Форум » Творчество читателей » Размышления маркиза дю Плесси-Бельер в Бастилии, после дуэли с графом де Лозеном. Ноябрь 1666 год » Ответить
Размышления маркиза дю Плесси-Бельер в Бастилии, после дуэли с графом де Лозеном. Ноябрь 1666 год
Мария-Антуанетта: Глава 1 Воспоминания о происшествии в Фонтенбло [more] Уже прошло несколько дней с тех пор, как маркиз дю Плесси-Бельер был арестован за участие в дуэли с Пегиленом де Лозеном, произошедшей в Фонтенбло. Лозен так же находился в одной из соседних камер и, хотя общение им было не запрещено, бывшие дуэлянты не изъявляли особого желания видеть друг друга. Столкнувшись случайно, они не обмолвились даже словом, нарочито учтиво поклонившись друг другу и держась с подчеркнутым безразличием. Надо сказать, что в первый день маркизу пришлось вытерпеть некоторые неудобства, так как помещение, в котором он должен был содержаться под арестом, было малопригодным для человека, привыкшего к роскоши. Камера была почти без мебели - в ней находились только жесткая кровать, да еще грубо сколоченный дощатый стол и табурет. Кое-как проведя бессонную ночь на жестком ложе (давала знать о себе рана в плече), Филипп решил не лишать себя привычных удобств, поэтому утром приказал Ла-Виолетту немедленно отправляться в отель дю Плесси и позаботиться о доставке всего необходимого для меблировки помещения, а так же за предметами туалета и одеждой. Таким образом, маркиз расположился в одной из камер легендарной Бастилии почти с королевским размахом. Кроме того, ему разрешили оставить при себе камердинера, чему последний был несказанно рад, так как привык сопровождать хозяина повсюду - как в военных кампаниях, так и при дворе и уже не мыслил своего существования без этой службы. На содержание маршала Франции казна выделяла ежедневно 36 ливров, за счет которых можно было неплохо питаться – к столу подавали как суп, так и несколько видов мяса, десерты, а так же вино. Короче говоря, Филипп не испытывал особого стеснения ни в питании, ни в обстановке, в которой ему приходилось теперь находиться, тем более, что при желании он мог даже совершить пешую прогулку вокруг крепости. Но маркиз предпочитал просиживать целыми днями в своей камере и предаваться горьким размышлениям о недавно произошедших событиях, которые полностью перевернули всю его жизнь. В первую же ночь, проведенную в Бастилии, Филипп почти не спал и обдумывал глупое положение, в котором оказался по вине своей безрассудной супруги. Закрывая глаза, он вновь видел на фоне ярко освещенной галереи полутемную оконную нишу, в которой на софе лежали в объятиях друг друга мужчина и женщина… Почему он сразу не ушел, поняв кто это? Почему не мог сдвинуться с места и просто молча смотрел, как его жена ласково прижималась к плечу обнимавшего ее мужчины, а тот, склонившись к ней, с нежностью целовал пряди ее золотистых волос? Что-то сжалось у него в груди – что-то, отчего он застыл на месте словно соляной столб. А именно: с ним она вела себя совершенно иначе во время их супружеских встреч… Хотя это было лишь дважды, но Филиппу показалось, что близость с ним ей не просто неприятна, а скорее даже противна, как, впрочем, и он сам. И он знал, что отчасти виноват в этом – после того, что случилось, во время их брачной ночи, и думать было нечего о нормальных супружеских отношениях. Ничего кроме ненависти она не могла испытывать к нему. Плевать, - думал он. Она сама в этом виновата: не нужно было играть с ним, изображать невинность после того, как настояла на консумации, унизив его еще больше, чем когда заставляла вступить с нею в брак с помощью шантажа. Филипп перевернулся на другой бок на своем жестком ложе и постарался заснуть. Но мысли вновь лезли в голову против его воли. Лес, сырой воздух, лай собак, азарт погони, а затем, где-то совсем рядом, женский крик - ЕЕ крик, затем показавшаяся из кустов лошадь жены, вернувшаяся с пустым седлом. Снова крик. Он