Форум » Творчество читателей » Лето в Плесси, 1667 год (Анжелика и Филипп), версия 2018 года » Ответить
Лето в Плесси, 1667 год (Анжелика и Филипп), версия 2018 года
Psihey: Что ж, приступаю. Допишу по ходу пьесы. Напоминаю - события охватывают временной промежуток между сценой в сенном сарае на войне и сценой в беседке на празднествах в Версале. На фикбуке: https://ficbook.net/readfic/7619190/19378717 Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лёд и пламень, Не столь различны меж собой (С) Фея – существо потустороннее, имеющее свойство вмешиваться в повседневную жизнь человека — под видом добрых намерений, нередко причиняя вред. Пролог Только впервые погрузившись в прохладу речной заводи, что надежно сокрыта от любопытных глаз в тиши Ньельского леса, Анжелика почувствовала, как оживает. Как будто и не было долгих лет, полных взлетов и падений, упорного труда, надежд и разочарований. Вода смыла с нее парижскую суету, унесла за собой мелочные заботы. Как будто она никогда не покидала этот лес, оставшись его дочерью, его феей, его маленькой Маркизой ангелов. Детство никогда не разлучается с нами, — с удивлением подумала она, — я вернулась к тебе, Пуату. Я вернулась домой. Прекрасная купальщица забралась на плоский камень у самой кромки воды, греясь в лучах полуденного солнца, словно русалка. Она не боялась быть застигнутой случайным прохожим – это тайное убежище, где не встретишь живой души, было известно ей с детства. Как же она оказалась здесь? По чьей воле? Сейчас идея вернуться в родные места на исходе лета, провести его остаток в Плесси, казалась ей совершенно естественной, как будто она всегда мечтала об этом. Но стоит признать, это внезапное счастье, позволившее ослепительной придворной даме, маркизе дю Плесси-Бельер вновь превратиться в маленькую Анжелику де Сансе, возможно, не случилось бы без ее сестры Ортанс. Деволюционная война разгоралась вместе с летом 1667 года. Париж был пуст – мужчины, в большинстве своем, еще оставались в армии, во Фландрии. Королева же покинула ставку, позволив придворным дамам вернуться в столицу. Город встретил их невыносимой жарой - ни ветерка, ни тени, только безжалостное, палящее солнце и вездесущая пыль. Липкий, густой и гнилостный воздух, каким известен Париж во время долгого и тяжелого лета, словно обволакивал и тащил за собой на дно. Казалось, город вымер или погрузился в сон. В деревню! На зеленые луга! На свежий воздух! Где та блаженная Аркадия, на берегах которой мы могли бы найти приют? – вот какова была главная тема во всех столичных салонах. И вот однажды, коротая вечер у прекрасной Нинон, Анжелика встретила сестру. - Эта жара меня убивает! – пожаловалась Ортанс. - Я не могу спать, не могу есть, я не могу думать, наконец! Маркиза дю Плесси нашла, что голос сестры напоминает ей карканье вороны. - С каким бы удовольствием я уехала сейчас в деревню, - продолжала рассуждать мадам Фалло уже более мечтательным тоном, - на чистый воздух, побродила бы по лесу…, - и, видя, что ее не слушают, взорвалась, - тебе-то хорошо, любезная сестрица, у вас есть два замка в провинции. А куда прикажешь мне? Наведаться к отцу? - Почему бы и нет, Ортанс? – невозмутимо ответила маркиза, - когда ты видела его в последний раз? - Ни разу не видела с тех пор как вышла замуж, - бросила прокурорша, еще более раздражаясь, - и не очень-то стремлюсь навестить нашу осыпающуюся твердыню! Да и помнит ли старик меня? Боюсь, и не признает, когда увидит. Не перепутает, - мысленно заверила сестру Анжелика, - вряд ли на свете сыщется еще одна такая же сварливая ханжа, как и ты. - А куда же вы едете на лето? - проявляла нетерпение Ортанс, - в Турень или все-таки в Плесси? Мысль, уехать из Парижа на лето, не приходила в голову Анжелике. Но если задуматься, идея была вполне здравой. Можно взять с собой мальчиков, слуг, пригласить хороших знакомых… Почему бы и нет? Будем гулять по Ньельскому лесу, есть землянику, кататься на лодках…. Заодно, увижу отца и Фантину. Решено, они едут в Плесси! - Еще не решили, - неопределенно ответила Анжелика и попрощалась. Вернувшись домой, молодая женщина написала мужу в армию, впрочем, не особенно надеясь на ответ, дала указания Молину, и занялась приглашениями. Маркиза как раз перевязывала стопку писем лентой, когда вошел мальчик-посыльный. - Подожди, - остановила она слугу, сменив гнев на милость, и быстро надписала последнее приглашение – прокурору Фалло де Сансе. «Пусть Ортанс и вредина, но мы все-таки сестры», - подумала Анжелика и улыбнулась своему великодушию. *** Сборы заняли больше недели. Сначала всех задержала Ортанс, примчавшаяся на следующий же день. Даже не подумав поблагодарить сестру, она вовлекла ее в обсуждение того, что и кого брать с собой в Пуату. Прокурор оставался в Париже заниматься делами – это было решено и обжалованию не подлежало. Ехали дети и камеристка. Естественно в экипаже Анжелики. Естественно мадам Фалло де Сансе согласна не брать остальных слуг. Зачем? Сестра и так везет с собой целую свиту! Еле отделавшись от Ортанс, Анжелика получила еще одно, расстроившее ее, послание. «Моя драгоценная маркиза, - писала Нинон де Ланкло, - вынуждена сообщить Вам, что я не смогу воспользоваться Вашим любезным приглашением, и посетить Ваш белоснежный замок. Герцог везет меня к себе в имение, и я обещала ему. Помните, что я люблю Вас несравнимо больше его, но, моя дорогая, я уверена, Вы не будете скучать. И я обещаю побеспокоить Вас своим присутствием, если моего избранника призовет к себе его умирающая тетка, на наследство которой он очень рассчитывает. Нежно обнимаю Вас, мой ангел. Ваша Нинон». Еще через пару дней посыльный привез из армии записку от маршала. Увидев подчерк мужа, Анжелика обрадовалась и забеспокоилась одновременно: она не ждала от него ответа, неужели Филипп собирается помешать ее планам? Ведь гости уже приглашены! В нескольких скупых фразах маркиз писал, что находит идею провести остаток лета в родовом имении удачной и надеется навестить родовое поместье в самое ближайшее время – он полагает, что кампания будет свернута к началу осени или ранее, если пойдут дожди, и он сможет располагать собою до начала охотничьего сезона. Выбор гостей и слуг маршал оставлял за женой. Филипп приедет в Плесси! – сердце Анжелики пустилось вскачь. - Рада ли она этому или огорчена? Она не могла понять, и решила пока не думать об этом. Немного успокоило ее лишь послание Молина. Со всевозможной почтительностью управляющий извещал госпожу маркизу о том, что замок готов к приему хозяев и их гостей: комнаты приведены в надлежащий вид, серебро начищено, провизия закуплена, а дорожки в саду расчищены и посыпаны песком. Старый барон посылает ей свое родительское благословление – он будет счастлив, увидеть свою дочь и внуков. Мой дорогой Молин! - с благодарностью подумала Анжелика, - он обо всем позаботился. В этой суматохе я совсем забыла написать отцу. В последний момент Анжелика хотела оставить в Париже Шарля-Анри под присмотром нянек и Барбы - слишком уж он мал для таких длительных путешествий! Но Барба запротестовала, что было совсем на нее не похоже, и стояла на своем - мальчику необходим свежий воздух. В Париже не продохнешь! А до Плесси всего три дня. И как она оставит без присмотра Флоримона и Кантора? Их наставники совсем не смотрят за мальчиками! Кроме того, господин маркиз, возможно, захочет увидеть сына. Этот последний довод подействовал на Анжелику, она сдалась, и семейство дю Плесси-Бельер выехало в провинцию в полном составе.
Psihey: Olga, может! Ведь Фуке предлагал ей продолжить достойную ее жизнь под девичьей фамилией и, вероятно, на визиты ко Двору запрета бы не было.
