Форум » Творчество читателей » Лето в Плесси 1667 г. (Анжелика и Филипп). Часть 3 » Ответить
Лето в Плесси 1667 г. (Анжелика и Филипп). Часть 3
Psihey: Первая часть:click here Вторая часть: click here Глава тринадцатая. «Кающиеся» и «грешники» [more]Наутро после прибытия старой маркизы в Плесси и каждый последующий день, домашняя часовня переживала поистине нашествие прихожан. Бедный духовник Филиппа, служа мессу, поначалу путался и забывал слова от волнения. Первый раз в жизни его увещеваниям внимало столько знатных особ. Впереди всех, у алтаря, в экзальтации молилась мать Филиппа. За ее черной фигурой расположились придворные кокетки в кружевных мантильях, лощеные господа и сам принц Конде, которые сочли своим долгом явиться на утреннюю службу. Пришел даже Пегилен де Лозен, не слишком рьяно посвящавший себя вере, и нашедший некоторое удовольствие, подавая дамам кончиками пальцев святую воду. Анжелика не следила за проповедью. Она обдумывала сложившееся положение дел. Больше всего ее беспокоил Филипп. Чего ожидать от него в свете последних событий? В том, что он будет мстить, у нее не было сомнений. Маркизу и раньше не было свойственно всепрощение, а сейчас Анжелика опасалась самого худшего. Нет, она не раскаивалась. Его звериные замашки и отношение к ней, как к вещи, заслуживали наказания. Если он не понимает, что подобное поведение непростительно, что ж, примирение между ними невозможно и ей не в чем упрекнуть себя - она сделала всё, что могла. Гордость не позволяла Анжелике быть мужу нянькой, предугадывая его дурное настроение, и угождая во всем. Но как далеко он может зайти на этот раз? Принудит ее к исполнению супружеского долга? Так просто он своего не добьется! Ему придется выломать дверь ее спальни или влезть, как разбойнику, в окно. С появлением старой маркизы ситуация осложнилась. Свекровь. Еще одна ее мучительница. Анжелика раньше и не подозревала, какие сложные отношения связывают Филиппа с его матерью. Они были любезны на людях. Сын оказывал ей должное внимание, был учтив, но холоден и сдержан. Она, временами, страстно изображала любящую мать, беспокоясь о мелочах и называя сына не иначе, как «мой мальчик», временами, когда ее ум был занят очередной интригой (а она сумела организовать в Плесси несколько мелких интриг, разделив гостей на два противоборствующих лагеря по совершенно пустому поводу), как будто забывала о нем. Также она вела себя и с внуком, «ее ангелочком», и с детьми Анжелики, которые, по выражению Флоримона, считали ее «немного не в себе»: то трепала за щеку, то высказывала резкие замечания по поводу их воспитания и, топая ножкой, требовала усмирить «проказников», от игр которых у нее случалась «ужасная мигрень». С самого появления старой маркизы в Плесси, не проходило и часа, чтобы свекровь не делала замечаний невестке о том, как она устраивает приемы, как одевается, что ей не достает изящества в манерах и умения вести светскую беседу, как она обращается с мужем, со слугами, и даже о том, какую кашу ест ее внук. Решительно всё подвергалось критике. Обо всем старая маркиза имела свое мнение и, с присущим ей византийством, отпускала двусмысленные замечания и пространные намеки. Несколько раз молодая маркиза порывалась восстановить привычное положение дел, напомнив тетке, о том, кто сейчас является хозяйкой белоснежного замка. Но всякий раз, когда на горизонте их отношений возникала угроза бури, старая маркиза с ловкостью комедианта спохватывалась и, приняв вид смиренной монахини, со слезами на глазах, начинала говорить о душе, неотмоленных грехах и покаянии. Филипп, когда ему случалось быть свидетелем их бесед, держал нейтралитет, не беря сторону ни жены, ни матери и с некоторым интересом наблюдая за женщинами. Анжелике казалось, что их ссоры развлекают его, и он ждет, не вцепятся ли они со старой маркизой друг другу в волосы. Анжелику убивало безразличие мужа, с которым она едва сказала пару слов за несколько последних дней. Вместо ожидаемого нападения Филипп избрал тактику подчеркнутого равнодушия, граничащего с плохо скрываемым презрением, и молодая женщина затруднялась сказать, какая из двух зол была для нее непереносимей. Молодая женщина теряла союзников. Плесси покинули многие друзья: уехала к своему герцогу Нинон, мадам де Севинье соскучилась по дочери, Пегилен де Лозен сопровождал в Париж мадам де Субиз, которая боялась лесных бандитов, и даже верный паладин мадам дю Плесси – граф де Бриен – вынужден был проститься с ней. В замке воцарилась удушливая атмосфера покаяния, душеспасительных бесед и безграничного ханжества, сотканная старой маркизой. Не добавил веселья и приезд новых гостей - графа де Жанси де Бриссака с супругой. Один из подчиненных принца, католик до мозга костей, потомок славного рода преследователей протестантов, он без устали обличал местных дворян, знавшихся с гугенотами, желая им Гиены Огненной, и цветисто распространялся о Боге и праве. Анжелика возненавидела его с первого взгляда. Графу было около пятидесяти лет, он уже обзавелся брюшком и одышкой, был скуп, гневлив и ревновал свою юную супругу Марию, словно мавр, к любому, кто имел неосторожность остановить на ней свой взгляд. Граф был доволен сложившимся «богобоязненным обществом», возглавляемым настоятельницей Валь-де-Грас и стал ее верным послушником. И только молодая хозяйка замка, своим упрямым и независимым нравом и жаждой жизни внушала ему почти религиозный ужас. Прибыли в Плесси и братья Анжелики Дени и Альберт. Юный Жан-Мари сопровождал жену маршала Рошана на воды и не мог к ним присоединиться. Молодая женщина подозревала, что Альберт не оставил своего намерения стать настоятелем Ньельского аббатства и использовать положение сестры для этих целей. Что касается Дени, то в жизни молодого вояки было только три сильных страсти: карты, дуэли и хорошенькие женщины. Не найдя в замке сестры первых двух соблазнов (в карты играли мало и без азарта), он обратил свое внимание на юную Марию де Жанси и начал осаду. Впрочем, юная чаровница была весьма лояльна к эскападам бравого офицера и частенько оказывалась с ним наедине под благовидным предлогом. Увы, Анжелику мало занимали как молитвы «кающихся», так и забавы «грешников». Ее не тянуло примкнуть ни к первым, ни ко вторым. Прекрасную маркизу не отпускало ощущение того, что солнечная пора их жизни в Плесси безвозвратно прошла - ее заслонила черная туча монашеской сутаны.[/more] Глава четырнадцатая. Странное семейство [more]Однажды, после обеда, у старой маркизы, которая обосновалась в голубой гостиной, и куда Анжелика избегала заглядывать без веской причины, намечался вечер. Памятуя о религиозной экзальтированности тетки, молодая женщина решила одеться в строгое, закрытое платье темно-каштанового цвета. Спускаясь по лестнице, она столкнулась с мужем. Маркиз нарочито вежливо откланялся ей: - Позвольте поинтересоваться, куда Вы направляетесь, мать-настоятельница? - Филипп, Вы начали путать меня со своей матерью? – с деланным удивлением осведомилась Анжелика. – Вы пугаете меня. - Прошу прощения, мадам, я обознался. Этот цвет добавляет Вам лет двадцать. К сожалению, даже Ваши брильянтовые подвески не могут украсить столь безрадостную картину. - Со своей стороны отмечу, Филипп, что брильянты не способны скрасить даже Ваше дурное воспитание. - Что ж, в таком случае, мое дурное воспитание позволяет мне покинуть Вас прямо здесь и не провожать в гостиную. Оставшись одна, Анжелика на секунду задумалась и внезапно бросилась к себе в комнату. - Быстрее, Жавотта! Лазоревое бальное платье. И жемчужную нить в три оборота. Из зеркала на нее смотрела роскошная придворная дама, в ярко-лазоревом платье с глубоким декольте. Представив лицо мужа, когда он ее увидит, Анжелика довольно усмехнулась и прошествовала в гостиную с высокоподнятой головой. Ее появление произвело фурор. Молодой Дени, который так и не овладел в полной мере искусством великосветского этикета, чуть не поперхнулся, принц Конде забыл, что именно он рассказывал старой маркизе, а граф де Жанси уставился в вырез платья прекрасной хозяйки и не мог отвести взгляд. Анжелика победоносно улыбнулась и села рядом с мужем. Но что происходит? Почему лицо Филиппа выражает ничем не прикрытое торжество?! Ему льстит реакция других мужчин, восхищенных его женой? С чего бы? Анжелика осмотрелась по сторонам, и внезапная догадка осенила ее. Все собравшееся общество было в траурных одеждах. Темно-серый, черный, черничный - ни одного яркого пятна, кроме … Я выгляжу белой вороной! - в ужасе подумала маркиза. Анжелика встретилась глазами со свекровью - старая маркиза пошла красными пятнами и, гневно поджав губы, что-то быстро заговорила принцу. - Я вижу, Вы сменили платье, - вполголоса заметил маркиз. - Что происходит, Филипп? К чему эти траурные цвета? - А Вы не знаете? – притворно удивился он, - десять лет назад умер мой отец. Собственно по этому поводу мы и собрались. - Я…, - начала Анжелика. – Почему же Вы настаивали, чтобы я сняла строгое платье?! - Настаивал?! Отнюдь. Я всего лишь сказал, что оно Вас старит, мадам. - Но Вы же понимали, что любая женщина после таких «комплиментов» помчится к себе в комнату и наденет что-то более … яркое?! Наградой ее прозорливости стала злорадная улыбка мужа. - Черт бы Вас побрал, Филипп! – прошипела Анжелика. - Вы выставили меня перед гостями неучтивой дурой. - По-моему, мадам, в подобной помощи Вы не нуждаетесь. И если бы Вы проявляли чуть больше интереса к истории семьи, в которую так нагло и беззастенчиво влезли, Вы бы не попадали в столь глупое положение. И слегка поклонившись жене, маркиз поднялся и присоединился к принцу и матери, время от времени украдкой поглядывая на жену. Вечер стал для Анжелики пыткой. Поначалу она хотела незаметно пролить на юбку вино, чтобы иметь благовидный предлог переодеться. Но укорив себя за малодушие, маркиза села в кресле с гордо поднятой головой. Ничто не могло заставить ее потупиться, ни перешептывания дам, ни внимание графа де Жанси, ни молнии во взглядах старой маркизы. Проклятый Филипп! Ну, ничего, он еще заплатит мне за это унижение! Удалившись в свою комнату, Анжелика не могла заснуть и строила планы отмщения. Быть может, удастся высмеять Филиппа за дружеским ужином? Но что для этого сделать? Выставить его ревнивым супругом? Или вспомнить историю с опалой? А может лучше избавиться от его любимой гончей? Или бросить на мужа гостей и уехать к отцу? В конце концов, вряд ли Филиппу понравится, если жена заберет детей и тайно вернется в Париж! Не в силах усидеть на месте, маркиза решила наведаться в детскую. Проходя мимо голубой гостиной, она невольно остановилась, привлеченная негромкой беседой. Несмотря на поздний час, в комнате еще кто-то был. Гостиная тонула в вечернем сумраке и, скрытая тяжелой портьерой, молодая женщина не боялась быть обнаруженной. Невидимая Анжелике, заговорила старая маркиза: - Нет-нет, мой дорогой принц, не отпирайтесь. Я всё знаю! Что за нимфа поразила Ваше сердце, заставив забыть о бедняжке дю Вижан? Почему Вы не привезли ее с собой? Неужели Великий Конде покинут? Игривый тон мало подходил для матери-настоятельницы. Очевидно, в гостиной собрались только самые близкие друзья. Принц Конде миролюбиво проворчал: - Если бы не некоторые расфуфыренные молокососы, мадам, клянусь Зевсом, Конде рано или поздно одержал бы победу! Но, увы, моя обворожительная нимфа ускользнула и стала Вашей невесткой. В комнате повисло молчание. Из своего укрытия Анжелика видела лишь профиль мужа, сидящего в кресле, и трость принца, и она многое бы отдала, за возможность полюбоваться на лицо своей свекрови. Филипп сидел с