представил Анжелику лежащей на снегу, с беспорядочно разметавшимися по земле золотистыми волосами, в дорогих одеждах, забрызганных кровью… В тот момент внутри у маркиза все перевернулось, сердце бешено забилось, кровь отхлынула от лица, и на душе похолодело… Как он испугался, что не успеет вовремя прийти ей на помощь! Резко пришпорив лошадь, подняв при этом кучу снежной пыли, маркиз поскакал в сторону, откуда донесся крик, моля Бога, чтобы не было слишком поздно! Его лошадь летела галопом, и Филипп рисковал десять раз свернуть себе шею, устремляясь в прогалину с такой бешеной скоростью. Оказавшись на месте, он в секунду оценил ситуацию: молодая женщина повисла на отвесном краю утеса, цепляясь руками за его неровности, рискуя сорваться в любую минуту, а огромный матерый волк ждал, пока жертва потеряет последние силы и упадет. Но сердце забилось от радости: ЖИВА! От сознания того, что теперь жене ничто не угрожает, к маркизу вернулось его привычное хладнокровие. Ровным шагом он направился навстречу волку. Страх за ее жизнь миновал, а на душе осталась только тихая ярость, злость на себя за то, что так испугался из-за нее и на нее, за то, что заставила его испытать такие не свойственные ему чувства. И потом, на празднике, какого черта она подошла к нему, ведь видела же, что он готов ее придушить?! И как не пытался Филипп держать себя в руках, но жена снова привела его в бешенство своими попытками добиться признания в том, что не безразлична ему. Это еще больше разозлило его, так как доля правды в ее словах все же была. Но он скорее дал бы растерзать себя на кусочки, чем признался в этом. Впрочем, последующий его поступок стал неожиданным даже для него… Но ярость была столь ослепительна, что он не понимал, что делает. Сейчас он вспоминал, как подметил, что она слегка пьяна и, чтобы отрезвить ее, а заодно дать выход своему гневу, в исступлении укусил жену за руку. А уходя, бросил что-то насмешливо, но на душе почему-то легче не стало. Нечто подобное было когда-то давно, на похожем празднике, и именно с этой же женщиной, только тогда она была еще юной девушкой, над которой так жестоко посмеялся старший кузен. И так же, как и тогда, он в смятении стал искать ее глазами, проходя из одного зала в другой, но нигде не видел и, наконец, вышел в галерею. У Филиппа не было дурной привычки подглядывать за случайными любовниками, спрятавшимися в каком-нибудь укромном уголке дворца, вот и теперь он не обратил бы особого внимания на парочку, притаившуюся в одной из оконных ниш галереи, но тут до его слуха донесся тихий женский смех, который заставил маркиза приостановиться. Женщина что-то говорила своему любовнику томным низким голосом и при этом тихонько смеялась. Он узнал бы этот голос из тысячи – то смеялась ОНА! Филипп подошел ближе и увидел их лежащими на софе, в объятиях друг друга. Словно пораженный громом маркиз застыл на месте, не в силах оторвать взгляд от этой пары. Дурак! Тысячу раз дурак, законченный и набитый. Как глупо с его стороны было беспокоиться о ней, переживать, что причинил ей слишком сильную боль, искать ее, для того, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Какого дьявола он искал ее? Зачем?! Он сам толком не мог понять. А теперь он здесь, в Бастилии, посмешище для двора… С этими невеселыми мыслями маркиз дю Плесси-Бельер и заснул почти на рассвете. Следующие несколько дней не принесли никаких новостей. Погода стояла мерзкая, на улице было холодно и грязно, временами срывался мелкий снег. Ла-Виолетт напрасно старался как-то развлечь хозяина, пересказывая парижские сплетни, в конце–концов, ему было приказано убираться прочь и не возвращаться, пока за ним не пошлют. Маркиз дю Плесси-Бельер только казался рассеянным, словно галантный придворный мечтатель, на самом же деле он знал все и обо всех, но никогда не ввязывался в чужие интриги, предпочитая роль стороннего наблюдателя. И если бы его взбалмошная