Psihey: Глава 25. На вершине блаженства Сидя в своей комнате, Анжелика перебирала впечатления прошедших дней. Сколько же всего произошло! Да, кровь Сансе — кровь упрямства, свободы и жажды приключений. Ее мальчики мечтают о дальних странствиях, как когда-то она сама грезила об Америке. Как она понимала своих малышей! С каким-то глупым умилением она вспомнила слова маркиза. В общем-то, Филипп прав, мы, Сансе, все такие — норовим свернуть себе шею. Ей стало даже жалко мужа. Бедный! Знал ли он, на что шел, связывая свою жизнь с Баронессой Унылого платья? Не так-то легко иметь родственниками весь выводок де Сансе, мой дорогой! Анжелика рассмеялась. Нет, она больше не сердилась на него. Машинально листая страницы «Науки любви» Назона Овидия, оставленной ей Нинон «для укрепления духа в противостоянии с ханжеством», как выразилась прекрасная куртизанка, молодая женщина наткнулась на строки: Дорого время любви, даром не тратьте ни дня. Радуйтесь жизни, пока в цвету весенние годы: Время быстрее бежит, чем торопливый поток. Пока мы полны обиды, уходит наше время, время любви может так и не настать. Нет, — думала Анжелика, — если Филипп не может переступить через свою гордость, она сама сделает первый шаг. *** Маркиз небрежно полулежал в кресле у камина, облаченный в шелковый халат — предмет зависти и поклонения Пегилена де Лозена, и читал письмо. Внезапное появление жены в спальне удивило его, и он встретил ее тяжелым взглядом: — Что еще стряслось? — Ничего, уверяю Вас. И не надо смотреть на меня с таким мрачным предчувствием! — продолжала она, усаживаясь напротив него и обворожительно улыбаясь. — Я пришла поблагодарить Вас, Филипп. После турнира за мной остался небольшой долг, но последние события не позволили мне … В общем, справедливость требует — я в Вашем полном распоряжении, — заключила она. На секунду он замешкался, подпалив листок от свечи и бросив в очаг, но затем с недоверчивой усмешкой поинтересовался: — Что это на Вас нашло? Куда Вы дели свой чепец, добропорядочная мать семейства? — Я закинула его за мельницу, — просто улыбнулась Анжелика — Но… разве Вы уже не расплатились со мною, мадам? — Это было вынужденное согласие, маркиз. Напомню, что Вы склонили меня к расплате, применив довольно подлый шантаж. Но не беспокойтесь, я решила предать его забвению. А вот пари, как и карточный долг, для меня священны. Так что — я жду, какова Ваша прихоть? — Хм, с Вами не соскучишься! Надо подумать, как не напугать Вас, моя маленькая кузина. Когда имеешь дело с баронессой Унылого Платья, выросшей в атмосфере лукового супа… — насмешливо начал он, задумчиво погладив подбородок. Их взгляды встретились. И хотя она улыбалась, в душе мадам дю Плесси трепетала маленькая Маркиза Ангелов. — Я давно покинула стены монастыря, Филипп, и с тех пор успела познать жизнь во всех ее проявлениях. Не думаю, что Ваша просьба может сильно меня удивить. «Кто из нас охотник? — спрашивала себя Анжелика. — Без сомнения, Филиппа забавляет эта игра, но всё же он прячется за привычной иронией. Чего Вы опасаетесь, мой неуязвимый Марс?». — Позвольте, месье, пока Вы пребываете в раздумьях, я сама кое-что предложу Вам. Уверена, моя маленькая игра придется Вам по вкусу. Она легко поднялась, шагнула к мужу и присела на подлокотник кресла, задев его колено. Едва касаясь, Анжелика провела пальцами по алебастровой груди мужа. Холодный шелк заскользил под ее пальцами, обнажая гладкую, но такую теплую плоть. Торс Аполлона. Ее сердце бешено забилось. Маркиз не шелохнулся, но вопросительно взглянул на нее. Не дожидаясь, пока Филипп отпустит очередную грубость, и ее решимость растает, Анжелика соскользнула с колена мужа на пол, и, едва касаясь его тела, запечатлела на коже долгий поцелуй. Он вздрогнул, но не двинулся. «Что ж, господин волк, сейчас мы посмотрим, кто из нас кого съест». Посещение салона прекрасной Нинон и их долгие беседы наедине многому научили мадам дю Плесси. Познать науку любви до конца невозможно. Однако же в наших силах быть любознательными учениками, всегда готовыми к новым открытиям. Куртизанка говорила об изощреннейших способах доставить радость в любовных ласках так легко и свободно, что не позволяла неуместному стыду испортить удовольствие. Томные поучения куртизанки явственно зазвучали в голове, и Анжелика бросилась, как в омут с головой: «Прикосновения кончиков пальцев к коже, моя дорогая, должны быть похожи на летний ветерок — такие же легкие, нежные и манящие, словно рябь на поверхности пруда. Ветерок все усиливаясь, уносит влюбленных ввысь, но берегитесь, дорогая, капризам не место в этой любовной ласке — капризный ветерок, который не хочет доставлять непрерывное удовольствие, скорее приведет к горечи разочарования — уж лучше бы он вовсе не дул». Пальцы Филиппа вцепились в подлокотник. Он все еще сдерживался, не позволяя себе отдаться ее ласкам. Но его тяжелое, неровное дыхание обещало ей, что победа уже близка. И прекрасная воительница предприняла новый маневр. «Поцелуи подобны тому, как ласкает нас теплое солнце в прохладный день и тому, как освежает прикосновение воды в полуденный зной. То сухие и жаркие, то влажные и освежающие; то нежные, то настойчивые; но всегда волнующие, всегда увлекающие куда-то туда, где только и возможно абсолютное счастье, на вершину блаженства». Филипп обессилено выдохнул. — Да Вы кудесница! Клянусь! А мне есть с чем сравнить… — чуть охрипший голос мужа вернул ее к реальности. — Я же обещала, что моя награда Вам понравится, Филипп, — загадочно улыбнулась она. Вид маркиза рассмешил ее. Она явно застала его врасплох. Анжелика исчезла из комнаты так же внезапно, как и появилась. Засыпая, Анжелика с нежностью подумала: «Бедный Филипп, наверное, решит утром, что я ему приснилась». *** Успех вечерней авантюры придал маркизе смелости. Неужели она нащупала путь, который привел бы их к согласию? Война между ними не позволяла ей быть нежной, проявить свою ласку, на которую она была способна. Да и принял бы он ее? Единственный раз, когда Филипп позволил ей дотронуться до себя был тем утром после дуэли, когда она, мучимая раскаянием, и желающая хоть как-то загладить свою вину перед ним, перевязывала его, орошая бинты слезами. Все остальные их встречи во время этого странного брака неизменно начинались плохо, а заканчивались еще хуже. Перебранки, взаимные выпады, а подчас и драки, переходили в любовные схватки — ту странную форму любви, которая, казалось бы, единственная удовлетворяла маркиза. Но во время этих сражений Филипп был зол на нее и считал, что, принуждая к выполнению супружеских обязанностей, наказывает и усмиряет ее. Все изменилось во Фландрии, там, на сеновале, Анжелика приняла этого жестокого мужчину таким, каким он хотел быть, позволила владеть собой, и, задыхаясь в его объятиях, дошла почти до экстаза. Даже сейчас, воспоминания об этом заставляли ее заливаться краской стыда. Но в Плесси все изменилось. Или ей хотелось в это верить. Что вчера произошло между ними? Она заплатила долг, но только ли? Она позволила себе ласкать его. Ласкать, без надежды на взаимность. Могла ли она еще месяц назад поверить, что Филипп позволит ей целовать себя, не выставив грубо за дверь, не опрокинув в воду или еще как-то не прекратив ее порыв? Совсем недавно, во время последней военной кампании, она просто побоялась бы ластиться к нему! А быть может, именно этого он подспудно и ждал? «И поэтому делал все, чтобы оттолкнуть меня?» — возразила себе Анжелика. В ее понимании, мужчина, мечтающий о любви женщины, старается ее заслужить — превознося свою возлюбленную, осыпая ее комплиментами и дарами. Но быть может Филипп просто не таков? «Я никогда не понимала его», — вздохнула Анжелика. Закончив туалет и спустившись после завтрака вниз, она с волнением ожидала их встречи. Как они встретятся после вчерашнего? Что он скажет? Будет ли столь же невозмутим, как обычно? А что скажет она? Сомнения маркизы развеял лакей, сообщивший, что хозяин уехал рано утром верхом. Не желая встречаться с гостями, Анжелика ушла в парк, где, устроившись в любимой нише у фонтана, предалась дальнейшим размышлениям. Итак, он позволил быть ей ласковой с ним. Но достаточно ли ей того? Она принялась вспоминать малейшие минуты, проведенные вместе. Он подает ей руку, помогает подняться в карету, Филипп в розовом, Филипп в голубом, Филипп, в залитом кровью камзоле, Филипп на охоте, Филипп на войне. Всегда ли он был лишь жесток? Ей вспомнилось, как в отеле на Фобур-Сен-Антуан, он, возмущенный ее фразой: «Могла ли я подумать, что Вы сыграете со мной такую злую шутку? Ведь Вы были так нежны со мною в тот день!», возразил: «Ошибаетесь, сударыня, я совсем не нежен, мой долг был помочь Вам». Но так ли это? Был ли маркиз лишь жестоким солдатом, каким рекомендовал себя? Она вспомнила, как он вел ее в танце на торжествах в Ботрейи, как много раз, в то время, приветствуя ее или прощаясь, касался губами ее руки, изящным жестом с толикой скуки. Да и потом, в разгар их военных действий, она помнила его руку на своей талии, когда он увлек ее за собой в придворном театре, как обманчиво мягко он мог брать ее за запястье, приучив не верить ему. Она вспомнила его пальцы на своей шее, когда он хотел выразить ей свою пренебрежительную ласку, пальцы, гладящие еще не рожденное дитя и ее лоб, когда она рожала их сына. Был ли он грубым солдафоном? Нет. Просто этот мужчина не позволял себе быть нежным, либо же не хотел им быть. Стоит ли верить его словам? Ее придворные ухажеры соревновались в любовных клятвах и мадригалах в ее честь, но истинно ли любили они ее? Нет. Но если не доверять словам, стоит признать, что и поступки кузена говорили против его чувств к ней. Даже, казалось бы, самые лучшие. Филипп пришел на помощь к ней, когда король узнал ее и от испуга она почти лишилась чувств. Просто ее имя все равно стало бы известно и его честь была бы задета, он спасал от гнева короля или насмешек придворных не ее, а себя. О представлении в театре не стоило и вспоминать, это был лишь спектакль для Его Величества. Да, он спас ее от волка. Смертельно побледнел, как сказал ей доезжачий. Но от испуга ли за нее? Жену Главного ловчего загрыз волк прямо на охоте — нет, и здесь Филипп спасал свое имя. Он отказался принять вызов Лозена, наставившего ему рога! Неслыханно! Ему абсолютно все равно, влюблена ли его жена в другого мужчину. А как он отправил ее искать приют на ночь в любой из спален Версаля? Да и недавно, когда проказник Пегилен вылез из ее окна, все что волновало Филиппа, так это его честь. Ни что не могло вызвать его ревности, выдать его привязанности к ней. Да, он примчался к ней перед арестом, весь в крови, сообщить, что ее любовник убит, увидеть ее страдания. Но только ли для этого? Анжелика не могла решить. Оставалось рождение Шарля-Анри. Одно то, что Филипп поверил в свое отцовство, несмотря на ее измену, так и осталось для нее непостижимым. Анжелика сказала себе, что вероятно он слишком хотел наследника или же опасался скандала, не признав сына своим. Снова его имя и честь! Да, он поддержал ее в родах, но не в его ли интересах, чтобы ребенок родился здоровым? Для того только, вняв убеждениям Молина, он и позволил ей жить на Фобур-Сен-Антуан. Совсем недавно он спас ее, когда она чуть не утонула в пруду. Но ее такая странная смерть, после катания с ним в лодке вызвала бы кривотолки, на его имя легла бы тень. Что ему еще оставалось, как не прыгать за ней? Все эти поступки, если бы их совершал не Филипп, она могла бы назвать жестами влюбленного мужчины. Но это был Филипп, человек без сердца, который не хотел или не умел любить. Анжелика вздохнула и спросила себя: «Есть способ наполнить их встречи нежностью, сделать этого мужчину ласковым и мягким? Тронуть его душу? Под силу ли ей это волшебство?». И не нашла ответа.