выражением безграничной скуки, но его пальцы с ожесточением вцепились в ручки кресла. - Я прошу прощения, - старая маркиза наконец овладела собой, - Вы хотите сказать, что … - Да, черт возьми, моя дорогая Алиса, Ваш сын увел это сокровище прямо из под моего орлиного носа! – рассмеялся Конде. - Но я давно даровал ему прощение. Молодость! Однако я откланиваюсь. Позвольте Вашу ручку, мадам. Маркиз, доброй ночи! Принц вышел так стремительно, что Анжелика едва успела отступить в тень. - Что ж, мне тоже пора отдыхать… - Сядьте, Филипп! Победитель при Рокруа трусливо бежал, но Вы никуда не пойдете, пока не дадите мне объяснений! Итак, моя невестка – не просто голодранка из семьи провинциальных дворян, а ныне торговка с двумя детьми. Она еще и бывшая любовница Конде! Просто прелестно! - Принц уверяет, что не одержал победы. - А что монсеньор должен был Вам сказать?! Что он ни за что не ручается и не знает, кто отец Вашего ребенка? - Мадам, Вы переходите границы! - Тише-тише, я – Ваша мать. И мне не безразлично Ваше будущее. Почему Вы отвергли брак с дочерью Гийома де Ламуаньена?! Прекрасная партия! Прекрасная! Во всех отношениях! Особенно с точки зрения политики. Когда белка упала с ветвей, мы все вынуждены были покинуть его и предать забвению нашу дружбу, Ламуаньен единственный отказался его судить! Мне до сих пор не по себе, когда я вспоминаю те дни. Это достойный человек, Филипп! Честный и благородный. И Вы потеряли его расположение так опрометчиво. Ради кого? Ради куртизанки с сомнительным прошлым. Возможно, малышка Ламуаньен не столь соблазнительна, но знаете, друг мой, тем больше шансов у ее супруга не обзавестись рогами! - Мадам, я уже писал Вам, что не намерен обсуждать этот вопрос! Но старая маркиза, казалось, не заметила протестующего возгласа сына. - Гийом ответил мне, что Вы переменились мгновенно. Как она окрутила Вас, Филипп?! Я вижу только один способ. Но чтобы спать с женщиной, вовсе необязательно на ней жениться! Или это колдовство? Приворотное зелье Ла Вуазен? Я решительно не узнаю Вас и не понимаю, сын мой! - Достаточно ли будет Вам знать, что этим браком я спасал честь нашей семьи, мадам? - Так это шантаж?! Я так и знала. Она забеременела от Вас и заставила жениться?! Почему Вы не обратились ко мне? Я знаю, как выходит из столь щекотливого положения. В конце концов, это всегда вопрос денег и Ламуаньон во имя мира в семье помог бы их найти… - Ей не нужны были деньги. Только брак. - Стервятница! Интригантка! Значит ей мало любовника-принца, ей подавай мужа – маршала Франции! Какова! - старая маркиза задыхалась от негодования. - Оставьте Ваши стенания, мадам! Содеянного не изменишь. К тому же, жена подарила мне наследника. - С паршивой овцы…, - буркнула старая маркиза. - Если Вас это утешит, ей пришлось дорого заплатить за удовольствие стать моей женой и наш брак сложно назвать увеселительной прогулкой. - Полноте, сын мой! Ваша жена не покидает Двор, представила своих сыновей и ухитрилась получить две постоянные должности лично для себя! Право же, за это можно потерпеть некоторые неудобства. Но меня смущает ее умение вечно поставить Вас в неловкое положение. И она дерзит Вам! А жена должна подчиняться мужу. - Как будто Вы были послушной женой, мадам! - О, не сравнивайте. Ваш отец нуждался в руководстве и добром напутствие. Что бы с ним было без меня! Другое дело Вы – дикий, злой волчонок. Мне стоило многих сил приручить Вас. - Вы выдаете желаемое за действительное, матушка. Впрочем, как и все женщины. И он вышел из комнаты. Анжелика выдохнула и бесшумно скользнула к лестнице. Итак, чувства свекрови к ней сложно назвать родственными. Но это мало заботило Маркизу Ангелов. По-настоящему ее волновало другое. Почему Филипп промолчал о ларце с ядом? Боялся лишних свидетелей? Но тот же Конде знает, что опасности больше нет… За что сын так не любит мать, что не хочет успокаивать ее? Странное, странное семейство.[/more] Глава пятнадцатая. Смиренная монахиня [more]Обычно всё начиналось с мелочей. Косой взгляд, пустое замечание, вздох: «Ах, моя несчастная племянница! О, мой бедный сын!», незаметные гостям, явственно ощущались Анжеликой, и били точно в цель. Она сама не понимала, что ее останавливает, чтобы не выпроводить свекровь из замка, разругаться с ней или хотя бы урезонить. Так и сегодня, всё началось с пустяка. Сидя в гостиной за пасьянсом, старая маркиза обратилась к мадемуазель де Бриен: - Душенька, Вам, наверное, скучно с нами? Что делать свежей, как весна, девушке с дамами, убеленными сединами? – и она выразительно покосилась на седую прядь в волосах Анжелики. Мадемуазель де Бриен, польщенная словами настоятельницы, с довольным видом откланялась дамам и исчезла в саду. - Ах, молодость, - притворно вздохнула Алиса, - прекрасная пора, но длится мгновение. Но Вы, кажется, загрустили, моя дорогая? Не печальтесь, у Вашего возраста есть свои преимущества, и мужчины их ценят. А седую прядку почти не видно, хотя на Вашем месте, чтобы дольше скрывать свой возраст, я бы укладывала волосы иначе… - Кажется, мадам, теперь я понимаю, кто научил Филиппа любезности и светскому обращению с дамами. - Я рада, моя дорогая, что Вы смогли по достоинству оценить изящность манер моего сына, хотя, как я понимаю, судьба ранее не баловала Вас знакомыми из высшего света. - Признаюсь, мадам, я терялась в догадках об истоках воспитания маркиза, встречаясь с ним в салонах или принимая его у себя, но познакомившись с Вами ближе, я нашла ответы на свои вопросы. Я не оскорбляю Ваших чувств своей откровенностью? - О, нет, что Вы, моя милая! Я прошу Вас, без церемоний. Я тоже сделаю Вам признание. Безмерная любовь к Вам позволяет мне чудесным образом многого не замечать. Но всё же, как это ни печально, не видеть плохого воспитания Ваших сыновей, пасынков моего любимого сына, я не в силах. - Вы успели познакомиться с моими мальчиками, мадам?! Я поражена Вашей энергии! Когда Вы находите время? Вы же были безумно заняты службами и молебнами. - Да, была, и заметила, моя дорогая племянница, что для католички, Вы весьма холодны к вере. И это не лучший пример для Ваших детей. - Что-то раньше я не замечала особой религиозности в Вашем сыне. Старая маркиза поджала губы. - Филипп - солдат, на войне некогда думать о спасении души. Другое дело – маленькие ангелочки. Чудный невинный возраст, который так быстро проходит. Но Вам не до них. Вы заняты только собой. Я не нашла ни одного портрета детей, и Молин заверил меня, что их нет и в парижском особняке. Хм, я припоминаю, что один из Ваших братьев – художник? - Вы очень хорошо осведомлены, мадам. - Дворянин, подавшийся в ремесленники…. О, времена! – не унималась Алиса. – Да, Вашим родителям было нелегко помочь детям занять подобающее их происхождению положение в обществе. Каким по старшинству является Ваш брат? Вы простите мне, Ваших братьев и сестер так много, что я до сих пор не могу запомнить их всех. - О, не стоит извинений, я совершенно не в претензии, мадам, время неумолимо. Гонтран – третий сын и это было его личное решение. Кстати, глубоко сожалею, но вынуждена заметить, что Вашего дорогого внука зовут Шарль-Анри, а не Франсуа. Я уже просила Филиппа напомнить Вам об этом. Старая маркиза захлопнула веер. - Я еще не выжила из ума, и прекрасно знаю, как зовут моего внука, Вас и не путаю Ваших детей, мадам. То же самое я сказала моему сыну. И я бы хотела знать, откуда взялись эти нелепые домыслы? - Быть может у них одна родина с небылицами о том, что я работала служанкой в трактире? Я?! Служанкой? Право, Вы поражаете меня своей безграничной фантазией, тетушка! - О чем Вы?! Как Вы могли подумать, мадам, что я буду распространять такие нелепые слухи?! Но за Вашей спиной шепчутся гости, должна Вас предупредить. Я могла бы назвать имена… - Прошу Вас, не трудитесь! - Ах, я надеюсь, Вы не гневаетесь? Не стоит обращать внимания на пустые сплетни. И, раз инцидент исчерпан, расскажите, прошу Вас, как Вы, дворянка, стали шоколадницей? Мне безумно интересно. В молодости, я была увлекающейся натурой, хотя, конечно, мысль что-то стряпать, как кухарка, и продавать это, не приходила мне в голову. - Шоколад, мадам, варят профессиональные повара, хотя я и сама могу угостить Вас как-нибудь (замечу, что Филипп - верный поклонник моих маленьких кулинарных забав). Я тоже увлекающаяся натура, тетушка, только я развлекаюсь производством шоколада и заморскими экспедициями, а Вы больше интересовались Фрондой. У нас разные вкусы. Алиса побагровела и открыла рот, чтобы возразить невестке, но их словесную дуэль, грозящую перерасти в нечто большее, прервало появление принца. Анжелика, пользуясь случаем, сделала реверанс монсеньору Конде и тетке и покинула гостиную. На веранде маркиза столкнулась с сестрой. - Что с тобой? Можно подумать, ты сцепилась с кем-то врукопашную! Сядь и выпей воды, у тебя горят щеки. Необычный тон Ортанс смутил молодую женщину. С тех пор, как уехала Нинон, ей почти не с кем было поговорить по душам. И сама не зная почему, Анжелика сказала: - Это всё наша тетка. Норовит укусить меня. А я каждый раз борюсь с желанием расцарапать ее физиономию. Как будто мне мало обид Филиппа! Ах, Ортанс, эти Плесси превращают мою жизнь в сущий ад! Прокурорша закусила губу, собираясь отвесить ядовитое замечание, но передумав, серьезно сказала: - Да они всегда были такими! Разве ты не помнишь? Даже дядя, самый воспитанный из этого семейства. Зачем ты связалась с этой фамилией? Тебе нужен был громкий титул, Версаль и красавец Филипп? Ты получила то, что хотела – изволь платить. Анжелика, я не узнаю тебя, где твой бойцовский характер?! Я не собираюсь тебя жалеть! И не смей жалеть себя сама! Ты теперь маркиза дю Плесси. Это твой замок и, черт возьми, это твое право решать, кого ты будешь здесь терпеть, а кого нет! - Почему я до сих пор терплю здесь тебя, ты не знаешь? – полушутя, спросила маркиза. - Потому что с тех пор, как уехали Нинон, Лозен и Лавальер, а наша тетушка завела здесь свои иезуитские порядки, ты совсем закисла. Так бы и дала тебе по щекам! И увидев, как встрепенулась сестра, мадам де Фалло, с удовольствием хмыкнула и переменила тему: - Когда твой муженек возвращается на войну? - Через неделю, кажется. Он мне ничего не говорит. - Да уж, не секрет. Я не знаю, что у вас происходит, но ты бы была мила с ним хотя бы на людях, для гостей. Наша тетка уже пыталась выведать у меня, почему он не навещает твою спальню. - Ей-то какое дело?! – поразилась Анжелика. - Может быть, я сошла с ума, но она хочет разрушить ваш брак. - Ортанс, ты сошла с ума. - Не скажи, сестрица. А еще, узнав, что мой муж прокурор, она интересовалась, основаниями для расторжения брака. Берегись ее! А лучше замани поскорее Филиппа к себе в будуар. Хватит жеманничать. При твоих прелестях, это не такой уж подвиг. - Кажется, сейчас по твоим щекам пройдусь я, - со смехом пригрозила Анжелика. - Только попробуй! Давай, собирай своих сорванцов, поедем к отцу. Пусть наши милые родственники перегрызут друг другу глотки. Никогда не думала, что от Ортанс может быть польза, - улыбнулась про себя повеселевшая маркиза.[/more]