жена была чуточку внимательнее, то поняла бы, что ей следует держать с мужем ухо востро. После того, как маркизу удалось без особых хлопот запереть ее в монастырь и забрать себе все экипажи, а в придачу переманить половину челяди, она ни разу не задумалась о том, откуда у мужа такие познания о расположении комнат ее отеля, о распорядке дня самой хозяйки и ее слуг. Филипп гадал, как при такой сообразительности, какой обладала его жена, она не заподозрила мужа в слежке. Вероятно, она была слишком занята мыслями о том, как поскорее утвердиться в Версале, а ведь Филипп давно получал сведения от одной из горничных жены – Терезы, которая за деньги готова была выложить любую информацию о хозяйке. Таким образом маркиз знал, что у Анжелики не было любовника, по крайней мере, со дня их женитьбы. Но у нее появилось множество поклонников при дворе: стоило ей только там появиться, как вокруг нее стали тотчас увиваться знатные придворные кавалеры. Маркиз даже знал их всех по именам: Лавальер, Бриенн, Лувуа, Вивонн и наконец, Лозен. Да, видимо тогда у них все и началось… «Неужели она его любит?» - спрашивал себя маркиз, думая о Лозене и Анжелике. «У них связь? Как давно?» - эта мысль постоянно крутилась в голове. И хотя жена не упала в обморок, узнав о мнимой смерти своего любовника, и даже лепетала что-то о любви к нему – Филиппу, проливая слезы на бинт, муж не мог до конца понять, как все это воспринимать. Он и приехал-то к ней в отель утром, после дуэли, чтобы по реакции маркизы узнать, насколько серьезны их отношения с Пегиленом де Лозеном. Маркиз старательно изображал полнейшее безразличие к предательству жены, и это ему очень хорошо удавалось, но в глубине души понимал, что далеко не так уж безразлична ему эта измена. Но отчего-то злиться не получалось по-настоящему, когда Анжелика так заботливо перевязывала его рану, выражая искреннее беспокойство и раскаяние. А когда он увидел слезы на ее лице, то и вовсе растерялся и не придумал ничего лучшего, как перевести разговор на другую тему, благо в тот момент появился Кавуа с предписанием взять маркиза дю Плесси под стражу. Да, теперь времени у маркиза было предостаточно для того, чтобы предаваться воспоминаниям о последнем годе своей жизни, а точнее о том периоде, когда в его жизнь беззастенчиво и нагло вторглась ОНА. [/more] Глава 2 Знакомство [more] Впервые мадам Моренс представили маркизу дю Плесси в салоне у Нинон де Ланкло. Маркиз был наслышан об этой женщине, некоторое время назад пустившей в продажу экзотический напиток, называвшийся шоколадом, и сильно на этом разбогатевшей. Он и сам бывал частым гостем в одном из ее заведений – кондитерской «У испанской карлицы», куда приходил иногда надев маску, чтобы не быть узнанным, в компании нескольких приятелей – дабы попробовать изысканных сладостей. Но с самой хозяйкой Филипп знаком не был, да и что ему было за дело до какой-то там шоколадницы? Критически окинув взглядом молодую женщину, маркиз отметил, что она очень красива и одета со вкусом, но вслух насмешливо произнес: - Ах! Стало быть, это Вы мадам «Шоколад»? Но к его величайшему удивлению женщина, сделав реверанс, в тон ему ответила: - К вашим услугам, дорогой кузен. Филипп опешил, внимательнее посмотрев ей в лицо. Она действительно кого-то напоминала ему. Его брови удивленно поползли вверх: - Ваш кузен? Мне кажется, мадам, что Вы слишком смелы... - Вы не узнали меня? – спросила она, рассматривая его своими сверкающими зелеными глазами. - Я Ваша кузина, Анжелика де Сансе де Монтелу. Когда-то давно мы виделись в Вашем замке Плесси… Как поживает Ваш батюшка, почтенный месье маркиз, и Ваша матушка..?.. Она говорила что-то еще, но он не слушал. После ее первых слов Филипп мысленно представил девочку в сером платье, смотрящую на него наивным взглядом сверкающих зеленых глаз. Порой это воспоминание возвращалось к нему в мечтах и приносило нежданную радость, он не знал