Psihey: Написала и вспомнила критику этой главы Зоряной;)
Olga: Анжелика взяла инициативу в свои руки! В прямом смысле. Отличная глава, мне все нравится.
Psihey: Olga, Ведь она, правда, сомневалась в причинах его поступков, не понимала их, и не думала, что это любовь) Это я об ее размышлениях после.
Olga: Psihey пишет: Ведь она, правда, сомневалась в причинах его поступков, не понимала их, и не думала, что это любовь) Это я об ее размышлениях после. Да, очень понравились размышления. Что его поступки могут являться свидетельством любви, а могут и не являться. Тем более учитывая их с Филиппом историю. Но она все таки очень хочет, чтобы он ее полюбил. Но помнится, мы ее в романе где-то как раз ругали за то, что она не видит его поступков и не понимает, что он ее любит.
Psihey: Вот такой кусочек написала в Главу 9. Марс и Венера играют в шахматы Под одобрительный смех и воркования, компания оставила детей предаваться их юным забавам и отправилась исследовать зеленые лабиринты любви. Дурманящее вино, тонкие закуски и теплый вечер, сделали свое дело. Границы сдержанности пали, придворные веселились словно дети. — Дорогие мои, — воскликнул герцог де Вивионн, поднимая свой бокал, — я чувствую себя как на берегах благословенной Аркадии! Да здравствует сельская жизнь! Я пью за вас! Мои милые пастушечки, давайте танцевать! Раздались радостные возгласы. Что же еще делать, когда на душе так легко. Музыканты как по команде заиграли фарандолу. Адмирал шутливо поклонился мадам дю Плесси и, взяв ее за руку, возглавил цепочку. Кто-то подхватил ее другую руку. Хоровод закружился, четко отбивая ритм и образуя причудливые фигуры. Темп то нарастал, то стихал. Голова шла кругом. Музыка лилась, шум и смех не смолкали. Анжелика, словно вернувшись в юные годы, задыхалась от счастья. Наконец, обессилев, она выскользнула из ряда танцующих и в изнеможении упала на подушки, разбросанные на ковре прямо посреди сада. Герцог последовал за ней, галантно поднеся своей даме бокал, чтобы она могла освежиться. Казалось, никто не замечал их уединения. — Ах, моя дорогая, как же я счастлив, что заехал к вам! И вместо того, чтобы глотать пыль по дороге в Марсель, я наслаждаюсь Вашей очаровательной улыбкой! Судьба ко мне благосклонна! — И он стал осыпать прекрасную хозяйку изысканными комплиментами, не сводя с нее глаз. Анжелика, погрузившаяся в какое-то блаженное оцепенение, с легкой улыбкой внимала ему. В глазах придворного она без ошибки прочла желание обладать ею, но оно ничуть ее не смущало. «Как прекрасно быть молодой, красивой и полной сил», — подумала маркиза, и добавила про себя, — «и желанной». Как жаль, что Филипп никогда не говорил ей комплиментов, никогда не смотрел на нее с таким неподдельным восторгом. Мужское обожание все равно, что свет и вода для цветка — нет их, и женщина увядает, она теряет уверенность в себе, а с ней и свою красоту. Герцог, видя ее задумчивость, осекся. Несколько дам присоединились к ним, устав танцевать, и посвятили себя фруктовым закускам и щебретам. Разговор перетекал с темы на тему, ни на чем особенно не задерживаясь, и как-то невзначай заговорили о любви. Мадам де Севинье привезла из Парижа рукопись «Андромахи». Античная трагедия о неразделенной любви сына Ахиллеса к прекрасной вдове Гектора и слепой, всеразрушающей мести под пером Расина наполнилась новыми красками и взволновала придворных. Ее читали по вечерам, горячо споря о достоинствах новой пьесы. Гермиона или Андромаха? Орест или Пирр? Ах, как коварны люди, когда они любят! Мадам де Севинье пожелала узнать мнение брата прекрасной Атенаис на сей счет. — Как Вы находите, дорогой герцог, — спросила она, — чувства Гермионы? Вивонн, несколько обескураженный молчанием Анжелики, постарался ответить непринужденно: — Я нахожу, что это любовь, но любовь исковерканная, мучительная… это любовь-страдание, мадам. — К Оресту или Пирру? — уточнила маркиза. — Разумеется, к последнему. Несчастный Орест лишь игрушка в ее руках и средство мести. — Но можем ли мы в таком случае назвать эту любовь любовью? — По мне, — перебила их м-ль де Бриенн, — это ненависть отвергнутой женщины, а не любовь! И она заслужена! Мужчина, не отвечающий взаимностью на страсть достоин смерти. Или унижения! — Какая Вы жестокая, мадемуазель, — заметил адмирал. — И все же, — продолжала м-м де Севинье, — если это настоящее чувство, как можно любя мужчину, желать причинить ему вред? «Можно», — мысленно ответила ей Анжелика, — «очень даже можно». Она подумала о том, как сражаясь с Филиппом, как ища средство его победить, укоротить, стараясь укрепиться при Дворе и привлекая в союзники короля, она не переставала любить его той юной, восторженной любовью, которую хранила в своем сердце и которая не хотела умирать. — Это желание уничтожить мужчину идет от безысходности, моя дорогая. Но лучше уж ненависть, чем равнодушие. — Отчего же? — Ненависть — сильное чувство, заставляющее нас постоянно думать о том, кто его вызывает. Оно сжигает нас изнутри и не отпускает. В чем-то, мадам, оно сродни страстной любви. Потеря объекта ненависти порой сравнима с потерей любовника. Тогда как равнодушие — это смерть всяких чувств. — Что ж, значит Гермиона любит и ненавидит одновременно. Любовь-ненависть? Сражение между мужчиной и женщиной? Да это настоящая война! — Галантная война, — неожиданно для себя поправила Анжелика.
Psihey: А вот этот в Главу 8. Драконы, химеры и прекрасные дамы Анжелика в окружении нескольких дам спасалась от жары, сидя в саду у декоративной стены, в подножии которой бил небольшой фонтан. Развесистая крона надежно укрывала их от солнца и любопытных глаз. Эти милые итальянские ниши, как и сам парк с зелеными лабиринтами и спрятанными в них мраморными статуями, приказал соорудить еще покойный маркиз, любивший всё изящное. Из дома принесли ковер, столики и стулья, и даже огромные вазоны с цветами, образовав салон под открытым небом. Пение птиц, стрекотание кузнечиков и круглощекие купидоны, застывшие на раковине фонтана, навели женщин на романтические мысли. — Ах, интересно, кто же станет королевой любви и красоты? И получит заветное яблоко? — мечтательно спросила м-ль де Бриенн, разглядывая свои хорошенькие ножки. Она сбросила шелковые чулки и погрузила ступни в прохладную воду. — Это зависит не от нас, моя дорогая. Ее выберет победитель турнира, — резонно заметила мадам де Севинье, обмахиваясь веером. — Это несправедливо, — пожаловалась придворная ветреница, — я могла бы уговорить брата биться за меня, но ему ни за что не выиграть. Дамы с улыбкой переглянулись. Чтобы сменить тему, м-ль де Ланкло спросила хозяйку замка: — Дорогая Анжелика, с тех пор, как я приехала в Вашу Зеленую Венецию я только и слышу о Мелюзине. Просветите нас, прошу, кто это? Мадам дю Плесси с благодарностью посмотрела на подругу. — Это старинная легенда о фее — духе речной воды, поэтому ее часто изображают с рыбьим хвостом или в виде змеи. В моей семье считалось, что Мелюзина была первой дамой из рода Лузиньянов, от которого мы — де Сансе — ведем свое происхождение. — Но разве она не была лягушкой?! — удивилась м-ль де Бриенн, широко открыв глаза. М-ль де Ланкло опередила Анжелику: — Месье дю Плесси пошутил, моя дорогая. Не стоит верить всему, что говорят мужчины. Дамы рассмеялись. Анжелика продолжила: — Выйдя замуж за смертного — графа Пуатье, Мелюзина принесла его землям богатство и процветание, и родила мужу десятерых детей. Она взяла с него лишь одно обещание — никогда не входить к ней в спальню по субботам. — А что она делала по субботам? — Купалась. — О, как мы на днях! И, разумеется, он вошел? — Да, ее тайна открылась. Мелюзина превратилась в дракона и улетела. — Все-таки как недальновидны мужчины! Сами рушат свое счастье… — Не сдерживать обещания, данные женщинам, у них в крови. — И подсматривать за дамами, принимающими ванны! — О, я уверена, кто-то из наших блестящих кавалеров вчера подглядывал за нами, когда мы купались в реке! — Мне кажется, я даже знаю, кто! Он так смотрел на меня за ужином! — Я же предупреждала Вас, душенька, не стоило снимать рубашку! — Не будьте ханжой! Не стоит снимать рубашку, если тебе семьдесят лет и ты опасаешься напугать кого-то до смерти. Светские красавицы веселились все сильнее. — А Вы, дорогая, тоже превращаетесь в дракона, если господину маршалу случается нарушить запрет? Анжелика вспыхнула, но не успела ответить. Их уединение нарушил Филипп, возникший словно из ниоткуда. М-ль де Бриенн притворно взвизгнула и одернула юбки. Дамы лукаво переглянулись, и, объявив, что сейчас самое подходящее время для прогулки, оставили супругов наедине.
