, ибо когда она удовлетворена- радуется Вселенная, и улучшается моя Карма. И что физическое наслаждение, Кама, - ничто без наслаждения духовного, Мокши, так как в идеале должны соединиться не только наши тела, но и души, порождая Майтхуну, божественный акт творения в миниатюре. Если все происходит правильно, то в момент наивысшего блаженства высвобождается Прана, универсальная энергия, энергия любви... Девадаси медленно разделась, распустила по плечам свои роскошные тяжелые волосы и приникла обжигающим поцелуем к моим губам. Очень скоро ее искусные движения и ласки привели меня в состояние крайнего возбуждения, но я старался держать свою страсть в узде. Я хорошо запомнил советы брахмана относительно терпения и самообладания. И слова девушки о том, что моей главной обязанностью является доставить удовольствие ей. Слегка охрипшим от желания голосом я сказал: - Научи меня любить тебя, божественная! Головокружительный водоворот чувственных наслаждений захватил нас. Жаркие поцелуи опьяняли, нежные прикосновения дарили состояние непередаваемой эйфории, каждое движение наших тесно сплетенных тел вело нас все выше и выше, к вершинам блаженства. Миг нашего единения был столь пронзителен, что на секунду мне показалось, что наши тела стали невесомы, что мы парим в небесах, и что яркий свет заливает все вокруг. С трудом придя в себя от только что пережитого потрясения, я с удивлением обнаружил, что нахожусь в небольшой полутемной комнатке, на невысокой тахте, заваленной шелковыми подушками, рядом с обнаженной, утопающей в неге девушкой, которая только что заставила меня пережить самые восхитительные мгновения в моей жизни. Она коснулась моей щеки и заставила меня склониться к ее лицу. Серьезно глядя мне прямо в глаза, она прошептала: - Мне нечему учить тебя, ибо в тебе воплотился сам бог Шива, сладострастный и неутомимый. Я слегка улыбнулся и жадным поцелуем впился в ее податливо раскрывшиеся мне навстречу губы. *** Мы виделись еще несколько раз, и с каждой новой встречей я все больше привязывался к своей чудесной наставнице. То наслаждение, которое я испытывал с нею, нельзя было объяснить только безумным желанием, которое она во мне вызывала. Я с удивлением понял, что мне нравится беседовать с ней, слышать ее голос, ее смех, наблюдать за ее чарующим танцем. Мне казалось, что я влюблен в нее, и я предложил ей уехать со мной в Модурай. Она с испугом отшатнулась. - Я не могу покинуть храм, господин! Я принадлежу только Шиве и мне не позволено любить никого, кроме него. Я прижал ее к себе и нежным поцелуем коснулся виска. - А если я скажу, что ты мне очень нравишься? Она спрятала лицо на моей груди и ничего не ответила. - Неужели ты не чувствуешь, что между нами есть связь? Что нам невыносимо будет расстаться друг с другом, и сердца наши будут кровоточить, когда я уеду? - мягко продолжал я, гладя ее по волосам. - Да, господин. Но я также знаю, что скоро наскучу тебе, ведь я простая храмовая танцовщица и принадлежу к касте шудр, а ты кшатрий, благородный воин. Нам не суждено быть вместе. Но я всегда буду помнить тебя, поверь мне. Она подняла ко мне свое прекрасное лицо, залитое слезами. Я кончиками пальцев провел по ее дрожащим губам, заглянул в волнующую глубину ее темных глаз и прошептал: - Божественная, я пронесу твой образ в своем сердце через всю жизнь! На следующий день я навсегда покинул ее. Я пребывал в мрачном настроении все то время, что занял наш путь от Бангалора до Модурая. Впервые мне было так невыносимо тяжело. Любовь к женщине оказалась совсем не такой восхитительной и приятной, как мне представлялось. Она несла с собой еще и боль, и тоску, и страдания. Я закрывал глаза и видел перед собой лицо моей богини, с которой мне пришлось расстаться вопреки моей воле. Желание вновь соединиться с ней, пережить заново все восторги нашей головокружительной близости было столь острым, что я едва сдерживался, чтобы не повернуть назад. Мои спутники, заметив мое состояние, попытались выведать его причины. Я отмалчивался. Разве способны были понять святые отцы мучения моей души, впервые соприкоснувшейся с другой, и навеки разлученной с нею? Я пытался успокоить себя тем, что у нас все равно не могло быть будущего, что слишком