Psihey: Глава шестнадцатая. Срывая маски Сельская идиллия закончилась к вечеру второго дня. Из Плесси прибыл гонец с посланием от маркиза. В двух строках Филипп извещал жену о необходимости сопровождать его мать в Ньельское аббатство. Карета старой маркизы прибудет в Монтелу завтра утром. В конце краткого послания Анжелика нашла постскриптум. Если по какой-либо причине требования мужа не будет выполнено, маркизу насильно сопроводят в Париж и заключат под домашний арест. Пасынки же маркиза останутся в Плесси под присмотром наставников. Анжелика пришла в ярость: - Пусть только попробует! Для начала Филиппу придется меня найти, а никто не знает лес Монтелу так, как Маркиза Ангелов! Она уже собиралась написать гневный ответ мужу, но поразмыслив и представив последствия открытого неповиновения, молодая женщина решила подчиниться. Она не сомневалась, что путешествие наедине со старой маркизой многое прояснит в сложившейся ситуации. Утро выдалось пасмурным, душным и унылым. К вечеру ждали грозу. Трясясь в карете по проселочной дороге, Анжелика изнывала от скуки. Не зная, чем занять себя, она принялась украдкой наблюдать за теткой. Про себя, молодая женщина называла свекровь Екатериной Медичи – такая будет горячо сжимать вас в объятиях и клясться в любви, уже подсыпав яд вам в бокал. По тому, что старая маркиза говорила, никогда нельзя было понять, была ли она искренна или играла с вами? О чем она думала на самом деле? Что стояло за ее любезностью? Солнечный свет, просачиваясь сквозь низкие облака, создавал тончайшую, словно дымку, вуаль на лице настоятельницы, сглаживая острые углы. Алиса все еще была красива. Точеные черты лица, лилейно-белая кожа, оттененная черной одеждой, царственный взгляд, худые, длинные пальцы. У маркизы была несколько театральная манера держать голову – казалось, что она снисходила до собеседника. Настоящая аристократка. С трудом перенося присутствие тетки в замке, Анжелика следила взглядом за ее хрупкой фигурой, изысканной медлительностью движений, магией неподвижного, как у змеи взгляда, в минуты, когда старая маркиза задумывалась. И поневоле любовалась ею. Между матерью и сыном не было заметного внешнего сходства, но это отстраненное превосходство, эта красота мраморной статуи, эта театральность поз и вальяжность движений безошибочно позволяли угадать их родство. «Странно, я раньше никогда не замечала, как сильно Филипп похож на нее», - подумала Анжелика. Молчание затянулось. Обе женщины пристально смотрели друг на друга, и, да, Анжелика почувствовала это, взгляд Алисы дю Плесси-Бельер был взглядом соперницы. - Вы красивы, - наконец выговорила старая маркиза. Это не был тон, которым делают комплимент, нет, только холодная констатация факта, все равно, что сказать: «Ваза разбилась». - Звучит, как упрек, - заметила Анжелика. Спокойный, взвешенный тон старой маркизы избавил ее от необходимости излишних реверансов. Алиса улыбнулась одними губами, вздохнула и сменила тему: - Я давно хотела Вам сказать… Видите ли, моя дорогая, титул маркизы дю Плесси-Бельер накладывает на Вас ряд обязательств. - Вы считаете, я не справляюсь с ними? – поинтересовалась молодая женщина, и сердце ее забилось: «Кажется, началось! Тем лучше». - Ох, не обижайтесь, дорогая! Поймите, во мне говорит мать! Я боюсь, что мой сын из деликатности и нежных чувств к Вам, опасается расстроить Вас даже намеком на недостойность Вашего поведения. Но Вы для меня всё равно что дочь, и я считаю своим долгом указать Вам на это. Вы - не светская женщина. Увы! Вы говорите то, о чем думаете, искренне смеетесь, я всегда вижу по Вашему лицу, если Вы недовольны или устали. Вы не умеете скрывать своих чувств, мадам, и выставляете их напоказ! А быть благородной дамой означает нести себя, как обязывает Ваш титул. "Подумать только, тетка обвиняет ее в нежелании быть лицемеркой! «Материнские чувства» - ха! Неужели Алиса думает, что я настолько глупа?! Или это искусное нападение? Ей хочется войны? Что ж, она ее получит". - Я не собираюсь быть беспринципной лицемеркой! - вскинула голову Анжелика. – Моя жизнь нравится мне такой, какая она есть. Во всяком случае, мне нечего стыдиться. - Нечего стыдиться? Вы не сможете жить при Дворе, - констатировала Алиса, - Честное слово, дорогая, с Вашими мещанскими привычками Вы вечно попадаете в неловкое положение! Почему, к примеру, Вы все время зовете Вашего мужа по имени? Он не пастушок, а Вы не белошвейка… - Что плохого в том, чтобы называть собственного мужа по имени?! - Анжелика начинала терять терпение. Старая маркиза не ответила и тонко улыбнулась. - А Вас называют безделицей. Кажется, это милое прозвище принадлежит Его Величеству? Король благоволит к Вам, не так ли? - Не больше чем к другим дамам Двора, которым он оказывает знаки внимания. - Знаки внимания? Личные покои в королевском дворце с очаровательным «для»? Много ли дам может похвастаться такими «знаками внимания» со стороны короля? Анжелика предпочла пропустить вопрос тетки мимо ушей. - Говорят, что Его Величество находит Вас оригинальной. Как он нашел Ваш адюльтер с главным Дон Жуаном Двора? Господи, Вы были так неловки, что умудрились выставить себя вместе с любовником на всеобщее обозрение! Анжелика вспыхнула. Да, стены монастыря не смогли скрыть от монахинь новостей светской жизни. - Не с Вашей славой альковных побед, мадам, призывать меня к целомудрию! - Между нами есть некоторая разница, раз уж мы столь откровенны. Мои связи никогда не вредили карьере маркиза. А Ваше поведение привело к опале и ссылке мужа! Близился полдень, духота сгущалась. В висках у Анжелики стучало, щеки начинали гореть. Их разговор больше напоминал словесную дуэль: выпад – парирование удара, снова выпад. Молодая женщина перешла в нападение: - А Вам не приходило в голову, что сам Филипп повинен в тех неприятностях, что с ним случились? - Соблаговолите объясниться, мадам! - Извольте! Известно ли Вам, мадам, что король неоднократно требовал от маркиза больше заботиться о моем хорошем расположении духа? Но, поскольку у маркиза невозможный характер, как говорил мне Его Величество при личной встрече, он постоянно пренебрегает королевским наказом! Старая маркиза сощурилась и поинтересовалась вкрадчивым голосом: - Невозможный характер? Какие занятные темы Вы обсуждаете с королем, мадам. И в чем же, позвольте узнать, заключается королевский наказ? - Вести себя с женой, как полагает дворянину. - Иначе говоря, чаще наведываться в Вашу спальню, не так ли? А Вам, в свою очередь, не приходило ли в голову, что всему виной Вы и Ваша холодность, мадам? Ах, оставьте меня! Ах, не трогайте меня! Даже не рассчитывайте, мой дорогой! Ваш муж - дворянин, а Вы верно, связавшись с мещанами, забыли об утонченности светской жизни. Не удивлюсь, если мой сын скучает в супружеской постели! Анжелика задохнулась от негодования. И эту версию их брака представил ей Филипп? В таком случае они оба безумны! Срывающимся от гнева голосом, она осведомилась: - Прелестная картинка. Позвольте узнать, что еще поведал Вам мой муж о нашем браке? - О, я достаточно пожила на этом свете, чтобы самой не догадаться обо всем! И мне нет нужды расспрашивать сына. Впрочем, о начале Вашей жизни, точнее о причинах, побудивших его отвергнуть блестящую партию и связаться с шоколадницей, я кое-что знаю. Не стойте из себя праведницу, дорогая, Вы – подлая шантажистка! Анжелика на секунду обмерла, но вспомнив подслушанный разговор в гостиной, немного успокоилась. Чтобы сбить старую маркизу, она изобразила волнение: - Я Вас не понимаю, мадам! - Всё Вы понимаете, девственница с двумя детьми! Я говорю о ребенке. Ловко Вы женили моего сына на себе! Вам повезло, что для него честь семьи – не пустой звук. - Сколько можно вспоминать прошлое?! Сейчас все счастливы – Филипп получил сына, я – вернула себе имя. Ничего не изменишь. - Нет, мадам, не все счастливы. И в первую очередь – мой сын! И Вы ошибаетесь, считая, что ничего нельзя изменить. Не так уж это и сложно поместить Вас в монастырь и освободиться от брачных уз. И это еще не самый печальный финал для Вас, моя дорогая, поверьте! Первой мыслью Анжелики было – тетка сошла с ума! Филипп никогда не пойдет на это. Было время, когда угроза провести свои дни в монашеской обители витала над ней, но сейчас, когда она переехала к мужу и родила ему сына – это просто смешно. Но ей угрожали! Самым беззастенчивым образом! Насколько реальна была опасность? Уж не старая ли маркиза была одной из преданных соратниц Фуке? Не в ее ли замке затевался заговор? Не она ли бестрепетной рукой была готова подослать малолетнему королю яд? Мать Филиппа была немилосердным, безжалостным врагом. Кровь ударила молодой маркизе в лицо: - Я слишком долго была примерной невесткой, мадам! – голос Анжелики дрожал от гнева. - Так вот, с этого момента я запрещаю Вам, слышите, запрещаю вмешиваться в дела моей семьи! Мои отношения с мужем Вас не касаются. Мне нет дела до того, почему Филипп ненавидит Вас, по всей вероятности, у него есть на то веские причины. Но если он женился на мне, и живет со мной в браке и в одном доме, это означает лишь одно – он считает меня достойной быть его супругой и носить его титул! Вы же, Вы отравляете всё, к чему прикасаетесь! Я оставлю Вас в Ньельском аббатстве, кайтесь, сколько Вашей душе угодно. Но помните, я не пробуду с Вами под одной крышей больше ни дня. Как только Вы вернетесь в Плесси, Вы уедете обратно в Париж. И не смейте, слышите, не смейте, даже приближаться к моим детям! Или я, клянусь, я убью Вас. Насладившись произведенным эффектом, Анжелика чуть тише добавила: - Вот увидите, тетушка, Филипп не будет мне противоречить. Старая маркиза поднесла руку к горлу и внезапно потеряла сознание. В этот момент карета остановилась во дворе монастыря, дверца распахнулась: - Госпожа маркиза, госпожа настоятельница, мы так рады… Что? Что случилось? Помогите! Воды! Скорее! Старую маркизу осторожно понесли в комнаты, вокруг нее суетилось по меньшей мере пятеро человек. Анжелике ничего не оставалось, как последовать за теткой. Навстречу им, спешил взволнованный настоятель. Именно в этот момент, Алиса открыла глаза. Увидев у своего изголовья невестку, она, побелевшими губами довольно отчетливо прошептала: - Бог простит Вам Ваши грехи, мадам. Я буду молиться за Вас. И за спасение моего сына. Сгрудившиеся вокруг «умирающей» монахи, с опаской посмотрели на молодую маркизу. Да, Алиса дю Плесси-Бельер была опасной соперницей. Глава семнадцатая. Супруги Вопреки опасениям старая маркиза не умерла. Напротив, она довольно быстро очнулась, и монастырский лекарь заверил мадам дю Плесси, что жизни ее родственницы ничего не угрожает. Правда, ей всё же стоит задержаться под сенью обители на пару дней, прежде чем отправиться в обратный путь. Поручив тетку заботам настоятеля, и щедро пожертвовав на нужды аббатства, Анжелика вернулась в Плесси. Филипп не задал никаких вопросов, удовлетворившись ее скупым объяснением, что тетушка задержалась в аббатстве для бесед с настоятелем. Заглянув к сыновьям, только сегодня привезенным Ортанс от деда, и приняв ванну, Анжелика задумалась о своих дальнейших действиях. Необходимо было что-то срочно предпринять, пока старая маркиза не вернулась. Возможно, стоит заручиться поддержкой мужа? Сестра намекала ей на необходимость не пренебрегать супружескими обязанностями, но гордость не позволяла Анжелике первой пойти на примирение. За этими невеселыми размышлениями маркизу застала Барба. Она принесла маленького Шарля-Анри к матери. Анжелика не видела младшего сына около недели и заметила, что у него отросли пряди на лбу. Если художнику требовался образец для маленького ангелочка, лучше ее сына не подошел бы никто. Служанка хотела оставить мальчика в комнате, но маркиза остановила ее: - Не сейчас, Барба. Мне надо подумать. В эту секунду дверь распахнулась, на пороге стоял маркиз. Одного взгляда на мужа Анжелике хватило, чтобы понять – грядет буря. Барба испуганно сжалась, как и всегда при виде маршала, и, наскоро поклонившись, исчезла из спальни. - Надумали увидеть младшего сына, мадам? – холодно поинтересовался маркиз. - Да, я соскучилась. Что в этом