Psihey: И в Главу 20. Тайные послания следующий отрывок со старой маркизой: На следующий день Анжелика шла по нижней галерее, раздумывая, присоединиться ли к обществу в голубой гостиной перед обедом. Если там будет свекровь, ни за что не пойду, — решила она. Впрочем, оказаться лицом к лицу с Филиппом после случившегося ей тоже не хотелось. Молодая женщина остановилась у входа, скрытая тяжелой портьерой, и прислушалась. В комнате раздавалось гуление младенца. «Это что еще за новости?! — с возмущением подумала Анжелика, — что Шарль-Анри делает в гостиной?». — Ах, мой внук так похож на месье Филиппа в детстве! Признаюсь, я бы спутала, окажись они рядом в колыбели. Не правда ли наш мальчик прекрасен? — спросила старая маркиза у присутствующих. Ей ответили одобрительные возгласы на фоне которых выделялся юный голос мадам де Жанси: — Чистый ангел! — согласилась она, — ах, как бы мне хотелось иметь такого же ребеночка. Мать-настоятельница сделала паузу, очевидно прикидывая, мог ли у кого-нибудь еще родиться столь же красивый ребенок, но смилостивилась и ответила: — Не расстраивайтесь, моя дорогая, все впереди. Я уверена, при Вашей молодости у Вас еще будут дети. Моя невестка на десять лет старше Вас, но и она родила. А как мы боялись, хватит ли ей здоровья? — О, у мадам дю Плесси прекрасное здоровье и цветущий вид, — воскликнул месье де Жанси, думая, что попал в нужный тон. — Не скажите, месье, — запротестовала мать-настоятельница, — внешность обманчива. Но как я молилась за ее благополучное разрешение! И за то, чтобы родился мальчик! В таком возрасте лучше сразу обзавестись наследником. Родись девочка и все пришлось бы начинать с начала. Но мои молитвы Деве Марии, сотворили чудо. Приезжайте к нам в аббатство, Вам тоже поможет. Это особое место — дар королевы-матери Всевышнему за позднее счастье материнства. Разговор зашел о чудесных случая рождения ребенка, когда, казалось бы, супругам стоило распрощаться с надеждой стать родителями. — А какие чудесные были крестины! — старая маркиза вновь вернулась к любимой теме, — я часто вспоминаю. Его Величество был так добор к нам, что приехал лично. Во всем великолепии, со всей свитой. Церковь была убрана по-королевски. А облачение на служителях? Боже, никогда я не видела ничего подобного! — Вы правы, мадам, — вставил граф де Жанси, — невероятная удача! И благое предзнаменование. Очень важно, кто является крестным. Можно сказать, половина карьеры уже сделана. Старая маркиза услышала именно то, что хотела. — Вы очень любезны, граф. Дай-то Бог, — и не без гордости заметила, — кстати, моего сына крестил сам кардинал… — Мазарини?! — Ах, нет! Великий кардинал! — и насладившись сдержанными возгласами восторга по этому поводу, продолжила, — заполучить его в крестные было непросто. Господин де Ришельё только взглянув на младенца, сказал нам с покойным маркизом: «Вот будущий маршал Франции». И ведь он оказался прав. Свекровь была невыносима. «По какому праву она выставила на обозрение моего ребенка? Он что — мул на ярмарке?». Анжелика уже собиралась войти в гостиную и потребовать, чтобы нянька унесла младенца в колыбель, когда свекровь неожиданно воскликнула: — Ах, вот и Вы, сын мой! Я как раз вспоминала Ваши крестины. И крестины нашего маленького Херувима. Филипп сухо распорядился, обращаясь, по-видимому, к няньке. — Унесите моего сына в детскую. Он устал. На мгновение повисла пауза. Вновь вступила старая маркиза. — Действительно, милочка, малышу пора спать. Как можно быть такой нерадивой? Анжелика едва успела отступить в тень, чтобы пропустить спешащую Барбу. — Вы уже покидаете нас?! — в голосе матери-настоятельницы звучало неподдельное удивление. — Мне нужно ответить на срочное письмо, — сухо бросил Филипп и широкими шагами вышел прочь. У портьеры он чуть не налетел на жену. Молодая женщина густо покраснела, боясь, что маркиз выдаст возгласом ее присутствие, но он смерил ее взглядом и молча ушел. Анжелика наконец вернулась к себе. Измученная бесцеремонностью старой маркизы и холодностью Филиппа, она нашла утешение в переписке с друзьями. Ответив Нинон и пообещав ей не поддаваться на уловки свекрови, она с удовольствием прочла остроумное послание мадам де Севинье и узнала последние парижские новости из пространного письма м-ль де Паражонк. Но вот на чью весточку маркиза дю Плесси никак не рассчитывала, так это капитана королевских мушкетеров. И тем не менее, оно оказалось в ее руках. Что еще замыслил любимец Двора? В какую интригу он решил ее втянуть на сей раз?
Psihey: Глава 26. Несносные родственники Жизнь потекла свои чередом. К разочарованию Анжелики прекрасный кузен и не подал вида, что случившееся той ночью как-то взволновало его. Что ж — таковы мужчины! Как часто наши жертвы не находят в их сердцах должного отклика. Молодая женщина, стараясь отвлечься от невеселых мыслей, погрузилась в домашние дела. Прежде всего ее интересовало, как мальчишки могли найти треклятый подземный ход. Она допросила прислугу — безуспешно. Барба не могла ответить ей ничего внятного, не знали о ходе и приехавшие в первый раз в Плесси наставники. Расспрашивать Ла-Виолетта Анжелика не решалась, она вообще старалась не обращаться лишний раз к этому верзиле. Но не было дела, которое Маркиза Ангелов не довела бы до конца. Вздохнув, она сама отправилась на поиски. Подвалы Плесси представляли собой затейливую анфиладу залов, в которой чужаку было легко заплутать. Так случилось и с Анжеликой — вместо того, чтобы повернуть к винному погребу, она по ошибке свернула к купальням. Остановившись перед массивной дверью, ведущей в одну из них, она вспомнила, что уже была здесь не так давно с Молином. Дверь внезапно открылась. Перед ней стоял Филипп. — Мадам! Вы здесь…? Вы искали меня? Удивление в его тоне, как показалось Анжелике, смешалось с неким ожиданием. — Вовсе нет, — холодно ответила она. — Я заблудилась. Он вздохнул. — Куда Вы направлялись? — Я искала, как мальчики сбежали из замка. — Я Вам покажу. Маркиз повел ее. Залы, переходы, сводчатые потолки — тянулись, казалось, бесконечно. И вот, они стоят у небольшой двери в каменной кладке. — Это здесь, — Филипп, отодвинул затвор. На них из пахнуло сырой землей — подземный ход представлял собой скорее лаз. Анжелика смело заглянула внутрь, подняв над головой фонарь. — Уж не собираетесь ли Вы пройти тем же путем? — Почему бы и нет? — Ход очень низкий. Вы вся испачкаетесь. Если хотите, я покажу Вам, где он заканчивается в лесу. Подумав, Анжелика согласилась. Почти всю дорогу они ехали молча. — Кто рекомендовал Вам аббата, что учит Ваших сыновей? — неожиданно спросил маркиз. — Мадам де Шуази, — ответила она, и с удивлением взглянула на маркиза. — А почему Вы спрашиваете? — Молодая женщина никак не могла предсказать ход его мыслей. Вместо ответа Филипп холодно уточнил: — Вы водите дружбу с мадам де Шуази? Анжелика пожала плечами. Дружбу? Скорее это просто навязчивая соседка, от чьих забот не всегда получается избавиться. Но надо признать, что она давала неискушенной в придворной жизни Анжелике дельные советы. — Мадам де Шуази проявляет участие. К чему этот холодный тон? Сам Его Величество доверяет ей. — Я бы так не сказал. — Если бы король не доверял ей, он не передавал бы мне свои распоряжения посредством этой дамы. — Его Величество и не может передавать Вам свои распоряжения посредством Этой дамы, — в голосе маркиза зазвучала злая ирония. Удивление Анжелики росло. Она повернулась к мужу. — Да будет Вам известно, Филипп, что в тот злополучный вечер в Фонтенбло именно мадам де Шуази передала мне распоряжение короля немедленно покинуть Двор и вернуться в Париж. — И Вы ей поверили?! — Почему я должна была ей не поверить?! — в свою очередь воскликнула Анжелика. — Черт возьми, так вот кому я обязан? Я думал, Вы сами сбежали в Париж… — проговорил маркиз, не отвечая на ее вопрос, и сухо продолжил, — Когда Вы научитесь быть осторожнее в своих связях, мадам? — Учусь, как могу, — обиженно ответила молодая женщина. «Хоть бы раз Филипп предостерег ее от очередной опасности или сплетен! Раз он так прекрасно осведомлен». И, вспомнив об аббате, она уточнила: — Почему Вы спросили об аббате де Ледигьере? Филипп как будто очнулся ото сна. — Об аббате? Ах, да. Так Вы еще не знаете, что вчера случилось в гостиной? Ваш аббат дал учить мальчикам любовные стихи. Их Кантор и зачитал Монсеньору принцу. «Стыдно служить старику, стыдно любить старику», — процитировал он, усмехнувшись. — В духе того, что Вы мне шептали у чертова камня. Овидий, да? Произнеся последнее, маркиз, осененный какой-то внезапной догадкой, повернулся к жене: — А может книгу им дал вовсе не аббат? — А кто же? … Вы думаете, я сама читаю им любовную сонеты вместо сказок на ночь?! — С Вас станется… — Я-мать! — напомнила она, — мой долг — следить за их нравственностью. — Было бы неплохо, мадам, чтобы Вы объяснили своим сыновьям, что стоит и чего не стоит читать в гостиной. Анжелика закусила губу: — Я найду, откуда взялись эти стихи. Но вот что интересно, Филипп, никто так и не сознался, что надоумил мальчиков воспользоваться подземным ходом. Я думаю, на слуг из Плесси или … на Вашего Ла-Виолетта. Ей показалось, что маркиз смутился. — Вы не там ищете… Это я показал им ход. — Вы?! — поразилась Анжелика. — Они слишком шумно играли, докучали принцу. Мне показалось, узнай они о тайнике — это займет мальчиков надолго. — Но Вы же понимали, что они им воспользуются?! — Я не предполагал, что они отправятся по нему ночью! — Филипп, — упрекнула она, — как будто Вы сами не были ребенком! Когда же, как не ночью, творить самые серьезные шалости! Я Вам уже рассказывала, как сама в их возрасте отправилась искать Америку с местной детворой. Мы