многое разделяло нас- происхождение, вера, культура, но моему сердцу было наплевать на все доводы рассудка, оно истекало кровью. И я поклялся себе, что никогда больше ни одной женщине не позволю настолько завладеть собой, что отныне все свои чувства я буду держать под жестким контролем. Приняв это решение, я немного успокоился. Но в глубине души я понимал, что мою рану залечит только время и расстояние... И новая любовь. ========== Часть 8. Модурай. ========== Наконец мы прибыли в Модурай. О, вот это была настоящая Индия! Запахи специй и благовоний витали в воздухе. Красота и монументальность древних построек поражала воображение. Пестрая толпа, состоящая из торговцев, паломников и горожан, по извилистым улочкам текла к храму Минакши, в котором, как я понял из разговоров, должно было состояться ритуальное ежегодное действо, символизирующее свадьбу бога Шивы и богини Парвати. Я загорелся желанием попасть туда. Когда Жоао и отец Фрейе расположились в миссии и приступили к исполнению своих обязанностей, я тихонько улизнул. Этот величественный храм не шел ни в какое сравнение с тем, который я видел в Бангалоре. Это был даже не храм, а целый храмовый комплекс, состоящий из дворцов, часовен, садов и водоемов. Около ворот, ведущих внутрь, стояли две статуи, Ганеши и Субраманьи, сыновей Шивы и Парвати. Там же был и дрессированный слон, который благословлял прикосновением хобота к голове посетителей. Но самое большое потрясение я испытал, когда вошел в главный зал храма, зал тысячи колонн, который был окружен четырьмя внешними стенами, над которыми возвышались 12 высоких башен. Все они были богато украшены и пестро разрисованы разнообразными фигурами - фантастическими животными и существами, сценками из жизни богов и простых смертных, и клянусь, я не отыскал и двух похожих, пока рассматривал их. Вокруг оглушительно били барабаны, звучала пронзительная музыка, курились благовония, кружились в стремительном танце танцовщицы, толкались люди, и внезапно мне захотелось на воздух. Через празднично расписанную колоннаду я прошел во внутренний дворик храма, где располагался пруд, около которого я присел, чтобы отдохнуть. Опершись спиной на ствол дерева, широко раскинувшего свою пышную крону над поверхностью воды и дарящего блаженную прохладу, я прикрыл глаза и задремал. Сквозь сон я слышал, что недалеко от меня расположились две весело щебечущие девушки. Смеясь, они обсуждали праздник, паломников, свои выступления. Я понял, что это девадаси, и слегка приоткрыв глаза, начал их внимательно рассматривать. Они нисколько не походили на ту, разлука с которой все еще терзала мое сердце, но были довольно милыми и в своих ярких нарядах напоминали экзотических птиц. Вдруг одна из них посмотрела на меня и что-то прошептала на ухо подруге, после чего обе прыснули со смеху. Она встала, и грациозно покачивая бедрами, подошла ко мне. Открыв глаза, я уже не таясь наблюдал за ее приближением. Она склонилась к моему лицу и игривым голосом осведомилась: - Господин желает увидеть мой танец? Я окинул ее задумчивым взглядом и высокомерно произнес: - Не уверен, что ты сможешь угодить мне. Она оторопела. Видимо, впервые с ней говорили подобным образом. Не зная, что предпринять, она обернулась к подруге. Та растерянно пожала плечами. Вновь переведя взгляд на меня, она гордо вздернула подбородок. - Почему господин сомневается в моем искусстве? - Если бы ты и вправду была так искусна, как говоришь, то сейчас танцевала бы в храме на празднике, а не добивалась так упорно моего внимания. Ее глаза вспыхнули от ярости. - Я девадаси, супруга Шивы, ты не смеешь говорить со мной в таком тоне. Я встал, и глядя ей прямо в глаза, негромко сказал: - А знаешь ли ты, кто я? Она вся сжалась под моим суровым взглядом и начала лепетать извинения. Я снисходительно улыбнулся и повелительным жестом остановил ее. - Ты дерзкая девчонка. Тебя следует наказать за твою непочтительность. Я сделал небольшую паузу, наслаждаясь ее страхом, и продолжил: - Так и быть, я не буду жаловаться на тебя брахманам. Но ты станцуешь для меня. Прямо сейчас. Она начала растерянно оглядываться. - Здесь? - Да, - я снова сел на траву и прислонился спиной к дереву. - Начинай. Она неловко закружилась