необычного, Филипп? - молодая женщина гордо вскинула голову. Неужели он вознамерился учить меня материнству?! - И как давно Вы его не видели? - Чуть больше недели. - Вот как? Со своими старшими детьми Вы не разлучаетесь больше, чем на пару дней. - Что это за допрос, Филипп?! С каких пор я должна отчитываться перед Вами в подобных вещах?! - Считайте, что с сегодняшнего дня. Вы забыли о своих обязанностях хозяйки замка. И я долго раздумывал, как Вас наказать. Оскорблять Вас бесполезно – Вы не из нежных натур. Угроза отведать собачей плетки на Вас больше не действует. Ссылка? Вы ухитряетесь немедленно из нее вернуться. И только перспектива разлуки с Вашими детьми, может Вас образумить. Анжелика забеспокоилась и поспешила отвлечь мужа от этой мысли: - Помнится, при нашем расставании в армии, Вы говорили, что моим наказанием отныне будет исполнение супружеского долга… - Хм… Сначала Вы отбиваетесь словно фурия, а затем изображаете из себя монахиню, только что не перебираете четки. Вы достаточно долго и не без успеха дразнили меня, мадам и с меня довольно! Мне надоели Ваши капризы. Завтра я отправляю Вас в Париж под домашний арест. Впрочем, вряд ли Вас кто-либо захочет навестить, ведь я распространю слух, что Вы уехали в наше имение в Турень. Анжелика поняла, что на этот раз Филипп не шутит. Приказ сопровождать старую маркизу был только началом. Пока ее не было, у мужа созрел целый план по ее укрощению. А ведь после переезда в отель мужа ей казалось, что она вольна в своих действиях… - Филипп, Вы несправедливы ко мне! У меня и в мыслях не было Вас дразнить. Простое стечение обстоятельств. Если хотите, я готова исполнить супружеские обязанности хоть сейчас. Маркиз зло усмехнулся. - Сколько рвения, мадам! Что ж, Вам придется постараться. И он блаженно растянулся на постели: - Вы, кажется, неплохо ездите верхом, красавица моя? Анжелика вспыхнула: - Маркиз, здесь не бордель! Или берите, что Вам дают – я не буду сопротивляться, или немедленно убирайтесь вон! - Значит, все-таки домашний арест? – уточнил Филипп. «Мерзавец! Подлец! Шантажист!», - Анжелика не знала, на что решиться. Пожалуй, в преддверии возвращения свекрови, не стоит ссориться с мужем. - Ну, хорошо, – маркиза нервно сбросила пеньюар, подходя к кровати, - но не думайте, что Вы сможете и дальше беззастенчиво принуждать меня. Вы еще пожалеете, месье, я умею загнать лошадь! - Мы гневаемся? Тем лучше. Мне осточертела Ваша постная мина. «Проклятый Филипп! - негодавала про себя Анжелика, - "мог хотя бы помочь мне. Кто я ему? Продажная девица?!». Тишину нарушало только их горячее дыхание. Анжелика с ожесточением, быстро перешла с рыси в галоп, но, ее угрозы оказались тщетны, загнать такого зверя было непростой задачей. Несмотря на свой гнев, Анжелика больше не могла сопротивляться нарастающему удовольствию. Истома нахлынула на нее и, в изнеможении, она соскользнула на простыню и легла рядом с мужем. Глава восемнадцатая. Детские шалости Внезапно раздался торопливый стук в дверь. - Вы кого-то ожидаете, мадам? - Нет… Из коридора послышались жалобные стенания Барбы. «Что-то с моими мальчиками!» В следующую секунду Анжелика распахнула дверь. - Что случилось?! Говори! Испуганная служанка запричитала, утирая слезы: - Мадам, наши мальчики пропали! Наставник Ракан уложил их в десять вечера. Я зашла четверть часа назад, проверить спят ли они, но комната была пуста! - Нужно поверить весь замок: салоны, чердак, подвалы и парк, - раздался за ее спиной сухой голос мужа. - Мы облазили весь дом, но маленьких господ нигде нет! Мальбран, Ракан и отец де Ледигьер вместе со слугами обходят парк. Ох, месье, как бы они не утонули в пруду! Анжелика еле сдержала порыв отвесить няньке пощечину и начала лихорадочно одеваться. Утонули в пруду! Подумать только, что за глупости! Зачем только я держу столько прислуги, если детей невозможно оставить ни на минуту?! Ни на кого нельзя положиться! И она одернула Барбу: - Перестань реветь и помоги мне одеться! Анжелика оглянулась, машинально ища глазами мужа, но Филиппа уже не было в комнате. В парке царило необычайное оживление. Десятки факелов мелькали между деревьями, отовсюду доносились окрики, лай собак. Среди всей этой чехарды, маркиза с трудом нашла мужа. Он допрашивал Мальбрана. - Нужно проверить запруду у излучины реки. Пещера колдуньи слишком далеко, вряд ли они отправились на ночь глядя погулять по лесу. - Но я не пойму, Филипп, как они вышли из замка незамеченными?! - В подвале есть старый лаз. Он ведет в лес. Помнится, в детстве я сбегал таким образом … Оставайтесь здесь и поверьте еще раз все укромные места. Ла-Виолет подвел к хозяину лошадь, и небольшая кавалькада двинулась в сторону леса. Анжелика металась по дому не находя себе места. Как такое могло произойти? Куда могли пойти Флоримон с Кантором – ее милые, послушные мальчики?! Ночью! Одни! Ничего ей не сказав! Но разве она сама не собиралась бежать в Америку в десятилетнем возрасте? Ох, эти детские мечты! Как опасно, когда их пытаются исполнить маленькие исследователи. Стали появляться разбуженные гости. На маркизу посыпались тревожные вопросы, предположения и бесполезные вздохи сочувствия. Смертельно перепуганные слуги носились по дому, не останавливаясь в своих поисках, боясь гнева хозяйки. От их мельтешения у Анжелики разболелась голова. В конце концов, она в отчаяние опустилась на кушетку. Перед ней возникла набожная мина Альберта. - Дорогая сестра, я думаю, настал час обратиться к Богу. Не угодно ли тебе пройти вместе со мной в часовню и помолиться за спасение невинных душ? Гнев неожиданно вернул ей силы. - Немедленно заткнись, Альберт! Не то я отколочу тебя! Найди мне лошадь! Я еду к запруде. И ты едешь вместе со мной. Испуганный таким напором брат не посмел возражать и мгновенно ретировался. Через несколько минут они выезжали из парка. Черная, густая мгла Ньельского леса обволакивала спутников, затягивая в свое нутро. Вековые деревья, словно мачты на призрачном корабле, таяли в клубах тумана. Вдали послышался шум. На дороге один за другим проявлялись очертания всадников. Впереди всех мужчина на белом коне с перекинутом через луку седла грузом. Анжелика вгляделась в темноту. Что-то зловещее было в этой фигуре. В лунном свете маркиз дю Плесси показался ей ангелом смерти. - Матушка! Через мгновение в ее объятиях оказался сначала Флоримон, спрыгнувший с лошади Ла-Виолетта, а затем и Кантор. Забыв о своей привычной сдержанности, он плакал. - Матушка, прости нас! Мы не хотели! Через полчаса согретые и накормленные, утирающей слезы Барбой, молодые дворяне, стояли в своей комнате перед отчимом и виновато глядели в пол. Маршал, выдержав паузу, сухо начал. - Итак, господа, ваше поведение непростительно и заслуживает серьезного наказания. Объявляю вам, что с настоящего момента вы находитесь под домашним арестом. Никаких увеселений, сладостей, верховой езды, прогулок по лесу, поездок к барону де Сансе … - О, нет, месье дю Плесси, только не это! – воскликнул Флоримон, но тут же, под стальным взглядом отчима, примолк. - Поездок к барону, - продолжил Филипп тоном, не терпящим возражений. - И отдайте мне свою лютню, - неожиданно добавил он, обращаясь к Кантору. - Лучше выпорите нас, месье, - угрюмо отозвался мальчик, на всякий случай, спрятав любимый инструмент за спину. - Всему свое время, - пообещал маркиз. Анжелика не смела вмешаться на протяжении всей сцены. Первый страх за жизнь сыновей прошел, и молодая женщина размышляла о последствиях произошедшего. Нельзя не признать, что деревенский воздух и прелести загородной жизни избаловали мальчиков. Ночной побег, переполошивший гостей замка, без сомнения заслуживал наказания. Мальчики могли потеряться в лесу, стать добычей диких зверей, утонуть в реке, и было просто необходимо строго призвать их к порядку. Но, как любящая мать, Анжелика боялась, не будет ли Филипп слишком жесток с ее детьми. И возможно ли потребовать от него не вмешиваться в воспитание пасынков? С другой стороны она признавала, что мальчикам не хватало мужского воспитания, ибо наставники не смели слишком сильно ограничивать их свободу, и, пожалуй, излишне потакали их капризам. Мучимая сомнениями и смутным желанием отблагодарить, она вышла из детской вслед за мужем и коснулась его локтя, привлекая внимание. - Филипп, я бы хотела… Сегодняшнее происшествие… В этот момент в галерею, ревя как бык, влетел граф де Жанси. В руке он сжимал свой ночной колпак, потрясая им, словно штандартом. - Я убью этого мерзавца! Где он?! Где прячется этот чертов молокосос?! - Месье граф! Вы кого-то ищете? – с холодным бешенством поинтересовался Филипп. - Антуан, опомнитесь, Вы позорите меня! – воскликнула непонятно откуда возникшая Мари де Жанси. Увидев хозяев замка и свою жену, граф поумерил пыл и поспешил извиниться. - Дурацкий сон, должно быть. Прошу прощения, маркиз. Мадам, - поклонился он Анжелике. – И, обращаясь к жене, повелительно приказал, - идемте, графиня! Когда шаги четы де Жанси затихли, Филипп резко обернулся к жене и схватил ее за талию. Но, не успев обрушиться на жену с гневной тирадой, он, как будто передумав, выпустил ее и метнулся к нише рядом с лестничным проемом. Вытащив за шиворот худую фигуру, он грубо потряс ее. Анжелика узнала в несчастном Флипо. - Ай-ай-ай, месье, отпустите меня, пожалуйста, я ни в чем не виноват! - Что ты здесь делал? – строго спросил маркиз, продолжая держать мальчишку в подвешенном состоянии. - Филипп, отпустите его! – вмешалась Анжелика. Но Флипо счел за лучшее признаться во всем, что знал, и затараторил: - Это месье де Сансе, месье Дени де Сансе. Я должен был караулить на лестнице, пока он не проберется в спальню к госпоже графине. У него был запасной ключ. Пустите, месье, пожалуйста! Я больше ничего не знаю, честное слово. - Что он там делал? - потребовал Филипп. - Он отпер графиню и вышел с ней…. И еще сыграл с графом маленькую шутку. - Дальше! - Старого рогоносца опоили снотворным. Подмешали в вино, а он выдул чуть ли не половину кувшина! Мы думали, до вечера не проснется. Ну, и месье Дени хотел немного пошутить - натянул графу колпак на нос. Вот тот и проснулся в такой ярости. Маркиз отпустил шиворот Флипо, и слуга моментально исчез. - Как Вы обращаетесь с моими слугами?! – к Анжелике возвращалось самообладание. - Раньше я думал, что Вы одна такая идиотка, – угрожающе начал Филипп, медленно повернувшись к ней. - Но нет, и Ваши дети, и Ваши братья – все пошли в Вас. Сумасбродная кровь Сансе! Вас всех так и тянет свернуть себе шею! Что, по-вашему, последует за этой выходкой?! - Но…, - пробормотала ошеломленная маркиза дю Плесси, - я поняла, что граф не видел своего обидчика? - Граф де Жанси не такой дурак, мадам, и может сопоставить факты. Вы что не заметили, что Ваш брат волочился за его женой с самого приезда! Довольно! Я займусь этим завтра. И взглянув на жену, взорвался: - Что Вы стоите здесь?! Хотите простудиться?! Отправляйтесь немедленно к себе! Сидя в своей комнате, она перебирала впечатления тяжелого дня. Да, кровь Сансе – кровь упрямства, свободы и жажды приключений. Ее мальчики мечтают о дальних странствиях, как когда-то она сама грезила об Америке. С каким-то глупым умилением Анжелика вспомнила слова маркиза. В общем-то, Филипп прав, мы, Сансе, все такие - норовим свернуть себе шею. Ей неожиданно стало жалко мужа. Какой он трогательный, когда злится. Бедный! Знал ли он, на что шел, связывая свою жизнь с Баронессой Унылого платья и ее семьей? Не так-то легко иметь родственниками весь выводок Сансе, мой дорогой! Анжелика рассмеялась. Нет, она больше не сердилась на него. Она сама должна сделать первый шаг.