полночи проблуждали в лесу и чудом вышли к Ньельскому аббатству. — Стало быть, мадам, Вы всегда были безрассудной… и шалили по ночам, — добавил он, тонко улыбнувшись. Вот они и дошли до воспоминаний о той ночи, когда был уплачен долг. Анжелика проворковала: — И не говорите, что мои шалости Вам не понравились, месье. Они спешились у небольшого холма, раздвинув ветки, маркиз обнажил довольно неприглядную дыру — именно здесь мальчики вышли в лес. Тишину между ними нарушило чье-то вежливое покашливание. Из-за деревьев вышел Альбер. — Дорогой зять, — обратился он к Филиппу с глубоким поклоном, и тут же спохватившись, поправился, — господин маркиз, я смею надеяться, что мог бы чем-то помочь семье, отплатив за ту щедрость, что я нашел в Вашем гостеприимном доме. Мне кажется, что достопочтимая мать-настоятельница, Ваша матушка, нуждается в сопровождении при возвращении из аббатства, где она задержалась. Не позволите ли Вы мне оказать Вам эту услугу и съездить за ней? — Если Вам будет угодно, месье, — сухо ответил Филипп и холодно поклонившись, отвернулся к лошади. Альбер де Сансе хотел еще что-то добавить, но увидев спину зятя, еще раз поклонился сестре и ушел. Анжелике всё это не понравилось. Она сразу вспомнила, как еще в Ботрейи, брат просил ее о протекции, надеясь завладеть Ньельским аббатством. Хорош же из него настоятель! Она хотела предупредить маркиза, но не знала, как начать разговор. Лицо Филиппа посуровело, он думал о чем-то своем. Словно вспомнив что-то, он подошел к лошади и вскочил в седло. — Вы уезжаете?! — изумилась Анжелика, — и не проводите меня? — Ваш брат составит Вам компанию. Вы легко догоните его. Смотря, как маркиз уезжает, молодая женщина боролась с отчаянием — никогда она не поймет его! Никогда не привяжет к себе. Вернувшись в замок и выйдя из конюшни, молодая женщина стала невольной свидетельницей весьма озадачившего ее рандеву — юная графиня де Жанси заливисто смеялась, пока Дени ловко освобождал ее прическу от соломинок. Увидев Анжелику, оба смутились и ей это тоже не понравилось. Во дворе стояла повозка. «О, а вот и Ортанс пожаловала», — подумала Анжелика, — «ну попадись мне». Только завидев сестру, мадам Фалло де Сансе затараторила: — И не думай меня упрекать, Анжелика! Как только ты уехала, за мальчиками явился этот убийца с черными глазами, месье де Бюсси. Что мне оставалось делать?! Сражаться с ним? По закону маркиз имеет на пасынков все права! Молодая женщина смерила ее взглядом и спокойно сказала: — Можешь не оправдываться, Ортанс. На тебя никогда нельзя положиться. День прошел в пустых заботах. Впрочем, Анжелика кое-что узнала, о происхождении томика Овидия. Обыскав детскую под хмурыми взглядами сыновей и лепетанием аббата, молодая женщина обнаружила тайник с обратной стороны каминной доски — где же еще в летнюю пору хранить то, что должно быть надежно укрыто от чужих глаз. Ее успех произвел на мальчиков впечатление. — Итак, мессиры, — насмешливо начала она, разглядывая добычу, — сознавайтесь, у кого вы это взяли? Это был довольно потрепанный томик любовной лирики Назона, местами закапанный воском. Флоримон и Кантор переглянулись, и, очевидно поняв, что соврать матери не удастся, заговорили наперебой. — Мы не брали, матушка! Это подарок! — Чей же это подарок? — прищурилась Анжелика. — Мне дал ее адъютант месье дю Плесси. Сам дал, честное слово! Еще в Париже! — сообщил Флоримон. Молодая женщина несколько растерялась, ей никак не удавалось выучить всю свиту маршала по именам. Молодых адъютантов было двое, но ведь ее сыновья могли именовать адъютантом и месье де Бюсси — начальника личной охраны Филиппа … Все же она сделала вид, что ей всё ясно. — Так-так. А кто выбрал стих, что Кантор прочел Монсеньору принцу? Мальчики переглянулись. — Они должны были учить из «Скорби к Августу», мадам! — без особой надежды подал голос аббат де Ледигьер. Но Анжелика не сводила с проказников глаз. Наконец, старший нашелся. Подняв на мать невинный взгляд, он сказал: — Так ведь там было заложено, матушка! Мы подумали, раз отмечено, то это точно подойдет. — Господин аббат, — повернулась к наставнику Анжелика, — Вы должны лучше следить за вверенными Вам воспитанниками. Я надеюсь, что не зря плачу Вам жалованье и Вы больше не допустите подобный промах. — Да простит меня, госпожа маркиза, я и представить не мог подобное развитие событий! Чтобы случилась такая проказа! — Опасайтесь худшего, — посоветовала ему Анжелика, — месье маркиз может быть суров в гневе. — О, мадам…! Посчитав, что она сделала все от нее зависящее, молодая женщина покинула детскую. «Что ж, — подумала она, — «Филиппу будет полезно узнать, о проказах его адъютантов». Она увидела маркиза только вечером. Протянув ему свою находку, Анжелика поинтересовалась беспечным тоном: — Узнаете, месье? Филипп повертел книгу в руках и пожал плечами: — Нет. — Напрасно. Знаете ли Вы, что это тот самый Овидий. И, возможно, Вам будет любопытно узнать, что Флоримону подарил его Ваш адъютант. И даже отметил самые пикантные стихи! В глазах Анжелики зажглись озорные огоньки. — Какой адъютант? — сухо уточнил маркиз. Боясь попасть впросак, назвав не ту фамилию, мадам дю Плесси многозначительно заметила: — Тот, что дерзит. Лицо маркиза осталось непроницаемым и все же Анжелика заметила произведенный эффект. И не в силах удержаться, добавила, передразнив его утренний тон: — Было бы неплохо, Филипп, если бы Вы объяснили своим адъютантам, что стоит и чего не стоит дарить моим детям. И одарив его улыбкой, прошествовала в гостиную. Оставшийся вечер маркиз был мрачен. Развлекая себя разговором с принцем, который с удовольствием пошучивал над неловкостью в гостиной, Анжелика украдкой поглядывала на маркиза, ей никак не удавалось поймать его взгляд. Ей хотелось вовлечь Филиппа в разговор, но она не смела. «Какая же ерунда эта история! Разве стоит ссориться из-за чьей-то глупой проказы?». Расходясь после вечера, супруги остались в галерее с глазу на глаз. Анжелика боролась с желанием предложит мужу забыть о разногласиях. Пока старой маркизы нет в замке, они могли бы вернуть прежние веселые времена. Она уже собиралась обратиться к маркизу, как в галерею, ревя словно бык, влетел граф де Жанси. В одной руке он сжимал свой ночной колпак, потрясая им, словно штандартом, а в другой — обнаженную шпагу. — Я убью этого мерзавца! Где он?! Где прячется этот чертов молокосос?! — кричал обманутый муж. Увидев хозяев замка, граф несколько умерил свой пыл и в растерянности опустил шпагу. — Месье! Вы кого-то ищете? — с холодным бешенством поинтересовался Филипп. — Антуан, опомнитесь, Вы позорите меня! — воскликнула непонятно откуда возникшая Мари де Жанси. Граф почел за лучшее принести свои извинения. — Дурацкий сон, должно быть! Прошу прощения, маркиз! Мадам, — поклонился он Анжелике. — И, обращаясь к жене, повелительно приказал, — идемте, госпожа графиня! Когда шаги четы де Жанси затихли, Филипп резко обернулся к жене и схватил ее за талию. Но, не успев обрушиться на жену с гневной тирадой, он, как будто передумав, выпустил ее и метнулся к нише рядом с лестничным проемом. Вытащив за шиворот худую фигуру, он грубо потряс ее. Анжелика узнала в несчастном Флипо. — Ай-ай-ай, месье, отпустите меня, пожалуйста, я ни в чем не виноват! — Что ты здесь делал? — строго спросил маркиз, продолжая держать мальчишку в подвешенном состоянии. — Филипп, отпустите его! — вмешалась Анжелика. Но Флипо счел за лучшее признаться во всем, что знал, и залепетал: — Это месье де Сансе, месье Дени де Сансе. Я должен был караулить на лестнице, пока он не проберется в спальню к госпоже графине. У него был запасной ключ. Пустите, месье, пожалуйста! Я больше ничего не знаю, вот Вам крест! — Что он там делал? — потребовал Филипп. — Он отпер графиню и вышел с ней…. И еще сыграл с графом маленькую шутку. — Дальше! — Старого рогоносца опоили снотворным. Подмешали в вино, а он выдул чуть ли не половину кувшина! Мы думали, до вечера не проснется. Ну, и месье Дени хотел немного пошутить — натянул графу колпак на нос. Вот тот и проснулся в такой ярости. Маркиз отпустил шиворот Флипо, и слуга моментально исчез. — Как Вы обращаетесь с моими слугами?! — к Анжелике возвращалось самообладание. — Раньше я думал, что Вы одна такая идиотка, — угрожающе начал Филипп, медленно повернувшись к ней. — Но нет, и Ваши дети, и Ваши братья — все пошли в Вас. Сумасбродная кровь! Что, по-вашему, последует за этой выходкой?! — Но… — пробормотала ошеломленная маркиза дю Плесси, — я поняла, что граф не видел своего обидчика? — Граф де Жанси не такой дурак, моя дорогая, и может свести одно с другим. Вы что не заметили, что Ваш брат волочился за его женой с самого приезда? — и переведя дух добавил, — Если Вы думаете, что другой Ваш брат получит через меня протекцию, чтобы завладеть Ньельским аббатством, то Вы очень ошибаетесь. Я не собираюсь, хлопотать за Ваших родственников! Учтите это, мадам. И взглянув на жену, бросил: — Что Вы стоите здесь? Хотите простыть? Отправляйтесь немедленно к себе! Анжелика была ошеломлена. Значит, Альбер все же не оставил надежды, и не найдя поддержки у сестры, обратился к маркизу напрямую. И в такой неподходящий момент! Она хотела возразить. Хотела сухо сообщить, что ни она, ни ее братья не нуждаются в его протекции, но слова не шли. Филипп же, круто развернувшись, ушел к себя, дав понять, что не желает продолжать разговор. Анжелика безумно устала, но кажется, вечер еще не исчерпал себя. В довершение всех бед, к ночи в Плесси вернулась старая маркиза. Перепуганная Жавотта прибежала к хозяйке, едва узнав новость. «Что она наговорит обо мне? — невесело размышляла Анжелика, — может сообщит Филиппу, что я пыталась ее убить?».