в танце, на ее ресницах блестели слезы. Я недовольно поморщился. - Это все, на что ты способна? Она закусила губу. Бросая на меня яростные взгляды, она стала двигаться более плавно и изящно. Я одобрительно кивнул. - Продолжай. Она резко остановилась и сказала: - Господин, пойдемте со мной. Я покажу вам все, на что способна. Наедине. Она провела меня в небольшую комнату и жестом предложила присесть на низкую тахту. Я медленно опустился на нее, потом прилег, опираясь на подушки. Она начала танцевать. Все ее движения были механическими, заученными, она двигалась, как заводная кукла. Ни страсти, ни магии не было в этом танце. Мне наскучило смотреть на нее, и я лег на спину, задумчиво уставившись потолок. Я даже не повернул головы, услышав ее рыдания. - Господину не понравилось? - Нет. - Но почему? - Потому что ты плохо танцуешь. Она присела на кровать рядом со мной и жалобно заглянула мне в глаза. - Вы пожалуетесь на меня? Я немного помолчал. Потом слегка улыбнувшись, притянул ее к себе. - Нет, если ты будешь умницей и по-настоящему порадуешь меня. О, и она постаралась на славу! Я познал такие изысканные ласки, такие утонченные наслаждения, что весь мой предыдущий опыт, очень скромный, как оказалось, померк перед целой вселенной новых, поистине восхитительных открытий. В этот раз я нисколько не заботился о том, чтобы доставить удовольствие девушке, я поддался эгоистичному желанию быть властным и суровым господином, отчасти даже жестоким. Я находил в этом дополнительную прелесть, и с восторгом постигал другую сторону любви, чувственную и порочную. Как ни странно, моей партнерше понравилось такое отношение, она охотно поддержала игру, которую я затеял, и в итоге мы оба получили невероятное удовольствие от нашего единения. Одеваясь, я заметил, что она достаточно сильно исцарапала меня, а у нее от моих неистовых поцелуев распухли губы. Она перевернулась на живот и томным голосом произнесла: - Ты придешь еще, господин? Я снисходительно потрепал ее за подбородок. - Не знаю, моя радость, возможно. Выйдя из храма, я вдруг осознал, что совершенно не думаю о той, чей образ так долго преследовал меня. Я больше не чувствовал, что мое сердце разрывается на части от невозможности увидеть ее, прижать к себе, забыться в головокружительном восторге обладания. Я был окончательно и бесповоротно свободен от мыслей о ней. И я с удовлетворением сделал для себя вывод, что мир становится простым и понятным, когда любовь уступает место страсти, а сердце- рассудку. *** Обретя душевное равновесие, я вернулся к своим прежним занятиям - я помогал отцу Брито ухаживать за больными, сопровождал его на прогулках по городу, присутствовал при проповедях. Так как меня принимали за индийца, и индийца, принадлежащего к господствующей касте, к Жоао прислушивались и относились с уважением. Модурай был центром индуистской религии, и христианских миссионеров здесь не жаловали. Я даже пожалел, что так настаивал когда-то на отъезде из Велья Гоа. Нашу крохотную общину в любой момент могли подвергнуть мученической смерти, а мне совсем не улыбалось умирать во цвете лет из-за глупых религиозных споров. Как это уже часто случалось в моей жизни, все решил случай. Ухаживая за одним стариком в госпитале, созданном при миссии, я по каким-то неясным для себя причинам проникся к нему дружескими чувствами. Возможно потому, что он был в прошлом моряком и штурманом на испанском галеоне «Нуэстра Сеньора де Аточа», возможно, что подобно мне он когда-то покинул отчий дом ради поиска приключений... Не знаю, да это и не важно. Важным было то, что он подсказал мне поистине удивительную и уникальную возможность разбогатеть. Узнав, что я был штурманом в составе экспедиции Абеля Тасмана и обучался искусству картографии у знаменитого Виллема Блау из Роттердама, он воскликнул: - Сам Бог свел нас с вами, сеньор! - и дрожащими руками извлек из-за пазухи потрепанную карту, которую протянул мне. Я внимательно всмотрелся в нее. Она была достаточно неплохо исполнена и вполне годилась для составления курса, если бы это потребовалось. Я вопросительно посмотрел на него. - Что вы хотите, чтобы я сделал с ней? - Я умираю, - он сделал протестующий жест, когда я попытался возразить. - Не