почему. Да, это действительно она, как же он сразу не узнал ее? Маркиз стал размышлять, как девушка из хорошей, пусть и обедневшей семьи докатилась до того, чтобы стать торговкой шоколадом? Потом вспомнил, что отец как-то упоминал, что дерзкая девчонка, приходившаяся ему кузиной, и опозорившая их в их собственном доме перед именитыми гостями, очень удачно вышла замуж за знатного вельможу из Лангедока. Припоминал маркиз и последующий скандал, связанный с колдовством, - слухи об этом доходили до Филиппа в армии, так как в тот момент его не было в Париже. Но так или иначе, кузина стала вдовой без имени, с двумя детьми на руках и вот теперь он узнал, что она, оказывается, и есть та самая шоколадница мадам Моренс. Через несколько дней он снова встретил ее в салоне, она сама подошла к нему и начала разговор. Просила кузена забыть все, что она говорила в прошлый раз и никому не говорить ее настоящего имени. Удивленный маркиз ответил, что ее признание оставило его совершенно безразличным, да и сам он не собирался рассказывать всему свету, что является родственником дамы, которая опустилась до того, чтобы продавать шоколад. Она была просто в бешенстве. Филипп улыбнулся своему воспоминанию и отошел от окна. В дверь постучали, и показалась голова Ла-Виолетта, который напомнил господину маркизу, что уже время обеда. Видя, что Филипп как будто бы в хорошем расположении духа, слуга осмелился широко открыть дверь, пропуская впереди себя одного из надзирателей, который нес поднос с едой. Поставив поднос, мужчина удалился, закрыв за собою дверь, а Ла-Виолетт остался прислуживать хозяину за столом, отмечая про себя, что маркиз ест неохотно и как–будто погружен в глубокую мечтательность. А Филипп тем временем продолжал вспоминать… Поневоле он все чаще стал вспоминать о кузине. Иногда он встречал ее в салонах или во время прогулки в Тюильри. О мадам Моренс много говорили в обществе: упоминали, что она очень богата, а также обладает утонченным вкусом. Поговаривали даже, что сам монсеньер принц Конде влюблен в нее. А после сенсационной игры в хока, в которой принц, не скрывая своих чувств, сделал ставку на мадам Моренс, а та, в свою очередь, потребовала у него в случае своей победы отель дю Ботрейи, все воочию убедились, что слухи о расположении принца к этой даме являются чистой правдой. Но принц проиграл, а мадам Моренс получила отель дю Ботрейи, в котором тотчас затеяла ремонт и вскоре устроила грандиозный праздник по случаю приобретения этого прекрасного особняка. Филиппу надолго запомнился этот прием, он тоже был в числе гостей и весь вечер напролет протанцевал с новой хозяйкой дома. Он как будто снова перенесся в Плесси, ведя кузину в танце по главной зале отеля дю Ботрейи. В тот момент он с удивлением осознал, что улыбается ей, и после того, как танец был закончен, тихо произнес: - Сегодня Вас уже трудно назвать Баронессой Унылого Платья. Она улыбнулась ему в ответ. С тех пор он стал частым гостем в отеле дю Ботрейи. Ему нравилась атмосфера, царившая в салоне, изысканность блюд и изящество с которым молодая женщина принимала гостей. Да и сама хозяйка притягивала его, и только ради нее, и никого другого, маркиз посещал особняк. Он никогда бы не признался ей в этом, только издали тайком наблюдал за ней, любуясь ее загадочной красотой. Сама молодая женщина всегда была чрезвычайно любезна с кузеном, пыталась вовлечь его в ту или иную беседу, но маркиз не спешил сближаться и сохранял дистанцию, что, казалось, немного огорчало ее. Это была вторая женщина после Нинон де Ланкло, к которой Филипп испытывал нечто вроде симпатии. Нинон часто помогала ему своими разумными советами, напоминая маркизу, что нужно делать, а чего нет. Нужно заметить, что куртизанка часто оказывалась права, – когда маркиз вел себя, вспоминая и применяя на практике ее советы, то только выигрывал от этого. Но к Анжелике он испытывал несколько другие чувства, скорее