Psihey: Глава 27. Вино и кровь С самого утра Анжелика раздумывала, что же ей предпринять. Успела ли свекровь встретиться вчера с Филиппом? И, если да, то что наговорила? Или она, подобно дикому зверю, затаилась перед атакой? Стоит ли попытаться встретиться с ней или же нужно действовать на опережение? Сейчас, данное сгоряча обещание — выгнать интриганку из Плесси, если она посмеет явиться — выглядело мало выполнимым. Пожалуй, можно приказать слугам собрать вещи свекрови и подать карету, но как на этот демарш отреагирует Филипп? Разве она могла пойти к мужу и потребовать, чтобы он отказал от дома собственной матери? Или хотя бы урезонил ее? Нет. Но быть может есть другой способ заставить мать-настоятельницу признать свое поражение и саму покинуть арену битвы? Если бы ей, Анжелике, удалось доказать свекрови, что она имеет влияние на мужа? Что, выбирая между матерью и супругой, маркиз выберет семью? Но как это осуществить? Следовало признать, что маркиз никогда не показывал к ней чувств на людях. Веря в то, что между ними война, он открыто никогда не примет ее сторону. Нет, так ей не выиграть. Но, возможно, слова неважны? Что если мать-настоятельница сама станет свидетельницей их с Филиппом супружеских отношений? Старой маркизе придется признать, что сын вовсе небезразличен к своей жене, и что она бессильна. «В конце концов, если Филипп и не любит меня», — думала Анжелика, — «то бесспорно, для него привлекательно мое тело». Но как свести воедино две нити — заманить свекровь и в это же время увлечь Филиппа? Анжелика призналась себе, что чуть ни каждая их супружеская встреча начинались ссорой, лишь на пике которой, они оказывались в постели. Или там, что могло ее заменить… Разумеется, можно повторить свою недавнюю ночную шалость, но кто поручится, что маркиз, которому наговорили Бог знает что, не выставит ее за дверь, к радости свекрови? Времени не раздумья не было. Анжелика велела Жавотте сообщить матери-настоятельнице, что маркиза дю Плесси-Бельер почувствовала себя дурно и просит навестить ее, когда будет время. Несложно представить, что выждав для приличия с четверть часа, она устремиться в спальню к ненавистной невестке. Но как заманить на супружеское ложе Филиппа? Анжелика придирчиво осмотрела себя в зеркало. Тонкий кружевной пеньюар, то ли скрывающий, то ли, скорее, выставляющий на показ прелести его хозяйки, чуть растрепанная прическа, как будто она только встала. Молодая женщина отказалась ото всякой краски и мушек — вот такой естественной и обманчиво-безоружной она примет Филиппа. Она уже собиралась отправить с Терезой просьбу навестить ее, когда дверь сама распахнулась. На пороге стоял маркиз дю Плесси-Бельер. — Вы еще в постели, мадам? — недовольно заметил он, — Как Ваше здоровье? — Благодарю Вас, оно превосходно. — Вставайте. Мне вновь придется преподать Вам урок хорошего тона. — Что за урок месье? — осведомилась Анжелика невинным тоном. — Что Вы наговорили моей матери в карете? — сухо спросил он. «Всё-таки успела!» — с досадой подумала молодая женщина и вслух сказала: — У нас было много тем для беседы, что именно Вы имеете в виду? Его лицо исказилось. — Это правда, что Вы оскорбили ее? — Это она оскорбила меня, — поправила Анжелика — Вы угрожали ей? Обещали избавиться от нее? — Это она угрожала избавиться от меня, — молодая женщина была непреклонна. — Прекратите увиливать! Я задал Вам вопрос — да или нет? Отвечайте! — Я сообщила Вам всё, что сочла нужным. — Вы собирались выставить мою мать за дверь, когда она вернется в Плесси? — Не скрою, ее отъезд доставил бы мне удовольствие. — Ах вот оно что! Гордая маркиза дю Плесси решила, что ей всё позволено? Что она может командовать в моем доме, как захочет? Я покажу Вам Ваше место, мадам! Маркиз схватил ее поперек талии и почти бросил на кровать. Настигнув свою добычу, он сорвал с ее плеч кружевную ткань и без лишних слов бросился в атаку. На мгновение, вырвавшись из его объятий, она поползла к другому краю, но он снова схватил ее, намереваясь подчинить. Вновь выскользнув из его рук, и вновь попав в силки, Анжелика в попытке обрести свободу вцепилась в витую колонну широкой кровати, словно моряк за спасительную мачту в шторм. Волны накатывали на нее, одна за другой, угрожая опрокинуть, лишить опоры, она задыхалась и готова была просить пощады. Она подчинилась, не имея сил бороться с самой собой. Теряя силы, молодая женщина соскользнула на подушки. Он настиг ее и здесь, подчиняя своей воле. Уже сама, торопя миг своего поражения, она инстинктивно притянула его к себе, словно ястреб, впившийся когтями в жертву. Запрокинув голову, уже не сдерживая стонов, Анжелика выгнулась и, возможно, ей только показалось, но в этот миг дверная щель приоткрылась и в ней мелькнул знакомый силуэт в сутане. Тяжелое тело маркиза вдавило молодую женщину в постель, но Анжелика и не думала требовать свободы. Машинально она провела рукой по его волосам. Створка двери поспешно захлопнулась с легким щелчком. Маркиз резко поднял голову и отстранился. Ощущая себя полностью опустошенной, Анжелика продолжала лежать без движения, распластанная на смятых простынях. Понемногу придя в себя, она блаженно вытянулась во весь рост, словно кошка, греющаяся на солнце. Тело сковала сладкая тяжесть, веки казались свинцовыми, и в тоже время, в груди поднималась волна какого-то непонятного счастья. Она бросила взгляд на мужа из-под полуопущенных век. Он прислонился к изголовью, напротив нее, и, хотя лицо его было непроницаемо, Анжелике показалось, что он взволнован. Перед ней вновь возникло лицо старой маркизы, но не такое, как мгновение назад, а то, из детства, пылающее и растерянное лицо, потерявшей дар речи влиятельной придворной дамы. Дерзкая Маркиза Ангелов снова посмела скрестить с ней шпаги. Анжелика тихо рассмеялась и томно проговорила: — Надеюсь, Филипп, Ваша матушка насладилась увиденным. Как Вам кажется? Муж поднял на нее тяжелый взгляд и глухо ответил: — Прекратите. Но Анжелику было уже не остановить. Она отозвалась смехом женщины, осознающей свою власть над мужчиной. — А если не прекращу? — Я отхлещу Вас по щекам, — предупредил он. Анжелика не пошевелилась, продолжая спокойно изучать его. Она его не боялась. Больше не боялась. Наконец, чуть хрипловатым голосом она уточнила: — Вы всегда хотите дать пощечин женщине, которую желаете, Филипп? Что ж, бейте, — улыбнулась она. — Но может быть Вам хочется чего-то другого? Маркиз долго смотрел на нее с каким-то отчаянием во взгляде, и, наконец, вымолвил: — Прекратите, мадам. Не будьте бесстыдной. Анжелика снова томно рассмеялась, глядя ему прямо в глаза: — А если я хочу ею быть? Разве Вы остались недовольны? — Жена должна ожидать, когда муж сочтет нужным проявить к ней внимание, а не предлагать ему себя слово доступная женщина. — Ах, вот как! — воскликнула Анжелика, резко сев на постели. — Да с такими представлениями о браке Вам следовало жениться на юной девственнице! — Именно это я и собирался сделать, пока Вы нагло не навязались мне. Ее смех оборвался, и она холодно заметила. — Благодарите Бога, мой дорогой, за мою навязчивость. Вам бы пришлось сильно постараться, чтобы обретать вдохновение всякий раз, как Вы оказывались бы в постели с этим сушеным кузнечиком — мадемуазель Ламуаньон! — Пусть она некрасива, но она была бы послушной женой. — Скучной и утомительной, — подхватила Анжелика. — Знающей свое