Psihey: Глава девятнадцатая. На вершине блаженства - Я пришла поблагодарить Вас, Филипп. После турнира за мной остался небольшой долг, и последние события … В общем, я в Вашем полном распоряжении. Маркиз, растянувшись в кресле, читал письмо. Внезапное появление жены в его спальне, застало Филиппа врасплох. На секунду он замешкался, но затем с усмешкой поинтересовался: - Что на Вас нашло? Куда Вы дели свой чепец, добропорядочная мать семейства? - Я закинула его за мельницу, - просто улыбнулась Анжелика, - пари, как и карточный долг, для меня священны. Итак, какова Ваша прихоть, маркиз? - Хм, надо подумать. Когда имеешь дело с баронессой Унылого Платья, выросшей в атмосфере лукового супа…, - преувеличенно серьезно начал он, задумчиво погладив подбородок. - Право, я опасаюсь напугать Вас, моя маленькая скромница. Их взгляды встретились. И хотя она улыбалась, в душе ослепительной мадам дю Плесси трепетала маленькая Маркиза Ангелов. - Я давно покинула стены монастыря, Филипп, и с тех пор успела познать жизнь во всех ее проявлениях. Не думаю, что Ваша просьба может сильно меня удивить. «Кто из нас охотник? – спрашивала себя Анжелика. – Без сомнения, Филиппа забавляет эта игра, но всё же он прячется, прячется за привычной иронией. Чего Вы опасаетесь, мой неуязвимый Марс?». И она присела на подлокотник его кресла. - Позвольте, месье, я сама кое-что предложу Вам. Уверена, моя маленькая игра придется Вам по душе. Едва касаясь, она провела пальцами по алебастровой груди мужа. Холодный шелк заскользил под ее пальцами, обнажая гладкую, но такую теплую плоть. Торс Аполлона. Ее сердце бешено забилось. Маркиз не изменил позы, но вопросительно взглянул на нее. Не дожидаясь пока Филипп отпустит ироничное замечание и ее решимость растает, Анжелика соскользнула с колена мужа на пол, и, едва касаясь его тела, запечатлела на коже поцелуй. Он вздрогнул, но не двинулся с места. «Что ж, господин волк, сейчас мы посмотрим, кто из нас кого съест». Посещение салона прекрасной Нинон и их долгие беседы наедине многому научили мадам дю Плесси. Познать науку любви до конца невозможно. Однако же в наших силах быть любознательными учениками, всегда готовыми к новым открытиям. Куртизанка говорила об изощреннейших способах доставить радость в любовных ласках так легко и свободно, что не позволяла неуместному стыду испортить удовольствие. Томные поучения куртизанки явственно зазвучали в голове, и Анжелика бросилась, как в омут с головой: «Прикосновения кончиков пальцев к коже, моя дорогая, должны быть похожи на летний ветерок – такие же легкие, нежные и манящие, словно рябь на поверхности пруда. Ветерок все усиливаясь, уносит влюбленных ввысь, но берегитесь, дорогая, капризам не место в этой любовной ласке – капризный ветерок, который не хочет доставлять непрерывное удовольствие, скорее приведет к горечи разочарования – уж лучше бы он вовсе не дул». Пальцы Филиппа вцепились в подлокотник. Он все еще сдерживался, не позволяя себе отдаться ее ласкам. Но его тяжелое, неровное дыхание обещало ей, что победа уже близка. И прекрасная воительница предприняла новый маневр. «Поцелуи подобны тому, как ласкает нас теплое солнце в прохладный день и тому, как освежает прикосновение воды в полуденный зной. То сухие и жаркие, то влажные и освежающие; то нежные, то настойчивые; но всегда волнующие, всегда увлекающие куда-то туда, где только и возможно абсолютное счастье, на вершину блаженства». Филипп обессилено выдохнул. - Клянусь, мадам, Вы – искусная мастерица! А мне есть с чем сравнить…, - слегка охрипший голос мужа вернул ее к реальности. - Я же обещала, что моя награда Вам понравится, - улыбнулась она. Вид мужа рассмешил ее. Она явно застала его врасплох. Анжелика исчезла из комнаты так же внезапно, как и появилась. Засыпая, Анжелика с нежностью думала: «Бедный Филипп, наверное, решит утром, что я ему приснилась». Глава двадцатая. Поросенок на вертеле Она бежала по темному, влажному лесу, спотыкаясь, цепляясь одеждой за ветки, рискуя упасть. Вековые, поросшие мхом деревья, закрывали свет. Страх, безумный страх пульсировал в висках и мешал думать. Она бежала в полной тишине – только тяжелое, сбившееся дыхание. Кто-то схватил ее за плечо и вырвал из ночного кошмара: - Вставайте, мадам! Скорее! Кое-что произошло. У ее изголовья стоял Филипп, бледный, без парика. - Что? Что случилось?! - Ваш брат дрался на дуэли. - Но…, - Анжелика запиналась от волнения, - я надеюсь… - Не надейтесь. Его нужно перевязать. Я жду Вас в саду, у старой беседки. Смотрите, чтобы Вас никто не заметил. - Я сейчас спущусь, Филипп. Но, ради Бога, все живы? - Граф де Жанси мертв, мадам. Прибывающий обычно в прекрасном расположении духа, молодой повеса на этот раз был бледен, как смерть, и дрожал: - Сестра! Я не хотел! Ты должна верить мне. Я… я … он налетел на меня сзади, еще немного и он убил бы меня! Если бы не твой муж… - Успокойся, Дени, и расскажи обо всем по порядку, - потребовала Анжелика, - сядь, я перевяжу тебя. Незадавшийся дуэлянт сбивчиво поведал сестре, как встретился с графом де Жанси рано утром в назначенное время (вызов был послан вчера ночью через Альберта). Сначала удача была на стороне молодости, но когда Дени запнулся за что-то и выронил шпагу, граф ногой отшвырнул оружие и усилил нападение. Какое-то время Дени уворачивался, получая незначительные раны, но потом упал, и был бы поражен насмерть, если бы не маркиз дю Плесси. Подбегая к месту дуэли, он крикнул графу, чтобы тот обернулся. Разъяренный де Жанси бросился на нового соперника. Поначалу он чуть не сбил маркиза с ног, но скоро силы стали оставлять его, в отчаянном порыве граф с диким ревом полетел на маркиза. В последний момент Филипп увернулся и пронзил соперника - шпага прошла насквозь. Через несколько минут, изрыгая проклятия и кровь, граф де Жанси умер. - Ты защитишь меня, Анжелика? Ведь, правда, защитишь? - он умоляюще цеплялся за ее рукав, и, не дождавшись ответа, обреченно констатировал – Понятно. Значит, твой муж меня убьет. - Хотел бы, уже убил. Или, учитывая то, что ты мне рассказал, дал бы графу докончить дело. Ах, Дени, какого черта ты волочился за его женой?! - Но что в этом ужасного? Я молод. Мне хочется развлечений, в конце концов! - В таком случае, сударь, платите сами по своим долгам! - разозлилась Анжелика, - ты хоть понимаешь, чем грозит тебя вся эта история? Вторая дуэль за месяц. И эта со смертельным исходом! В нашем замке! Ты подумал, в какое положение ты ставишь нас?! И почему Альберт не пришел ко мне еще вчера?! - Да, он приходил! Этот монашек перепугался и помчался рано утром жаловаться. Но ты не открывала, - неуверенно протянул Дени, - ну и брат подумал, что ты не у себя, а у … Анжелика вспыхнула. Так вот откуда Филипп узнал о дуэли. Но почему он сразу не разбудил меня? И чтобы справиться со смущением, она снова накинулась на брата: - Ах, Дени, ты хоть понимаешь, чего эта выходка может тебе стоить?! Если кто-то узнает …, - от отчаяния она закусила губу, продолжая молча перевязывать брата. - Ему грозит тюрьма и даже смертная казнь…, как, впрочем, и мне - закончил за жену подошедший маршал. Увидев зятя, Дени притих и вжал голову в плечи. - Филипп… – ей хотелось поблагодарить мужа, но она не смела, боясь его гнева, и ограничилась вопросом, - Что мы будем делать? После минутного раздумья, маршал привычно начал раздавать сухие указания. Альберт уедет с Дени подальше отсюда, возможно потребуется помощь Раймонда. Нет, ни минуты нельзя задерживаться в Плесси. Его никто не должен видеть. Ничего, потерпит, не умрет. К старому барону лучше не заезжать – мальчишка может проболтаться, а щепетильность барона де Сансе в вопросах чести поставит под угрозу весь план. И никаких писем мадам де Жанси! Иначе Вы будете иметь дело со мной, сударь! Ла-Виолетт отвезет тела графа и его слуги в соседний лес и оставит там, неподалеку от дороги, инсценировав ограбление. Гостям будет сообщено, что граф поздно вечером получил срочное сообщение и уехал. Вы же, мадам, займетесь графиней. Она знала о вызове и может не поверить в историю с лесными разбойниками. Филипп ушел за лошадьми, а тем временем на тропинке показались Ла-Виолет с Альбертом. Мужчины волокли по земле что-то тяжелое. Анжелика вгляделась вдаль и глухо вскрикнула – потомок славного рода был проткнут шпагой насквозь, словно поросенок, насаженный на вертел в очаге «Красной маски». - Лучше не смотри, Анжелика, - шепнул Дени, - с него крови, как с кабана и такое отвратительно лицо! Глаза вытаращены … Он осекся, видя, что сестре нехорошо. Тем временем Ла-Виолет притащил тело слуги графа, и уложил рядом с первым. Филипп вернулся, ведя в поводу двух лошадей. Анжелика не посмела спросить, кто убил слугу графа. Чутье подсказывало ей, что сейчас разумнее всего не задавать лишних вопросов, а делать то, что говорит Филипп. Наскоро обняв братьев, она сунула увесистый кошелек Дени, наказала слушаться распоряжений маркиза и сразу же написать ей от Раймонда. Через четверть часа