спорьте, ведь это очевидно. Но перед смертью мне захотелось раскрыть кому-нибудь тайну, которую я храню уже долгие годы. Вы знаете, что перевозил «Нуэстра Сеньора де Аточа» ? - Нет. Старик перешел на шепот. - Он был загружен золотом и серебром аж до пушечных портов. Главную часть груза составляли 250000 серебряных монет, отчеканенных в Мехико, Боготе и Сантьяго-де-Чили. Он затонул недалеко от Маркизас-Кис, и на этой карте указано место, где произошло крушение. Я сам составил ее, и уверяю вас, она весьма точна и подробна, вы с легкостью сможете найти затонувший галеон и завладеть несметными сокровищами. - 28 галеонов вышли из Гаваны через несколько дней после праздника Святого Пантелеймона и взяли курс на Испанию. Их трюмы были полны золота из Новой Гранады и серебром в пластинах и монетах для отправки в Севилью. На борту «Нуэстра Сеньора де Аточа», где я был штурманом, помимо всего этого была еще и кубинская медь, предназначенная для доставки в Малагу и отливки бронзовых пушек. Он говорил медленно, слегка прикрыв глаза. - Наше командование решило отплыть в новолуние, что считается у моряков доброй приметой, но увы, на этот раз она не сработала. Главный лоцман направил флот во Флоридский пролив в поисках наиболее сильного течения Гольфстрим у Флорида-Кис. Через два дня пути на нас обрушились штормовые ветра, переросшие в ураган. Это был настоящий ад- обрывались паруса и оснастки, от ударов корпуса о гигантские волны рухнула грот-мачта, сломался румпель, потом мы натолкнулись на рифы и к утру корабль затонул. Старик немного помолчал. Лицо его исказилось от боли. - Нас спас случайно проходящий мимо ямайский парусник. Пять человек, всего пять выжили в этой схватке со стихией. А 260 пошли ко дну вместе с этим проклятым галеоном. В одном лье от нас сел на мель "Ла Санта Маргарита". У них погибло 130 человек. - Когда же вы успели нарисовать эту карту?- спросил я. - Я вернулся на место крушения через несколько лет с адмиралом Франциско Мелианом, который желал спасти столь ценный груз. Но я указал только, где разбился "Ла Санта Маргарита". Местоположение второго, «Нуэстра Сеньора де Аточа», я не стал выдавать- мне хотелось самому завладеть сокровищами. Но судьба не позволила мне этого. После долгих странствий я завершаю свой жизненный путь здесь, в Модурае, без гроша в кармане, без семьи, без надежды... Господь наказал меня за мою жажду к наживе. Он поднял на меня глаза. - Сеньор де Пейрак, я верю, что вы сумеете правильно распорядиться всем этим богатством, когда найдете его. Вы столько делаете для миссии, уверен, что когда вы станете полноправным членом ордена иезуитов, наша мать католическая церковь возрадуется,- он набожно перекрестился. Я чуть было не ляпнул, что не собираюсь вступать в орден, но вовремя прикусил язык. Конечно же, бедняга хотел замолить свои грехи перед Богом, отдавая церкви в моем лице эту карту! Я взял его руку в свои и крепко пожал. - Вы можете быть спокойны - я буду молиться за вас! И те деньги, которые мне волею Божьей удастся поднять со дна моря, пойдут исключительно на благие цели! Старик удовлетворенно вздохнул и благодарно посмотрел на меня. Ночью он умер. *** Итак, у меня была карта, но не было ни корабля, ни команды, ни средств, чтобы организовать поиск затонувших сокровищ. Кроме того, нужны были ныряльщики или какой-нибудь хитроумный аппарат, позволяющий находиться долгое время под водой. Я слышал рассказы о подводном колоколе, но видеть его мне не доводилось. Я прекрасно понимал принцип работы этого устройства, и при случае наверняка смог бы его сконструировать, но вопрос опять упирался в деньги, которых у меня не было. Решением проблемы явился один французский купец, путешествующий по Индии в поисках драгоценных камней. Звали его Жан-Батист Тавернье, и познакомились мы на шумном базаре, где я закупал провизию для миссии, а он- интересовался изделиями ювелиров. Со своим слугой они разговаривали по-французски, и услышав родную речь, я не удержался от соблазна подойти к ним. Они были изумлены, узнав что я их соотечественник и живу здесь в португальской общине иезуитов. - Месье де Пейрак, это просто удивительно! - восклицал Тавернье. - Если бы вы не заговорили со мной на нашем родном