место, — возразил Филипп. — Блеклой, невыразительной. — Супругой, с безупречной репутацией, — парировал маркиз. — Ах, разве можно с ее внешностью рассчитывать на чье-то внимание, Филипп! Только и остается — быть благочестивой ханжой. Их взгляды скрестились. Сама удивляясь своей смелости, Анжелика спросила: — Какие еще скрытые таланты Вы обнаружили у мадемуазель Ламуаньон? — Она родила бы мне детей и … — Я подарила Вам наследника прошлой зимой! — запротестовала молодая женщина. — Но Вы больше не хотите! Анжелика с вызовом подняла голову. — Да не хочу, и не захочу в ближайшие пару-тройку лет. Дайте мне насладиться жизнью. Я слишком долго к этому шла. И я не собираюсь, как моя мать, увядать во цвете лет, рожая десятерых детей одного за другим и умереть, не дожив до сорока! К ее удивлению, прекратив пикировку, муж поднялся и отошел к окну. Поразмыслив, Анжелика покинула кровать, закутавшись на ходу. — Филипп, давайте не будем снова ссориться, — примирительно проговорила она, подходя. — В конце концов, если Вам так уж этого хотелось, могли бы меня попросить. — Я — маршал, мадам. Я не привык просить. — Но Вы не в армии, Филипп! — Какая разница. Вы — моя жена. Но Вы все время мне противоречите! — Потому что Ваши желания неразумны! — Это не Вам решать! Анжелика начинала терять терпение. Что за несносный мальчишка! — Послушайте, Филипп! Где Вы набрались этих варварских обычаев? Насколько я помню, Вашим отцом прекрасно командовала Ваша матушка, и уж никак не наоборот. Исказившееся лицо Филиппа заставило Анжелику тут же прикусить язык. Маркиз угрожающе двинулся на нее. — Что Вы посмели сейчас сказать? — его тихий голос напугал ее сильнее, чем самый необузданный гнев. Молодая женщина укрылась за канапе, рассчитывая, толкнув под ноги мужа табурет, выиграть время и убежать. Но маркиз разгадал ее маневр и поймал за край юбки. Оказавшись в капкане, Анжелика, схватила с комода первое, что ей попало под руку — графин с вином — плеснула Филиппу в лицо: — Остыньте! Он отпрянул, зажмурившись, и выпустил ее, но через мгновение вновь ринулся в погоню. Как произошло дальнейшее, Анжелика помнила лишь отрывками. В пылу борьбы, кувшин выскользнул из ее рук и с грохотом разлетелся по плиткам пола. Оттолкнув Филиппа, в отчаянной попытке спастись, Анжелика устремилась к двери. Маркиз почти поймал ее, но поскользнувшись, со всей силы ударился о резной выступ комода. Вскрикнув, он схватился за голову — между пальцами Филиппа текли алые струйки то ли вина, то ли крови. Молодая женщина в ужасе застыла, не в силах сдвинуться с места. «Боже мой! Что я наделала?! — промелькнуло в ее голове, — «Сейчас он меня точно убьет! Бежать! Скорее бежать!». Маркиз медленно поднял голову, словно разъяренный бык перед атакой, но внезапно покачнулся, тщетно ища опоры, и, оглушенный, рухнул на пол. Мгновение назад он был готов убить ее, и вот, поверженный, лежит у ее ног. Забыв о желании исчезнуть с поля боя, Анжелика затрясла мужа. — Филипп! О, Господи, Филипп! Что с Вами?! Очнитесь! Прошу Вас! Ударом маркизу рассекло висок. Кровь пропитала волосы, заливала щеку, стекала по шее. Я разбила ему голову! Анжелику всегда отличала способность смело действовать, в ситуациях, не терпящих промедления. Она схватила серебряный стаканчик со льдом для охлаждения питья и полотенце и приложила к ране: «Как мы дошли до такого? — лихорадочно думала Анжелика, склонившись над мужем и оттирая его лицо, — если мы не остановимся в наших ссорах, то просто поубиваем друг друга!». Ее мучило раскаяние. — Вам больно? — робко спросила она, и поскольку он не отвечал, добавила, — Как же так получается, Филипп? Но Вы сами виноваты, зачем Вы напали на меня словно зверь? Ее волнение понемногу уходило. Она попробовала разрядить ситуацию шуткой: — Ну же, не все так страшно, было бы хуже, сломай Вы нос. Как бы мы объяснили это гостям? Шрама, наверное, не будет, да и под париком не заметно. Останетесь красавцем, — слабо улыбнулась она. Маркиз продолжал молчать, и Анжелика забеспокоилась: — Хотите, я наложу пару швов шелковой ниткой? — Нет. — Большой Матье с Нового моста всегда так делает. — Только попробуйте, — он попытался отстранить ее руку. — Тише-тише! Не мешайте мне. Занимаясь раной, она не обратила внимания на настойчивый стук в дверь. И вот, прямо над ними, как из-под земли, выросла старая маркиза: — Дети мои! Что за шум?! Анжелика затравленно подняла голову. Суровый взгляд настоятельницы перебегал от сына к невестке и, наконец, остановился на тазике с окровавленной водой. — Святая Мадонна! Что здесь происходит?! Сын мой, что с Вами?! — она провела пальцами по его волосам, слегка повернув голову маркиза к себе. — Все живы, матушка, — не поднимая век, пробормотал он. — Просто нелепая случайность! — вставила со своей стороны Анжелика. В этот момент мать-настоятельница заметила на полу осколки кувшина, и медленно перевела глаза на племянницу. В ее остановившемся змеином взгляде молодая женщина прочитала свой смертный приговор. — Я пошлю за лекарем, Филипп, — не выпуская невестку из виду, тягуче поговорила старая маркиза. — Нет… Позовите Ла-Виолетта. — Я схожу за ним, — быстро предложила Анжелика, но едва выйдя за дверь, она нос к носу столкнулась с испуганной физиономией камердинера. Тут как тут! И что этот висельник забыл под моей дверью? — с негодованием подумала она. В спальне мать-настоятельница продолжала стоять рядом с сыном, молитвенно сложив руки на груди. — А, вот и Ваш бездельник, сын мой, — спокойно заметила она и, обращаясь к слуге, приказала, не повышая голоса, — любезный, помогите положить господина маршала на постель. — Я хочу к себе… — Нет, мой дорогой, к себе Вам нельзя, — словно уговаривая маленького ребенка съесть еще ложечку, проворковала она, — Вы не можете появиться в таком виде на лестнице. А если кто-нибудь увидит? Огласки не избежать. Довольно, мой милый, довольно, Вы с супругой уже достаточно потешили Двор пикантными скандалами в Вашем семействе. Пора положить этому конец. Тем временем, Ла-Виолетт дотащил хозяина до кровати, весьма красноречиво измятой, и захлопотал над ним: — Ваша светлость, я с Вашего позволения, сбегаю в Ваши апартаменты? Одна нога здесь — другая там, а? — И, не дожидаясь, внятного ответа, он, вжав голову в плечи, прошмыгнул мимо хозяйки и скрылся за дверью. — Я сама могу ухаживать за Филиппом, — подала голос Анжелика. При тетке она смущалась, словно все еще была тринадцатилетней девочкой, впервые попавшей в роскошную залу Плесси. Старая маркиза с достоинством села в высокое кресло, рядом с кроватью, аккуратно положила руки на подлокотники, затем так же величественно повернула голову к невестке, и тихо, но четко ответила: — Пошла вон! В это мгновение дверь снова распахнулась, и перед ними предстала запыхавшаяся Ортанс: — Что у тебя случилось?! — выпалила она с порога, но заметив их тетку, осеклась. — Ох, прошу прощения, тетушка, — вкрадчиво начала она, и тут в глубине комнаты ее взору предстал именитый зять, лежащий без сознания в залитой кровью рубашке. Мадам Фалло замерла, открыв рот. — Пошли обе вон, — так же четко проговорила мать-настоятельница.
Olga: Psihey, замечательно! Понравилось, что Филиппа крестил Ришелье. Очень круто! Может они еще и в родстве? Оба из Пуату, и фамилия дю Плесси. Последняя глава напряженная. Как тут не подумать, что эта рана головы уже служит им предупреждением о будущем.