молодые люди уже уезжали заброшенной дорогой подальше от замка. Проводив их, Анжелика медленно пошла к себе в комнату. Ну, почему, почему всё так происходит?! Неосторожный Дени, глупая дуэль. Анжелика холодела при мысли, что огласки не удастся избежать и ее брату придется скрываться. И можно ли положиться на Альберта? Как бы он не начал их шантажировать, чтобы заполучить место настоятеля в Ньельском аббатстве! Как она не пыталась отвлечься, воспоминания накатывали с новой силой: раненный Дени, Альберт с поджатыми губами, запах крови, угрюмый великан Ла-Виолет и два изувеченных труппа на зеленой лужайке. Голова шла кругом. Да, не таких семейных тайн, способных связать ее с Филиппом, она хотела! Но мучительнее всего был последний взгляд мужа, полоснувший ее, как пощечина. В довершение всех бед, под утро в Плесси вернулась старая маркиза и заперлась с сыном в библиотеке. «Что она наговорит обо мне? Может, сообщит Филиппу, что я пыталась ее убить?», - невесело размышляла Анжелика. Глава двадцать первая. Рухнувшие надежды Низкие свинцовые тучи и душное марево предвещали грозу. Мрачное настроение хозяйки передалось оставшимся в Плесси гостям, и завтрак прошел сковано. Белый замок, словно замер в предчувствие беды. Да, поводов для радости не было. Сначала стало известно, что старая маркиза, ни с кем не прощаясь, уехала в Париж. Затем местные крестьяне привезли в Плесси бездыханное тело графа де Жанси и его слуги, найденные в лесу на дороге в Пуату. По всей вероятности, заключил деревенский староста, на них напали лесные разбойники - не следовало ездить по лесу ночью. Графиня де Жанси упала в обморок, и в замке воцарилась гробовая тишина. Филипп не показывался – он не вышел к завтраку и заперся у себя в кабинете. На вопросы Анжелики, Ла-Виолетт отвечал ей, что с утра привезли донесение из ставки и маршал очень занят. В малой гостиной маркиза нашла офицера из полка Филиппа, дожидавшегося аудиенции. К сожалению, она забыла, как его зовут. - Месье, Вы с донесением из ставки? Что-то срочное? Маршала отзывают из отпуска? - Мадам дю Плесси, - он поклонился, - позвольте засвидетельствовать Вам мое почтение. Новости, к сожалению, пренеприятные. Испанцы открыли шлюзы, и маршал Тюренн потерял много людей. Король срочно призывает месье дю Плесси в армию. Появился Ла-Виолетт и сообщил, что маршал ждет. Офицер взлетел по лестнице, забыв на столике стопку писем. На верхнем из них маркиза узнала изящный почерк шевалье де Ламюльера. Негодный мальчишка-адъютант! Что ему нужно? Что это? Признания в любви? Он явится к нам в Плесси? Только его мне не хватало! Ла-Виолетт с поклоном забрал письма и удалился. Я разберусь с этим позже, - решила Анжелика, - сначала графиня. Мадам де Жанси, уже одетая в траурное платье, встретила ее с непроницаемым лицом. Она благодарна мадам маркизе за помощь в перевозке тела ее бедного мужа. Да, она немедленно отправляется в Париж со своим скорбным грузом. Да-да, ужасная случайность. Не стоило ездить по лесу ночью, но Антуан так упрям! То есть был упрям. Нет-нет, не беспокойтесь, всё в порядке, ничего не нужно. Вы не могли бы оставить меня одну? И ни одного слова о Дени. Ну, хотя бы она не собирается ему вредить… Анжелика застала мужа в одиночестве. Он не обернулся на стук двери. Дождь за окном. Полумрак. Молчание. - Как темно… Я прикажу зажечь свечи. - Оставьте, мадам. - Я понимаю, сейчас не лучшее время для бесед. Но я говорила с графиней де Жанси и она… - Повторяю, мадам. Оставьте меня! - Я не понимаю, Филипп! Он резко повернулся. Лицо маркиза казалось застывшим. - Что мне сказать, мадам, чтобы Вы убрались прочь? - Почему Вы разговариваете со мной в таком тоне? Я выполняла Ваше поручение - утешала графиню. Она могла угрожать Дени! Его лицо исказилось. - Вы! Ваши дети, Ваши братья, весь выводок Ваших родственников! Сколько, я спрашиваю себя, сколько вы все еще будете терзать меня?! «Что еще случилось?!» - в ужасе подумала Анжелика. - Филипп, я тоже расстроена этой глупой историей, - примиряющее обратилась она к мужу. - Я обещаю, Дени задумается над своим поведением. Этого больше не повторится. Но Вы несправедливы ко мне… - Дело не только в Вашем брате! Если бы только это! - Что тогда? Что Вам снова не нравится?! А Вы сами?! Вы не мучаете меня?! - Вы больше измучили меня, мадам! Кровь бросилась молодой маркизе в лицо, и она подлетела в гневе к мужу. - Постойте-постойте, это Ваша мать? Она постаралась на прощание? Что она наговорила Вам обо мне?! Она безумна! Филипп, она ненавидит меня, клянусь! - Я не хочу ничего слышать! Не от Вас, не от моей матери! Оставьте меня обе в покое! Но Анжелика уже взвилась, ее осенила новая догадка. - Ах, я, кажется, знаю, в чем дело! Это Ваш адъютант, этот негодный мальчишка! Его письмо…. Какие гнусные сплетни он собрал обо мне? Я предупреждаю Вас, маркиз, если я только увижу его в Плесси…! Филипп смотрел на нее молча, не отрываясь. Наконец, глухим голосом он ответил: - Не увидите. Он мертв. - Ох! Я … Я не знала. О, мне очень жаль, Филипп, что один из Ваших адъютантов погиб. Но …, у нас сейчас полно других забот, положение ненадежное, нам необходимо обсудить наши дальнейшие действия! - Довольно, мадам. Мне плевать на Ваши дальнейшие действия. После полудня я отбываю в расположение армии. Ваших братьев нет в замке, так что, надеюсь, с глупыми дуэлями покончено. Делайте что хотите. Можете возвращаться в Париж. Мне всё равно. В отчаяние она сжала виски. - Филипп! Всё было так … Я поверила... Зачем?! Но муж больше не замечал ее, он словно ускользал. Маркиз вышел из комнаты, не оглянувшись. Анжелика без сил опустилась в кресло. - Я никогда не понимала его. Так чудесно начавшиеся каникулы закончились. Надежды на примирение рухнули. По чьей вине это случилось? Виноваты были все и в то же время никто. Дуэль Дени, месть старухи-маркизы, плохие новости из ставки, письмо адъютанта … Люсьен де Ламюльер. Филипп сказал, что он мертв? Сколько же ему было? Не больше восемнадцати. Хитрая лисья мордочка, веснушки, серые прозрачные глаза смотрят на нее с ненавистью. Этот взгляд, казалось, преследовал ее всю летнюю кампанию во Фландрии. Развращенный шевалье из числа щеголеватых, избалованных мальчиков. Адъютант, влюбленный в ее мужа. Жгучий стыд, беспомощность, ущемленная гордость красивой женщины. Было время, она многое отдала бы, чтобы избавиться от него. Что ж, война исполнила ее желание. Маркиза дю Плесси сидела в темноте, боясь потревожить тишину. За окном упрямо стучал дождь. В закутках кабинета прятались тени прошлого. «Дайте времени время», - вспомнила Анжелика любимую пословицу Нинон де Ланкло. – «Только на него мне и следует теперь надеяться». На столике лежало забытое письмо с жемчужной булавкой. Письмо Люсьена де Ламюльера Милостивый государь! Если Вы получили это письмо, значит, мир уже избавился от Вашего маленького грешника Ламюльера. Вы, наверное, сейчас гадаете, какую глупость я совершил на этот раз? Боюсь, я не знаю, что Вам ответить. Может быть, меня убили на дуэли. Хотя из-за чего мне драться? Я не играю в карты, не сую нос не в свое дело и не бегаю за чужими женами. Или, может быть, я узнал чью-то страшную тайну и мне прислали отравленные перчатки. Я верю, Вы отомстите за меня коварным врагам. Этот несносный мальчишка смеется! Хорошо, я буду серьезен, как настоящий солдат. Скорее всего, меня просто настигла шальная пуля. Глупая случайность. Обычное дело на войне. А, может быть меня взяли в плен и замучили зверскими пытками и я умер с Вашим именем на устах. Посмотрите на него - теперь он позерствует! Не сердитесь. Я обещаю, быть серьезным. Всё, я перестал смеяться. Вы должны извинить меня, месье. Поймите, не очень-то легко писать письма с того света! Я сам не знаю никого, кто бы в этом преуспел. Помилуйте, сейчас он богохульствует! Видите, как удобно быть призраком. Стой я сейчас рядом с Вами, я, безусловно, был бы счастливее в тысячу раз, но Вы бы уже жестоко отчитали меня, а может, кто знает, и наградили бы пощечиной. Впрочем, от Вас я готов стерпеть всё, что Вам будет угодно. Лучше я буду писать о Вас, а то Вы еще чего доброго, совсем бросите читать. Мне очень многое нужно Вам сказать. Так много, что я и не знаю, с чего именно начать. В голове крутятся обрывки воспоминаний, мыслей. Например, я помню, как первый раз Вас увидел. Нет, не во время моего представления Вам у монсеньора принца Конде (тогда я робел и совсем ничего не различал перед собой). Это было в театре, в Бургундском отеле. Давно. Но Вы не помните, я уверен, Вы не заметили меня. Вы сидели в ложе с какой-то дамой, но не смотрели на нее. Ваше имя было мне известно – Вы уже снискали военной славы и сияли в ее ореоле. Но не только Ваш титул и рассказы о Ваших подвигах притягивали мой взор. Вы были здесь и в то же время где-то по ту сторону, словно ангел смерти, спустившийся в наш мир и с удивлением взиравший на происходящее. Ангел безупречной, неумолимой, мучительно-прекрасной красоты. В ту ночь я не спал. Я грезил Вами, грезил