ища в ней сходство с девочкой из прошлого, которая оставила какие-то теплые воспоминания в его душе. Иногда молодой человек позволял себе некоторую любезность в разговоре с нею, но это было довольно редко, и он тут же мысленно одергивая себя, вновь изображал ледяное безразличие, становясь холодно-отстраненным. Он сомневался, стоит ли сближаться с этой женщиной, на первый взгляд так не похожей на остальных. Ему не хотелось разрушать некий придуманный образ, живший в глубине его сердца. Маркиз боялся, что она окажется такой же, как остальные: хитрой, расчетливой, алчной. Женщины для Филиппа были презренными существами, стоящими на ступень ниже животных. У него иногда случались любовные связи, но особого удовлетворения они ему не приносили: он предпочитал, посещать одно из тех заведений, в котором не нужно утруждать себя ухаживаниями, а можно просто заплатить. Филипп был довольно расточительным человеком: притом, что был несколько стеснен в средствах, он любил элегантно и по последней моде одеваться и окружать себя дорогими вещами, а так же безделушками даже вовремя военных кампаний. На все это тратились немалые средства – доходы маркиза от родовых поместий отца и матери, а так же от его придворных должностей, не могли покрыть эти траты. К тому же он часто играл, проигрывая баснословные суммы денег. Таким образом, маркиз в светских забавах и военных кампаниях почти полностью растратил свое состояние. Король любил его за красоту и мужество и иногда в качестве подарка преподносил своему маршалу ту или иную государственную должность, приносящую хоть какой-то доход, но маркиз тут же перепродавал ее для того, чтобы покрыть карточные долги. Мэтр Молин – управляющий Филиппа – не раз пытался вразумить молодого человека, но все было напрасно. Но в конце концов, Филипп стал задумываться над тем, как поправить свое весьма шаткое материальное положение, и не придумал ничего лучшего, чем отыскать себе невесту с хорошим приданым. Подумав и перебрав в памяти более или менее подходящих кандидаток на место будущей маркизы дю Плесси, Филипп остановил свой выбор на мадемуазель де Ламуаньон, дочери Гийома де Ламуаньона – первого председателя Парижского парламента. Филиппу этот брак был очень выгоден и вот по каким причинам: во-первых, у невесты было богатое приданое, во-вторых, ее отец занимал высокую должность и имел связи и положение в обществе, в-третьих, девушка была скромной и не отличалась особой красотой, а значит, вполне обещала стать примерной женой и любящей матерью. А Филипп, обделенный в детстве материнской лаской, очень хотел иметь нормальную семью. Хотел, чтобы жена занималась воспитанием детей, а не строила глазки на балах и приемах, порхая словно мотылек. Попросив у месье де Ламуаньона руки его дочери, маркиз получил согласие на брак с нею и через некоторое время был составлен брачный контракт, а так же состоялась помолвка. Но планам маркиза дю Плесси не суждено было сбыться. Обед подошел к концу, и Ла-Виолетт стал убирать со стола. Филипп же, расположившись в кресле, пил вино, продолжая предаваться воспоминаниям.[/more] Глава 3 Предложение руки и сердца [more] Все случилось во время прогулки по Кур-Ля-Рен. Филипп только что появился в Тюильри и присоединился к свите принца Конде, стоящего около Большого партера, когда взоры всех присутствующих мужчин обратились в сторону одной из дорожек парка. Маркиз также повернул голову в ту сторону и увидел, что к их группе направляется мадам Моренс. Она была прекрасна как всегда, поражая всех своей одухотворенной красотой. Подойдя ближе, она сделала реверанс перед принцем, который сразу же поднял ее и, поцеловав ей руку, что-то тихонько сказал, наклонившись к ней так близко, что касался своим длинным носом ее лба. Филипп не слышал их разговора, но внезапно принц воскликнул, обращаясь в его сторону: - Эй! Маркиз, неужели вы настолько дерзки, что посмеете надолго удерживать рядом с