Psihey: Olga пишет: Может они еще и в родстве? Оба из Пуату, и фамилия дю Плесси. А, кстати! Ольга, спасибо! М.б. родство, потому и удалось добыть такого крестного? Надо дописать и старая маркиза похвастается как бы между прочим) Olga пишет: Последняя глава напряженная. Как тут не подумать, что эта рана головы уже служит им предупреждением о будущем. Да, я помню, как мы эту главу обсуждали здесь)) Я поменяла в итоге - кувшин не о голову разбит, а об пол - не Анжелика виновница, а просто так вышло - как обычно)
Psihey: Глава 28. Ахиллес поверженный Прокурорша опомнившись, схватила сестру за руку, и выволокла ее из спальни. - Ты что, убила мужа?! – зашипела она, дотащив Анжелику до лестницы. - С ума сошла! Разумеется, нет! Навстречу им поднималась мадам де Жанси. Сестры раскланялись с ней, и Ортанс, дождавшись, когда гостья скроется за поворотом, потребовала: - Идем ко мне. В спальне она снова набросилась на младшую сестру, вытаращив глаза: - Что ты творишь? Я сижу у себя и вдруг слышу какой-то грохот, драка, звон стекла. Моя комната прямо под твоей! Прибегаю, и что я вижу?!... Что ты с ним сделала, безумная? Отвечай! - Ничего я не сделала! Мы… мы просто поссорились. Я не знаю, как так вышло... И кувшин разбился… Казалось, мадам Фалло де Сансе не слышала ее. - Ты уверена, что маршал живой? – вдруг спросила она. - Ортанс, не мели чепухи! Разумеется, живой! - А наша тетка как там оказалась? - Понятия не имею! Я не успела опомниться, а она стоит рядом. - Чертовщина какая-то, - проговорила сестра. – Теперь скандала не оберешься! И до Парижа дойдет. Рокелоры завтра уезжают. Полетят как на крыльях! Еще бы - такая новость. Неожиданно, ее рот скривился, из глаз брызнули слезы. Схватившись за голову, Ортанс начала раскачиваться из стороны в сторону: - Соучастница! Я - соучастница преступления! Нас обеих повесят! Пыточные застенки, палач, допросы! Я так и знала, так и знала! – зарыдала она. На секунду перед мысленным взором Анжелики предстали застенки Шатле, у нее перехватило дыхание. - Прекрати нести чушь! Оторвавшись от подушки, Ортанс подняла голову и начала сверлить сестру своими маленькими злыми глазками: - Чушь?! Я на тебя посмотрю, как ты запоешь на дыбе! Ты – проклятие нашей семьи! Вечно втягиваешь нас в несчастья! Нельзя было ехать в Плесси! Я так и знала! Ах, если бы только Гастон был здесь! Нужно было немедленно прекратить эту сцену, пока прокурорша своим воем не переполошила весь дом. Маркиза схватила сестру за плечи и как следует встряхнула: - Прекрати истерику, Ортанс! Никто тебя не повесит! Филипп - жив. - К утру представится, - не унималась мадам Фалло, утирая слезы, - сердцем чую. А у меня дети! Четверо сироток! И всё по твоей вине! Исчерпав аргументы, Анжелика не нашла ничего лучшего, как отвесить ей звонкую пощечину. На удивление, это подействовало. Пару раз судорожно всхлипнув, Ортанс прекратила рыдать. Спустя мгновение, она уже уставилась на хозяйку и совершенно спокойно забормотала: - Камердинер. Маршала убил камердинер. Ради наживы! Ты скажешь, что зашла в спальню мужа, и увидела, как этот верзила-гугенот добивает твоего мужа и от страха лишилась голоса. Я подтвержу, что вбежала следом, и маршал был весь в крови. И двух недель не пройдет, как этого вероотступника колесуют и вздернут или вообще четвертуют. - Ортанс! Ты сошла с ума?! Он здесь совершенно не причем. Да и вошел уже, когда все произошло. - Ну и что? Его никто не будет слушать. Что его слова против наших? И я советую ему чистосердечно покаяться и обратиться в истинную веру! Может, еще избежит четвертования. - А месье де Бюсси? Он начнет задавать вопросы. - Он тоже гугенот, ему никто не поверит. Нет, еще лучше – он испанский шпион. Это заговор против маршала! К Анжелике вернулась способность трезво мыслить, и она мрачно заметила: - Дорогая сестрица, мне кажется, в своих планах ты упустила главное – нашу тетушку. До нее начинал доходить весь ужас произошедшего. Анжелика решительно поднялась. - Я должна вернуться и посмотреть, что с Филиппом. - Она тебя не впустит. - Я все равно войду! Он мой муж! - Слушай, Анжелика. Давай мыслить здраво. У тебя его нельзя оставлять. Это все заметят. Надо перенести маршала в его спальню. - Но как? - Сейчас стемнеет, мы проверим, все ли у себя. Отнесем его, а утром скажем, что маркиз купался ночью, схватил лихорадку и слег. - Но Ла-Виолетт не донесет его один. - Значит, нам придется помочь. - У тебя на платье кровь, - вдруг заметила Ортанс, - вот, возьми накидку. Посидим у меня, подождем, пока все стихнет. Сестры замолчали. Анжелика все еще переживала недавнюю сцену. - Не пойму я тебя, - пробурчала прокурорша, она почти овладела собой. – Всё время у вас что-то происходит. Мы с Гастоном ссорились крупно может пару раз за всю жизнь и первый раз, кстати, из-за тебя! Ты же живешь как на пороховой бочке – вот-вот рванет. И что вы всё время делите? С самого же детства. Маркиза дю Плесси устало посмотрела на сестру. Очень хотелось по-детски заплакать и уткнуться в ее костлявое плечо. Если бы она сама знала, почему все так выходит. - Ну, будет-будет, - наконец, смягчилась та. - Как-нибудь успокоится. А я уже было решила, что тебя ждет эшафот. - Ортанс! - Ладно, я так, - и, помолчав, добавила, - знаешь что? Поехали обратно в Париж, а? - Я не могу уехать, пока Филипп здесь. Часы внизу пробили полночь. Дверь медленно отворилась, впустив старую маркизу и женщины как по команде поднялись ей на встречу. Окинув племянниц тяжелым взглядом, она тихо сказала. - Хватит рыдать. Надо перенести маршала к нему в спальню. Без свидетелей. Идемте, поможете мне. Хозяин замка неподвижно лежал на постели. Его лицо, освещенное неверным светом ночника, казалось мертвенно-бледным. Слегка запрокинув голову и закрыв глаза, маршал дю Плесси напоминал надгробное изваяние из усыпальницы Сен-Дени. Анжелика прижала пальцы к губам: - Что с ним? Что Вы с ним сделали? - Это Вы что-то с ним сделали, моя дорогая! Пришлось напоить Филиппа снотворным питьем, но он скоро очнется, торопитесь. Так, - продолжала распоряжаться Алиса, - вы обе берите его под руки, Ла-Виолетт поможет, а я понесу канделябр, - и первая вышла в темную галерею. Процессия двигалась в полном молчании, так, что был слышен треск свечей. Их неверный свет отбрасывал на стены причудливые тени. Апартаменты маркиза располагались в другом крыле замка, ниже этажом. У черной лестницы они приостановились, шепотом советуясь, как спускаться. Неожиданно, за спиной Анжелики раздался тихий голос: - Позвольте, я помогу Вам, мадам? Маркиза от испуга чуть не выронила свою ношу, и резко обернулась. Перед ней стоял де Бюсси. Не дожидаясь ответа, он подхватил маршала, и, распорядившись действиями Ла-Виолетта, продолжил спуск. Старая маркиза, задержалась на мгновение, бросив сестрам: - Управимся теперь без вас. Проверьте лучше, не видел ли кто? Когда Анжелика с Ортанс кое-как в темноте добрались до спальни Филиппа, на пороге их встретил начальник его личной охраны. Со строгой учтивостью протянув дамам два подсвечника, он хотел откланяться, но маркиза остановила его: - Месье де Бюсси! Эта прискорбная случайность… - Да, мадам. - Должна остаться тайной… - Я понимаю, мадам, – он продолжал смотреть на нее бесстрастным взглядом. – Да никак этот молчальник осуждает меня? – мысленно поразилась Анжелика. - Хорошо, - сдержано кивнула она, - можете идти. - Я останусь при господине маршале, мадам. - Господин маршал у себя в доме. Здесь ему ничего не угрожает. Идите спать. - Я все же останусь, мадам. С Вашего позволения, мадам, - поклонился он, и, войдя в спальню маркиза, встал у двери. Ортанс задержала ее: - Я к себе. Хватит с меня на сегодня. Ты уверенна, что кузен не заявит на тебя и не привлечет к суду? - Филипп?! – изумилась Анжелика. - Разумеется, нет! - Ладно, посмотрим. Не забудь застирать простыни от крови, - напутствовала ее сестра перед тем, как удалиться. В спальне было тихо и темно. Старая маркиза, освещенная неверным светом ночника, словно изваяние застыла у постели и не сводила с сына глаз. Филипп начал приходить в себя. Молодая женщина присела на кровать, с другой стороны, и взяла мужа за руку: - Как Вы? – тихо спросила она, и, поскольку он, молча, смотрел на нее, из-под полуопущенных век, добавила с ободряющей улыбкой. - Всё будет хорошо. Вы поправитесь. - Хватит изображать из себя сострадательную супругу, мадам, - не выдержав этой сцены, одернула ее старая маркиза. – Поберегите свои таланты для более благодатной публики. - Что? Я … Я Вас не понимаю… - Всё Вы понимаете! - в голосе матери-настоятельницы зазвучала угроза. - Объяснитесь, мадам! - Анжелика начинала выходить из себя. - Объяснений? Вы требуете у меня объяснений?! Всё предельно понятно - Вы хотели убить моего сына! – заявила она. - Что?! Что Вы такое говорите?! – воскликнула Анжелика, в гневе поворачиваясь к тетке и отпуская руку Филиппа. - Не притворяйтесь, милочка! – старая маркиза в свою очередь развернулась к сопернику. - Титул Вы получили, наследник есть, самое время стать вдовой маршала Франции. Да еще и в расцвете лет – как удобно! Полный Двор желающих Вас утешить. Или, может быть, Вам нужен кто повыше? - Да Вы обезумели, старая Вы сплетница! Обе женщины вскочили. Лицо Филиппа исказила гримаса боли. Он попробовал приподняться на локте и яростно скомандовал: - Хватит! Убирайтесь! Обе вон! – и упал на подушки. Свекровь и невестка одновременно вздрогнули и обменялись ревнивыми взглядами. Никто не хотел уступать, но тон маршала заставил их повиноваться. Немые участники этой сцены никак не обнаруживали своего присутствия. Ла-Виолетт, съежившись и потупив взор, замер у комода, а месье де Бюсси на своем посту у дверей невозмутимо разглядывал носки сапог. В полной тишине женщины вышли прочь. *** Филипп повалялся в постели четыре дня, и за это время Анжелика почти не виделась с ним, получая от Ла-Виолетта скупые сведения, приправленные вздохами. Принц Конде ни раз порывался навестить маркиза, не удовлетворившись известием о внезапно подкосившей Филиппа лихорадке, и заподозрив неладное, но мать и жена стояли насмерть – больному необходим покой. Наскоро попрощавшись, уехали в Париж Рокелоры. Засобирался и месье де Жанси с молодой супругой, дожидаясь только принца, так как не смел покинуть его. Монсеньор же уперся как мул, не желая оставлять замок, не повидавшись с хозяином. И только братья Анжелики пребывали в прекрасном расположении духа, радуясь возможности задержаться в таком теплом и сытном местечке, как дом сестры. Наконец, к вечеру пятого дня, Филипп спустился в гостиную – чуть более бледный, чем обычно, но совершенно бесстрастный. Он успокоил принца, назвав безосновательными его тревоги, был сдержан и отстранен. Казалось, все в замке вздохнули с облегчением. Отъезд монсеньора Конде со свитой был назначен на следующий день. Под его надежной охраной собиралась вернуться в свой монастырь и бывшая хозяйка Плесси. Ортанс тоже торопила сестру, убеждая ее ехать в Париж вслед за гостями, но Анжелика не могла принять решения, не смея спросить мужа о его планах и не желая оставлять его одного.
Psihey: Так, я не знаток истории медицины и не знаю, правдоподобно ли вышеизложенное)) Но готова исправить. Думаю над другим - правдоподобно ли, что Анжелика не прорвалась к постели больного?
полная версия страницы