языке, я поклялся бы, что вы индиец. - Это политика ордена иезуитов - перенимать обычаи и традиции народов, среди которых они проповедуют. Одежда же имеет очень важное значение в Индии- она передает социальный статус владельца. Уважение и почтение, а значит и желание прислушаться к говорящему, могут вызвать только кшатрии и брахманы, представители верховных каст. - Судя по вашему облачению и прическе, - он окинул меня изучающим взглядом. - Вы весьма важная персона. Я рассмеялся. - Я помощник отца Брито, главы миссии. Если желаете, вы можете расположиться у нас на время пребывания в Модурае. - Прекрасно! Я с удовольствием воспользуюсь вашим любезным предложением. Какое же это было удовольствие - снова говорить по-французски! Я наслаждался изысканностью, мелодичностью, красотой каждого слова, поражался изяществу и поэтичности самых банальных фраз. Я вел долгие беседы с господином Тавернье, горя желанием не только узнать побольше о его странствиях, но и в полной мере восполнить недостаток общения на родном языке, возможности слышать который я был так долго лишен. В один из вечеров он поделился со мной своей мечтой - найти уникальный бриллиант, который был бы достоин украшать корону самого короля Франции. Я удивился. - Неужели до сих пор вам не попадалось ничего, заслуживающего внимания? Мне всегда казалось, что Индия буквально наводнена изумительно красивыми драгоценными камнями! Он досадливо поморщился. - Да, я встречал великолепные образцы и в знаменитых алмазных копях Голконды, и у многих местных князей. Но я грежу о короле бриллиантов, подобном Великому Моголу, который я имел удовольствие созерцать в сокровищнице Шах-Джахана в Агре. О, поистине это было незабываемое зрелище! Один из самых крупных камней, который мне когда-либо доводилось видеть, ограненный в форме высокой розы. Но у него был дефект в виде небольшой трещинки. Я обратил внимание шаха на этот изъян, и он оштрафовал незадачливого ювелира. - Индийцы предпочитают украшать самыми прекрасными образчиками ювелирного искусства статуи своих богов, - задумчиво проговорил я. - В храмах я видел драгоценные камни величиной с кулак. Тавернье наклонился ко мне. В его глазах загорелся алчный огонек. - Индийцы пускают вас в свои храмы? Но ведь это запрещено! Я пожал плечами. - Брахманы принимают меня за местного жителя и не чинят мне никаких препятствий. Вы же сами не признали во мне француза во время нашей первой встречи. - Месье де Пейрак!- торжественно сказал он после недолгих раздумий. - Я предлагаю вам сделку. Вы находите столь необходимый мне бриллиант, договариваетесь со жрецами о его продаже и получаете четверть стоимости камня за услуги посредника. Ну как, по рукам? *** - Он синий и величиной с куриное яйцо. В огранке я не очень разбираюсь, но мне кажется, она довольно грубая, - через несколько дней рассказал я Тавернье о своей находке. - Синий? - с сомнением протянул он. - Возможно, это сапфир? - Нет, это алмаз. Я видел его недалеко от Модурая, в храме Азхагар Коил, который посвящен богу Вишну. Он украшает шею божества, символизируя священный драгоценный камень каустубха. - Синий алмаз - это же невероятная редкость, -возбужденно воскликнул Тавернье. - Они согласны продать его? - Как ни странно, да. Камень имеет дурную славу, брахманы намекали мне, что он несет смерть своим владельцам. Именно поэтому он и находится в храме, никто не желает связываться с драгоценностью, которая имеет столь мрачную репутацию. - Это все ерунда! Глупые предрассудки! Месье де Пейрак,я готов заплатить любые деньги за этот камень! Синий бриллиант, подумать только - это же настоящее сокровище! - Полностью с вами согласен. Через несколько дней Тавернье стал счастливым обладателем редчайшего алмаза, а я - необходимой мне суммы, чтобы организовать экспедицию по поиску затонувшего галеона. Я решил уехать вместе с Тавернье в Мадраспатнам, порт, основанный Голландской Ост-Индской кампанией на Коромандельском берегу, омываемом водами Бенгальского залива. Ювелир был связан с голландцами торговыми делами, я же считал их прекрасными мореходами, способными переплыть Тихий океан и доставить меня к месту назначения- Маркизас-Кис. Я тепло попрощался с Жоао, который с пониманием отнесся