военными подвигами, которые я совершу ради Вас. Я восхищался Вами с тех самых пор, и восхищение мое все росло, чем лучше я Вас узнавал. Не было случая, чтобы Вы уронили себя в моих глазах. Из любых переделок Вы выходили с честью. О! Даже из истории в Норжене. Другой на Вашем месте бросился бы в слезах в ноги королю, был бы подвергнут изгнанию, заточен в крепость, но только не Вы! Вы держали удар так стойко, что я переставал верить, что Вы – человек. Казалось, Вы решительно не нуждаетесь в снисхождении и жалости. Всё-всё, я прекращаю. Знаю, Вы терпеть не можете все эти слюни и часто ругали меня, когда я распускал их. Я старался не разочаровывать Вас. Не знаю, насколько у меня это получалось. Все мои безумства в армии я совершал только ради Вас, во имя Вас. Помните, например, когда Вы послали меня с донесением в ставку к Его Величеству. Дорогу обстреливали, и только в середине пути я понял, что полк Суассона отступил и я еду по вражеской стороне. Я не буду Вам врать, говоря, что мне не было страшно. Ужасно, нестерпимо страшно, до тошноты, до дрожи. Но ни одной мысли повернуть назад, подвести Вас, у меня не было, и быть не могло. Когда я вернулся, чудом оставшись живым, Вы в первый раз сказали мне: «мой мальчик». Никто никогда не говорил мне этих слов так, как сказали Вы. Я был готов рыдать у Вас на плече, клянусь! И только боязнь вызвать Ваше презрение своей слабостью, помогло мне скрепить себя. Я и потом таял от блаженства, когда Вы, то жестоко, то иронично укоряли меня: «Мой мальчик, Вам следовало бы…», «На Вашем месте, я бы…», «Если бы не Ваша молодость…». Я был готов стерпеть от Вас любые жестокие шутки, любые насмешки, любое обидное прозвище. Впрочем, иногда я все же спорил с Вами по вине моего упрямства. Помните, когда мы выбирали фасон для моих усов? Как Вы препирались с цирюльником, доказывая, что мне пойдут «ниточки», но без завитков, а я нарочно встал на сторону презренного слуги и твердил, что Вы не правы и «ниточки» - это совершенно не мое. Стыдно признаться, но сейчас я строго следую Вашим рекомендациям в этом вопросе и нахожу, что у Вас безупречный вкус. Да, и по поводу воротничков – посыпаю голову пеплом – Вы правы, правы, правы, тысячу раз правы! Но кое в чем, я не признаю своей вины. Вы жестоко ошиблись, выбрав для меня ту рыженькую молодую особу – мадемуазель N. (со всеми остальными особами я готов был мириться, скрепя сердце). И хотя, я не посмел сказать Вам этого в лицо, я остался недоволен. Она была ужасно вульгарна! И этот цвет! Рыжий! Он неизменно сопровождается веснушками, этими отвратительными отметинами. Вы, верно, хотели посмеяться надо мной, месье?! Впрочем, я остыл и уже совсем не сержусь. Положа руку на сердце, если в ком и есть некоторая прелесть, которая возможна у женщин, так это в маленьких светлоглазых блондинках, которых неизменно выбираете Вы. Раз уж я заговорил о женщинах, то сейчас, не опасаясь Вашего гнева, я могу сделать признание. Я всё понимаю, всё, что Вы объясняли мне о наследниках, о непрерывности рода, и о браке, как необходимой и неизбежной обязанности дворянина. Понимаю и не спорю. Но женщины – эти лживые, по большей части глупые, алчные, развращенные и неверные создания – как можно мириться с ними?! Я допускаю еще некоторое удовольствие от их ласк. Но они несравнимы с теми последствиями, которые влечет за собой привязанность к этим дочерям Евы. Только ослабишь бдительность, как они уже готовы сесть вам на шею! Нет, если что-то и есть настоящее в жизни, так это мужская дружба. Война венчает нас, словно супругов, скрепляет наши узы порохом и кровью. Здесь нет лжи – когда рискуешь своей жизнью, для человека, который тебе дорог, когда тащишь его на себе из-под обстрела, ты становишься братом по оружию, а эта связь священна и нерушима. Есть ли что-то более искреннее, чем мужские объятия? Любовь патрициев. Наследие Рима. Золотой век. Вы говорите, что одно не отменяет другого, что я слишком молод, и всё пойму со временем, но я не могу и не хочу так думать. Мужская любовь для меня никогда не сравнится с ласками женщины. Кстати, раз уж я решил очистить совесть, сознаюсь Вам в еще одном грехе. Возможно, я немного Вас позабавлю. Эта рыженькая мадемуазель N., пыталась сделать через меня протекцию для своего кузена. Он, видите ли, всегда мечтал служить под Вашим началом! Я уверен, она с ним спит! Хитрая бестия через своего дядю подольстилась сначала к Вам, а когда Вы поручили ее мне, пыталась разыграть меня, как карту в своей партии. В ответ я подстроил с ней злую шутку – привез ее вместо театра в бордель с завязанными глазами (обещая устроить ей «сюрприз») и оставил там. Ох, боюсь, ей пришлось несладко! Я пишу Вам все эти глупости и ругаю себя за мелочность (не для этих унизительных пошлостей задумывалось мое письмо! и это после Рима и патрициев! О!), но у Вас были неприятности после этого случая с ее дядей, а я так и не сознался, почему выкинул эту шутку. Поймите, я не мог! Вы бы сами наказали меня за доносительство! А помните, как Вас смешили мои проказы? Вас – человека, которого все считают злым и жестоким, с ледяным сердцем, которого ничего не может тронуть. Устроив мне выволочку, Вы неизменно кончали тем, что все равно усмехались над очередной моей выходкой и говорили, что раз уж Небо послало Вам крест – возится со мной, то хотя бы я не даю Вам скучать. Зато, когда я ловил одни лишь намеки на Ваше одобрение, я преисполнялся гордости и такого счастья, коего не может, наверное, вместить все мое тело. Мне казалось, что еще чуть-чуть и я взлечу. Поверьте, за одно такое мгновение стоит жить. А еще я помню, как Вы перевязывали меня, там, на передовой. И ругали, конечно, ругали последними словами, за то, что я так необдуманно рисковал. Ваш глупый, безумный Люсьен снова подставил голову под пули. А я был счастлив. Счастлив от того, что не умер, оттого, что Вы рядом, и оттого, что Вы волновались из-за меня. А Вы волновались. Не отпирайтесь! Еще я помню, Вы, наверное, думали, что я сплю или в забытьи, но я всё помню. В тот же вечер, Вы зашли ко мне в палатку, какое-то время, молча, стояли надо мной, а потом поцеловали. Я до сих пор ощущаю тепло Ваших губ. Еще я помню, как Вы сказали, что хотели бы, чтобы я был Вашим братом. Я сохранил эти слова в своем сердце. Но я люблю Вас не как брат, я люблю Вас несоизмеримо сильнее. Я живу Вами, дышу Вами, я … Вот, я снова заговорил как «ландыш», а Вы не любите этого и я замолкаю. Я, наверное, утомил Вас своими глупыми воспоминаниями? Потерпите немного, я перехожу к главному. Я не могу умереть, не сказав Вам этого. Вы были неуязвимы, словно закованы в волшебные доспехи. Доспехи Ахиллеса. Они хранили Вас, пока не появилась эта женщина… Ваша ахиллесова пята. У античного героя было только одно незащищенное место и, поразив его, Парис смог убить и самого Ахилла. Я знаю, она погубит Вас, месье. Она разобьет Ваши доспехи, оставит беззащитным. Вы погибнете в одиночестве, принесенные в жертву ее красоте и тщеславию. Будет ли она вспоминать Вас? О, не обольщайтесь! Она не видит никого кроме себя! Врывается в чужую жизнь, идет напролом, лишь бы удовлетворить собственные прихоти. Она не знает Вас и не ценит. Одно женское притворство. Я вижу его насквозь. Ей безразлична Ваша честь, Ваши принципы, всё, что для Вас свято. Она умнее, хитрее, но и безжалостнее других женщин. Берегитесь, месье, она очень опасна! Под личиной ангела скрывается демон. Но довольно! Вы не слышите меня. И если меня уже нет на этом свете, значит, я не смогу защитить Вас от нее. Кто будет охранять Ахиллеса, если Патрокл мертв? Проклятье! Я ломаю пальцы от гнева и бессилия! Вы смеетесь? Нет, Вы не смеетесь, Вы снова сердитесь. Я знаю. И кривите губы влево, как всегда, когда злитесь. Я люблю смотреть на Ваше лицо в эти минуты. Вы страшны в гневе, но божественно прекрасны. Настоящий холодный и неуязвимый бог войны Марс! Но больше всего я люблю, когда Вы слегка улыбаетесь – тонко и загадочно. И мое сердце замирает от восторга. Никто не знает, что стоит за этой улыбкой. Никто, кроме Вас. Ах, если бы Вы вспоминали меня с этой улыбкой! Нечасто, хотя бы иногда. Будете? Обещаете, вспоминать своего мальчика? В таком случае, мне больше и нечего желать. Вчера я внимательно слушал проповедь, хотя раньше никогда этого не делал. Меня сложно назвать праведником. Напротив, я ужасный грешник, испорченный мальчишка - что с меня взять? Но к сути. Церковь обещает нам вечную жизнь после смерти. Признаться, я сомневаюсь. Но, если у меня впереди целая вечность, чтобы вспоминать Вас…. Ваш голос, Вашу улыбку, Ваши объятия. Что ж, я неплохо проведу это время. И когда мрачный Харон повезет Вас через Стикс, знайте, я жду Вас на том берегу. Вечно преданный Вам, шевалье де Ламюльер P.S. Если мое бренное тело не попадет в лапы к мародерам или лесным разбойникам, к этому письму будет приколота жемчужная булавка для галстука, которую Вы подарили мне на семнадцатилетние. Пусть она напоминает Вам обо мне. Целую Ваши руки, Л.