к моему желанию покинуть Индию. Мне пришлось солгать ему, что я решил вернуться на родину, во Францию, а Тавернье с его знаниями и связями показался мне отличным сопровождающим. - Я рад, Жоффрей, что у тебя появился столь достойный спутник, и тебе не придется в одиночку совершать это полное опасностей путешествие. Я с легким сердцем отпускаю тебя, но мне будет тебя не хватать. - Мне тебя тоже, Жоао. Наших бесед, споров, твоей искренности и преданности. Как прекрасно, что помимо родства нас связала еще и столь крепкая дружба. Мы обнялись, и я вдруг остро пожалел, что не он мой брат, а Роже, с которым у нас никогда не было ни связи, ни добрых отношений, ни единства мыслей. Да, стоило уехать на другой конец света, чтобы узнать простую истину, что дружба может быть много сильнее кровного родства. КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.
violeta: ========== Комментарии. ========== 1. Герцог Анри II де Монморанси — внук коннетабля Анна де Монморанси, сын коннетабля Анри де Монморанси, последний представитель знаменитого рода Монморанси из Шантийи. Крёстный сын короля Генриха IV, будущий герцог Монморанси был назван в его честь. Уже в 17 лет получил звание адмирала. В 1625 году флот под его командованием очистил от гугенотов Иль-де-Ре и Олерон. Позднее ему было даровано и звание маршала Франции — за победы над гугенотами Анри де Рогана в Лангедоке, где он сменил отца в качестве наместника с весьма широкими полномочиями. В 1629—1630 годах он успешно действовал против савойцев в Пьемонте, пленил командующего Дориа и взял Салуццо (некогда обещанный королём его отцу). В 1632 году брат короля, Гастон Орлеанский, поднял восстание против кардинала Ришелье. Несмотря на увещевания жены, итальянки из рода Орсини (и двоюродной сестры королевы Марии Медичи), Монморанси примкнул к восставшим и дал мятежному Гастону убежище в Лангедоке. В сентябре он за полчаса был разбит верным королю маршалом Шомбергом под Кастельнодари. В этой схватке Монморанси был ранен и попал в плен к королевским войскам. Тулузский парламент признал его виновным в оскорблении величества и приговорил к смертной казни. Истинной причиной королевского гнева было плохо скрываемое стремление Монморанси к образованию независимого княжества на итало-французской границе. Приговор был исполнен в Тулузе; все титулы и владения Монморанси были конфискованы (позднее их выпросил себе его шурин, принц Конде). Расправа над Монморанси обозначила наступление во Франции эпохи абсолютизма. 2. Анри Куаффье де Рюзе, маркиз де Сен-Мар — миньон Людовика XIII. Сын маркиза Эффиа, маршала Франции, близкого друга кардинала Ришельё. Сен-Мар ещё юношей был приставлен к королю кардиналом Ришельё, который хотел сделать его своим орудием для влияния на короля. Сен-Мар действительно скоро расположил к себе короля и был осыпан милостями. Таллеман де Рео в своих мемуарах вспоминает, что монарх каждый вечер уводил Сен-Мара к себе в спальню в семь часов, осыпая его руки поцелуями. Заметив, что сам король отчасти тяготится деспотизмом Ришельё, Сен-Мар задумал воспользоваться своим влиянием, чтобы низвергнуть Ришельё, — подобно тому, как ранее это сделал герцог Люинь. В заговоре приняли участие Гастон Орлеанский и Франсуа-Огюст де Ту. Заговор был открыт Ришельё, сумевшим восстановить короля против Сен-Мара. Последний и де Ту-младший были казнены 12 сентября 1642 года. 3. Виллем Янсзон Блау — голландский картограф и издатель. Виллем Блау родился в 1571 году в Алкмаре. С 1594 по 1596 год изучал астрономию и картографию у Тихо Браге. В 1600 году открыл переменную звезду P Лебедя. Около 1603 года Блау поселился в Амстердаме, где начал делать глобусы. Вскоре он также стал выпускать сухопутные и морские карты, в том числе 1605 году карту мира. В 1629 году ему удалось унаследовать печатные формы Йодокуса Хондиуса. С их помощью он издал свой собственный атлас в котором было 60 карт, 37 из которых были картами Хондиуса. Имя Хондиуса на печатных формах было изменено на Блау. В 1633 году он был назначен картографом голландской республики, а также официальным картографом голландской Ост-Индской компании. Блау создал большую коллекцию карт и вел обширную издательскую деятельность издав произведения таких ученых, как Рене Декарт, Виллеброрд Снелл, Гергард Иоганн Фосс, Питер Корнелис Хофт и др. 4. Исаак Бекман — голландский механик, математик и натурфилософ, один из выдающихся деятелей научной революции XVII века. К числу основных достижений Бекмана относится одна из ранних формулировок закона инерции, значительная роль в возрождении атомизма, заметный вклад в распространение механистического мировоззрения — философского фундамента классической физики. Бекман был одним из немногих учёных начала XVII века, поддерживавших гелиоцентрическую систему мира и пытавшихся дать причинное объяснение движения планет. Исаак Бекман родился в городе Мидделбурге (Нидерланды, провинция Зеландия) в семье убеждённых кальвинистов. После получения начального образования в родном городе был отправлен для изучения теологии, литературы и математики в Лейден. Среди его учителей были выдающиеся учёные Виллеброрд Снелл и Симон Стевин. После завершения образования некоторое время занимался бизнесом, основав завод по изготовлению свечей, где попутно занимался также постановкой различных физических опытов. В 1616 году завод был продан, и Бекман отправился в город Кан (Нормандия), где вплоть до 1618 года изучал медицину. В 1618 году некоторое время жил в городе Бреда, где познакомился с Декартом, на которого оказал большое влияние. В 1618—1619 годах Бекман был помощником ректора в городе Вере, где он принимал участие в астрономических наблюдениях знаменитого астронома Филиппа ван Лансберга. С 1619 по 1620 год работал помощником ректора в Утрехте. С 1620 по 1627 год преподавал в латинской школе в Роттердаме, где он основал технический колледж («Collegium Mechanicum»). На протяжении всей своей жизни Бекман размышлял о проблемах физики, механики, математики, натуральной философии. Метод Бекмана заключался в сочетании натурфилософских умозрений, физических экспериментов и широкого применения математики к анализу физических явлений. В начале XVII века этот подход был новаторским. Бекман был одним из первых европейских учёных, возродившим античные представления об атомах. 5. Абел Янсзон Тасман — голландский мореплаватель, исследователь и купец. Получил мировое признание за возглавляемые им морские походы в 1642—1644 годах. Первым среди известных европейских исследователей достиг берегов Новой Зеландии, Тонга и Фиджи. Собранные во время его экспедиций данные помогли доказать тот факт, что Австралия является отдельным континентом. В 1642 году Тасман назначается командиром отряда из двух кораблей Ост-индийской компании, направляемых на исследования южных и восточных вод Тихого Океана. По гипотезам географов и мореплавателей той эпохи, именно эти воды должны были омывать берега мифической Неведомой Южной земли о возможном богатстве которой рассказывали несколько поколений. Во время этого плавания, 24 ноября 1642 года, Тасман открыл у берегов Австралии большой остров (Тасмания) и назвал его в честь губернатора Нидерландской Ост-Индии землей Ван-Димена. Проследовав несколько десятков миль вдоль берега острова, Тасман повернул к востоку и 13 декабря увидел очертания ещё одной незнакомой земли. Это был остров Южный относящийся к Новой Зеландии. 6. Доргонь — крупный маньчжурский полководец и государственный деятель, регент Цинской империи в Китае, четырнадцатый сын Нурхаци , первого хана маньчжурской династии Цин, младший брат и сподвижник второго цинского императора Абахая. 7. Айсиньгиоро Цзиргалан — крупный маньчжурский военный и государственный деятель, князь Чжэн, регент Цинской империи в Китае, шестой сын Шурхаци, младшего брата Нурхаци, основателя империи Цин. 8. Прототип отца Мобежа в романе!!! Фердинанд Вербист — фламандский иезуит-миссионер и учёный, проповедовавший в Китае во времена династии Цин. Он родился в Питтеме, около Тилта, во Фландрии, части территории современной Бельгии. Он был известен как Нань Хужэнь на китайском языке. Он был опытным математиком и астрономом и доказал при дворе императора Канси, что европейская астрономия была более точной, чем китайская. Затем он исправил китайский календарь и позже попросил восстановить и перевооружить древнюю обсерваторию в Пекине, взяв на себя роли главы совета по математике и директора обсерватории. Он стал близким другом императора Канси, который часто прибегал к его помощи в обучении геометрии, философии и музыки. Вербист работал в качестве дипломата и картографа, а также в качестве переводчика, так как знал латинский, немецкий, голландский, испанский, иврит и итальянский языки. Он написал более тридцати книг. 9. Вице-король Португальской Индии- D. Joao da Silva Telo e Meneses,conde de Aveiras 1640 — 1644. 