Psihey: Глава двадцать вторая. Ныне отпущаеши Несколькими часами раньше. Мать и сын ссорились. - С меня довольно! Я сыта по горло Вашей женой, Филипп! Ох уж эта Сансе! Всё такая же. Как она позорила меня, как дерзила, когда Ваш отец вознамерился взять ее к нам! С тех пор, доложу я Вам, она мало изменилась. Нищие, убогие Сансе! - Не такие уж и нищие. Вам известно, что жена принесла мне внушительное приданое? - Всё равно. Она лавочница, торговка! Как она оскорбляла меня по дороге! Я чуть не отдала Богу душу! И потом бросила меня умирать в аббатстве. - Не преувеличивайте, мадам. По-моему, Вы в добром здравии. - Еще Вы, сын мой, будете меня оскорблять! И оставьте этот скучающий тон! Но, я продолжаю. Я вывела ее на чистую воду. Она во всем призналась. В шантаже и в своем страшном прошлом. У нее же двое детей! Непохожих друг на друга детей, замечу я Вам. Я надеюсь, Вы хотя бы навели справки об их законнорожденности? - Вы убедили меня, мадам. Я не нашел бы лучшего способа досадить Вам, как женившись на ней! – рассмеялся маркиз. - Филипп, Вам будет не до шуток, когда я скажу, что Ваша жена хочет меня убить! И что Вы по ее требованию не воспротивитесь этому злодеянию! - Матушка! Вы верно действительно не в себе! То Вы чуть не умерли от тягот пути, то Вас вот-вот убьет моя жена… - Перестаньте иронизировать, сын мой, и посмотрите правде в глаза, - старая маркиза не сдавалась, - это опасная женщина, и к тому же с мещанскими замашками. Как Вы не понимаете, ей не место рядом с Вами?! Ее темное прошлое, подозрительные связи... Она редко ходит в церковь и, я боюсь, что она даже не верит в Бога! - Можно подумать, в него верите Вы, мадам! – маркиз в свою очередь начал терять терпение. - Филипп! - старая маркиза хотела возмутиться, но оставила обвинения в богохульстве на другой раз, - Вам не удастся сбить меня. Итак, Вы обдумали мое предложение? - О чем Вы? А, Вы всё еще жаждете обагрить свои руки кровью, Леди Макбет? - Нет, он издевается надо мной! – настоятельница воздела руки, призывая небо в свидетели. - Монастырь! Я говорю о монастыре, - назидательно повторила старая маркиза. – Ваша мать, мой дорогой, пока Вы прохлаждались, навела справки. Это единственный вариант в вашем случае. И не делайте такое лицо, Филипп! Как будто я предлагаю Вам путаться с бандитами! Просто выкрадите ее ночью и привезите ко мне в монастырь. Но почему Вы улыбаетесь? Маркизу молчал, не переставая улыбаться, и она, приободрившись, продолжила: - Понимаю. Романтическая глупость, не так ли? Ах, не хотите сами, поручите своему верзиле-гугеноту! Филипп расхохотался, но быстро взял себя в руки: - Не обращайте внимания, мадам. Так, одна старая история… Алиса дю Плесси-Бельер была заинтригована, но зная характер своего сына, не надеялась услышать подробности. Возможно, всё дело в преступном насилии? Ну что ж. И она попробовала зайти с другой стороны: - В конце концов, похищение необязательно. Если Вы доверитесь мне, я обещаю, что Ваша жена уйдет в монастырь по собственной воле. Тон матери насторожил маркиза. До сих пор он был спокоен по поводу ее грандиозных планов. Старая маркиза наигралась в интриги, поссорила нескольких старых друзей, разругалась с невесткой, и ей снова стало скучно. С матерью так было всегда. Скука – их семейная напасть, отравляющая вкус жизни. Кровь, боль, азарт, игра со смертью – всё что угодно, только не скука. Да, в этом они с нею похожи. Филипп слишком хорошо знал мать. Необходимо срочно направить ее мысли в другое русло, пока они не стали слишком опасны. Маркиз осторожно заметил: - Это, безусловно, меньший грех, мадам. - Подумайте, Филипп. Вы могли бы изредка приезжать. Я не любопытна - что вы будете делать, оставшись наедине, меня не касается. – Нежно продолжала она. После секундного замешательства маркиз покачал головой: - Нет, моя дорогая. Право же, нет. Старая маркиза поняла, что решение сына окончательно. Но ее упрямый нрав не позволял ей так быстро сдаться. - Сомневаетесь в моих силах? Уверяю Вас, сын мой, у меня есть разные способы увещевать упрямцев! - Вы не в своем уме, матушка. – Маркиз в свою очередь повысил тон. - Вы хотите, чтобы я обсуждал эти безумные идеи серьезно?! - Как Вы разговариваете со мной?! - старая маркиза побагровела. - Если бы Ваш отец только слышал это! - Оставьте моего отца в покое, мадам! - Филипп потерял терпение. - Зачем Вы приехали? Мучить меня? - Что за странные упреки?! Я приехала увидеть внука, увидеть Вас, наконец! - Мне Вы можете не рассказывать эти сказки! - Бессердечный! Жестокий мальчишка! Вы обязаны чтить меня, свою мать! - С тех пор, как монашеское покрывало похоронило Вас для мирской жизни, я ничем Вам не обязан! Что-то я не припомню, чтобы раньше Вы сильно интересовались мною. - Вы не смеете... , - в голосе старой маркизы зазвучала угроза, - я положила жизнь на Вас и Вашего отца. Вы были моим единственным ребенком. Единственным наследником! Я всегда пеклась только о Вашем счастье! И такая черная неблагодарность! - в голосе маркизы зазвучали надрывные патетические нотки. Маркиза была бы прекрасной актрисой. О, если бы Мольер видел ее сейчас! - О, да. Вы заботились! Благодаря Вашим заботам отец давно в могиле. Заботились … Не вылезая из постели Фуке! Настоятельница монастыря, забыв о смирении, взвизгнула и отвесила сыну звонкую пощечину. - Наглец! Давай, боготвори эту маленькую шлюшку! Дурак, думаешь, ты ей нужен?! Черта с два! Ей нужен король! А у тебя вырастут рога, огромные оленьи рога! Посмешище Двора – вот кем ты станешь! Он схватил ее за запястья, и Алиса дю Плесси-Бельер испугалась того, что она увидела в глазах сына. Дьявольский, животный огонь! Филипп опомнился. Все еще не сводя с матери глаз, он отступил на шаг назад и спрятал руки за спину. Как он ненавидел ее сейчас! Старая маркиза пришла в себя и, придав лицу приличествующее ее сану надменно-отстраненное выражение, гордо вскинула голову: - Я больше не нуждаюсь в Вашем гостеприимстве, маркиз. Прощайте! Это была их последняя встреча. *** Через пару месяцев старая маркиза простудилась на холодном осеннем ветру и умерла от воспаления легких. Сын не успел приехать на похороны – Франция вновь воевала за Испанское наследство. Вместо письма с последними родительскими благословлениями, маршал получил небольшой, бархатный кисет. Открыв его, Филипп увидел старинное ожерелье женщин рода Бельер. Первый раз в жизни он плакал по матери. Эпилог. Смерть Ахиллеса … Наступило пасмурное, туманное утро. Филипп обвел взглядом сухую траву на склоне холма, чернеющий вдалеке лес, серые, нависшие облака, и остановился на крепости. Казалось, что бастион всерьез намерен защищаться. Время от времени его пушки изрыгали облако дыма, но ядра падали, не достигая цели. Сколько они надеются протянуть? Несколько часов? Дней? Неделю? Иллюзия. Флер. Самообман. Маршал знал, что победа короля неизбежна. Еще немного и крепость выбросит белый флаг. Она сдастся. И она тоже сдастся. Сколько он видел их! Сотни прелестниц: то нежных и невинных, как Манчини и Лавальер, то обольстительных и развратных, как Суассон, то ослепительных и безжалостных, как Монтеспан. Все они считали себя победительницами, но были завоеваны. Она еще цеплялась за бесплодные надежды, верила, что король отступится, клялась, что любит. Хотела спрятаться в провинции. Как глупо! Как можно спрятаться от самой себя? Нет, он не винил ее. Она хотела «великолепия Версаля» и она его получила. Что будет дальше? Стыд в ее глазах, муки совести, возвращения и просьбы простить. Иллюзия. Флер. Самообман. Смерти он не боялся. Маршалы не умирают в своей постели. К тридцати годам он прожил бурную, насыщенную жизнь. Блестящая придворная карьера, победоносные военные кампании, азарт охоты, маленькие безумства в ночном Париже, салоны, дуэли, пари… Но главное, главное случилось недавно. Сын. И Она. Поднялся ветер. Маркиз смотрел на небо, но видел только ее лицо. Родное и одновременно такое далекое. Ветер увлекал его, унося всё дальше, дальше, еще секунда и оно совсем исчезло из виду. Отпусти ее. Филипп улыбнулся и закрыл глаза. Хорошая жизнь, хороший конец. Всё хорошо. Умирай, приказал он себе. И умер. *** Маршал Франции маркиз дю Плесси-Бельер погиб при осаде Доля. Пушечным ядром ему оторвало голову. На прощании мадам маркиза сказала, что его унес за собой горячий ветер войны*. P.S. Предпоследние 4 строчки нагло украдены из романа Б. Акунина «Смерть Ахиллеса» Еще есть шикарный отрывок, но так воровать нельзя:) «Смерти он не боялся, а ранения – боли, беспомощности – да, страшился. Вдруг мука окажется невыносимой? Вдруг он утратит контроль над телом и духом, как это много раз на его глазах происходило с другими»? (из Акунина). * мысли Анжелики после смерти мужа в новом 7 томе.
zoreana: Психея, вы не могли скинуть в файл обменник или на мое мыло, я просто не могу читать объемистый текст с ПК. Я по-старинке читаю с бумаги. И мне будет легче читать и комеенты свои скидывать.
Leja: Прочитала последнюю и главу и вот что отметила: Psihey пишет: Филипп слишком хорошо знал Алису. С ходу режет глаза, сын не должен думать о матери по имени. Это слишком фамильярно. Даже мы о родителях не думаем как о "Марии, Ирине, Галине,.." Psihey пишет: Алиса наигралась в интриги, То же самое. Что бы не повторять слово мать, можно заменить на мадам Дю Плесси, по контексту ясно о ком речь И не слишком ли Фил хамит матери? Psihey пишет: Давай, оставайся жить с этой маленькой сучкой! Я не представляю такую фразу в устах маркизы. Анжелика ругается как торговка, но это и понятно, она на Дворе Чудес набралась, но эта-то откуда? В подворотнях не шарилась, с солдатней не общалась...
Мария-Антуанетта: Leja пишет: Psihey пишет: цитата: Давай, оставайся жить с этой маленькой сучкой! Я не представляю такую фразу в устах маркизы. Анжелика ругается как торговка, но это и понятно, она на Дворе Чудес набралась, но эта-то откуда? В подворотнях не шарилась, с солдатней не общалась... Мне тоже эта фраза резанула глаз. Старая маркиза ведь была утонченной дамой, но, не смотря на свое злоязычие, которым славилась, никогда, думаю так вудьгарно не разговаривала.
zoreana: ] Psihey пишет: Бедный духовник Филиппа, служа мессу, поначалу путался и забывал слова от волнения. Первый раз в жизни его увещеваниям внимало столько знатных особ. Почему бедный? Для него такая честь. Он, наоборот, должен быть настолько взволнован.Psihey пишет: Пришел даже Пегилен де Лозен, не слишком рьяно посвящавший себя вере, и нашедший некоторое удовольствие, подавая дамам кончиками пальцев святую воду. Psihey пишет: Его звериные замашки и отношение к ней, как к вещи, заслуживали наказания. Ой. совсем ты сделала его извергом. Psihey пишет: Гордость не позволяла Анжелике быть мужу нянькой, предугадывая его дурное настроение, и угождая во всем. по 7 тому она именно хочет быть сестрой милосердия. И щас защищу его--он не мнительная натура. По свекрови: Я не хорошо не знаю мать Филла, но даже она была такой придирчивой мадам, то она вроде приехала из монастыря , а такие люди все амбиции переключаются на их службу. Она могла бы быть очень придирчивой к праведности, но к детям или к Анж--это надо быть светской стервой.. Psihey пишет: ревновал свою юную супругу Марию, словно мавр, к любому, кто имел неосторожность остановить на ней свой взгляд. ты имеешь ввиду Отелло?\ Нет, однозначно,надо читать с листа. Повествование легкое. без каких либо внутренних менстримов, как и предыдущее. Коробит о том, что Филл мог подумать ,что натянутость отношений может привести к драке между матери и жены.
Psihey: Leja пишет: С ходу режет глаза, сын не должен думать о матери по имени. это да, я еще поретуширую, и одинаковые слова повторяются, надо подправить.
Psihey: Leja пишет: Я не представляю такую фразу в устах маркизы. Анжелика ругается как торговка, но это и понятно, она на Дворе Чудес набралась, но эта-то откуда? В подворотнях не шарилась, с солдатней не общалась... и Люба предложите другую фразу, я изменю. она в бешенстве. она хочет оскорбить. вообще мать ему вроде "ты" говорила в 1 томе, но раз уж с самого начала у меня пошло на "вы", то я только здесь допустила.
Psihey: zoreana пишет: Его звериные замашки и отношение к ней, как к вещи, заслуживали наказания. это не я. это Анж в гневе на него так думает, и себя оправдывает
Psihey: zoreana пишет: Она могла бы быть очень придирчивой к праведности, но к детям или к Анж--это надо быть светской стервой. так она и была всю жизнь светской стервой, да еще какой! см. 1-й том
Psihey: zoreana пишет: Коробит о том, что Филл мог подумать ,что натянутость отношений может привести к драке между матери и жены. это тоже думает Анжелика, а не он. т.е. приписывает мужу эти мысли. а ей привычно, она же Двор Чудес прошла
Psihey: zoreana, я могу разместить текст в файлообменике, но меня нужно этому научить
zoreana: Psihey пишет: это не я. это Анж в гневе на него так думает, и себя оправдывает тогда прямую речь делай.ИМХО она бы такое не подумала.Psihey пишет: так она и была всю жизнь светской стервой, да еще какой! см. 1-й том я помню это обсуждение, но не забывайте. что она находилась в монастыре, а время меняет привычки , присущие мирской жизни. Психея, вы представляете жизнь в монастыре? И как там происходит жизнь. И как там происходило во времена Луи 14. да зачем далеко идти: де Ла Вальер , сколько она была послушницах? Это же не двор! И смысл ухода в монастырь этой мадам? Причина была какой?
Psihey: zoreana пишет: я помню это обсуждение, но не забывайте. что она находилась в монастыре, а время меняет привычки , присущие мирской жизни. Психея, вы представляете жизнь в монастыре? И как там происходит жизнь. И как там происходило во времена Луи 14. да зачем далеко идти: де Ла Вальер , сколько она была послушницах? Это же не двор! И смысл ухода в монастырь этой мадам? Причина была какой? где-то я давно читала, что в монастыре знатные особо далеко не все каялись, а многие так и вовсе предавались разврату. почему ушла, я думаю понятно. муж умер, она постарела, сын, наоборот, повзрослел и хотел добраться до родительского состояния и чтобы ему никто не мешал жить так, как он хочет, в логове волка. куда ей деваться? ушла в монастырь
полная версия страницы