10 Иоанн де Брито или Иоанн Бритто , в Индии называл себя как Аруланандар — святой Римско-Католической церкви, член монашеского ордена иезуитов, мученик. Иоанн де Брито родился в Лиссабоне в богатой аристократической семье. Его отец был генерал-губернатором колониальной Бразилии. Обучаясь в университете Коимбры, вступил в монашеский орден иезуитов. После окончания университете монашеское начальство послало его в Индию для основания католической миссии в городе Мадурай. В Индии Иоанн де Брито следовал образу жизни, свойственному индийцам. Он изучил тамильский язык, одевался в индийские одежды и вёл себя как кшатрий. Иоанн де Брито проповедовал католицизм понятийными категориями, которые были понятны представителям индуизма. Иоанн де Брито придерживался строгой вегетарианской пищи до конца своей жизни, отказался от всякой животной пищи и алкоголя. Его проповедь христианства столкнулась с противодействием местного индийского махараджи Сетупати, который приказал его арестовать. 28 января 1693 года Иоанн де Брито был приговорён к смертной казни через отрубание головы. Казнь состоялась 4 февраля 1693 года. Его отец- Сальвадор де Брито Перейра, губернатор Рио-де-Жанейро. 10. Жан-Батист Тавернье — французский купец, который держал в своих руках европейскую торговлю бриллиантами с Индией. По торговым делам совершил пять путешествий в Индию, преодолев на своём пути более 240 000 км. Умер в Москве. Тавернье родился в Париже в семье торговцев-протестантов из Антверпена. К 16 годам он уже объехал по торговым делам прилегающие к Франции страны. Поступив на службу к имперскому наместнику Венгрии, юный Тавернье присутствовал при боевых действиях против турок. Затем состоял на службе у мантуанских герцогов из дома Гонзага. В 1630 году Тавернье задумал повидать Восток, для чего в компании трёх миссионеров отплыл в сторону Стамбула. Он проехал через Эрзрум и Баку к Исфахану, откуда вернулся через Багдад и Алеппо в Париж (в 1633 году). По возвращении, вероятно, поступил на службу к Гастону Орлеанскому. В сентябре 1638 года Тавернье вновь отправился на Восток. Достигнув Персии, он поехал далее на восток в Индию, где посетил двор Шах-Джахана в Агре и знаменитую своими алмазными копями Голконду. Тавернье скупал у местных князей бриллианты с тем, чтобы перепродать их со значительной прибылью в Европе. Именно он привёз в Европу знаменитый Французский голубой бриллиант (печально известный алмаз Хоуп). 11. С конца XVI — начала XVII веков начались вторжения иностранных завоевателей на Тайвань. Вначале это были японские феодалы и пираты, пытавшиеся закрепиться в Цзилуне, Гаосюне и Хуаляне. Однако с помощью подкреплений, присланных из Фуцзяни, они были отброшены. В 1590 году на Тайвань проникли португальцы, давшие острову название Формоза (Прекрасный). В 1624 году он попал под контроль голландцев из Ост-Индской компании. В 1626 году на Тайвань послала свои военные корабли Испания, ей удалось закрепиться в северной части острова. Борьба за обладание Тайванем между Голландией и Испанией к 1641 году завершилась в пользу первой. В сентябре 1652 года против голландских колонизаторов вспыхнуло крупное восстание китайского населения и аборигенов под руководством Го Хуая. Несмотря на разгром основных сил повстанцев, под контролем Ост-Индской компании остались лишь северный и юго-западный районы острова. Голландская Формоза просуществовала до 1661 года, когда голландский форт Зеландия и командовавший им швед Фредерик Койет капитулировали перед армией беженцев из Китая, сохранивших верность свергнутой династии Мин. Во главе китайского вторжения стоял адмирал Коксинга (Чжэн Чэнгун). При нём и его потомках китайское население Тайваня (или Дуннина, как его называли в те годы) возросло до 200 тысяч.
полная версия страницы