собой, одну из прекраснейших дам столицы? - Избави Бог, монсеньор, - ответил Филипп, ничего толком не поняв. Они шли молча по аллее. Филипп никак не мог взять в толк, зачем принц навязал ему общество своей любовницы. Наконец он спросил ее, что это значит, но она только отшутилась в ответ. В карете они ехали так же молча, так как маркиз не собирался первый начинать разговор. Через некоторое время кучер осведомился, ехать ли через Булонский лес или повернуть назад. Маркиз не успел ничего ответить, так как мадам Моренс опередила его, сказав, чтоб ехали дальше и, повернувшись к кузену, быстро спросила: - Вы слышали, какие глупости болтают, Филипп? Говорят, будто Вы собираетесь жениться на дочери Гийома де Ламуаньона. - Эта глупость – чистая правда, моя дорогая. - Но это невозможно! Что привлекательного Вы нашли в этом жалком кузнечике? - Ее красота совершенно не интересует меня. - Тогда, на что же Вы польстились? - На ее приданое. - Ах, Филипп, я никогда бы не подумала, что Вы такой меркантильный человек. - Меркантильный? - переспросил маркиз в недоумении. - Я хочу сказать: неужели Вы настолько привязаны к земным благам? Филиппу стало весело – к чему она клонит? - А к чему, по-Вашему я еще могу быть привязан? Отец никогда не готовил меня к вступлению в церковный орден. - Но даже не посвящая себя Богу, можно считать поводом для брака нечто куда более ценное, чем деньги! - воскликнула она. - Что именно? - Ну, например, любовь. - Если Вас беспокоит эта сторона… вопроса, то смею Вас заверить, моя дорогая, что я собираюсь настолько сильно любить свою супругу, что намерен подарить ей кучу детишек. - Нет! Филипп решительно ничего не понимал… - Вы не хотите, чтобы я подарил детей собственной жене? - Речь не об этом, Филипп. Я не хочу, чтобы она становилась Вашей женой, вот и все. - А почему она не должна ею становиться? - с удивлением изрек маркиз. Кузина тяжело вздохнула. - Ах, Филипп, с Вашими вечными «почему» Вы ставите своих собеседников в глупое положение и заставляете чувствовать себя последними дураками. - Быть может, так оно и есть? - заметил маркиз с усмешкой. Он все еще не мог уловить сути разговора, но она поистине смогла рассмешить его. Помолчав немного, кузина решила продолжить словесную баталию. И то, что было сказано дальше, повергло молодого человека в шок. - Филипп, если вопрос всего лишь в том, как поправить бедственное финансовое положение, то почему бы Вам не жениться на мне? Денег у меня много, мои дела идут великолепно, и доходы будут только увеличиваться. - Жениться на Вас? - переспросил маркиз в изумлении. Не в силах совладать с собой он рассмеялся. Это же поистине смешно и глупо – жениться на торговке шоколадом! - Мне? Жениться на шоколаднице?! - выплюнул маркиз. Да она с ума сошла, ни больше ни меньше! Так вот к чему вся эта интрига с прогулкой! Он так и думал, что здесь какой-то подвох. Маркиз заметил, что кузина густо покраснела. Сверкнув глазами и гордо вскинув голову, она воскликнула: - Можно подумать, что я предлагаю вам соединить кровь простолюдинки с королевской кровью! Не забывайте, что я - урожденная Анжелика де Ридуэ де Сансе де Монтелу. Моя кровь столь же чиста, как Ваша, любезный кузен. Даже чище Вашей, ведь я принадлежу к более древнему роду… Она продолжала в том же духе, а Филипп мысленно перенесся под своды старого замка Монтелу, видя в ней ту девочку, которая смотрела на него у подножия лестницы сверкающими зелеными глазами. -Ах да, Вы мне уже говорили нечто подобное когда-то давно. Я припоминаю. Это было в Монтелу, в Вашем полуразвалившемся замке. Маленькая лохматая мегера в отрепьях дожидалась меня под лестницей, чтобы сообщить мне, что ее кровь древнее моей. Как же! Это было нелепо и смешно. Какого дьявола она так умоляюще смотрит на него? - Филипп, женитесь на мне. Вы получите любые деньги, какие захотите. В моих жилах течет благородная кровь. Общество быстро забудет о моей коммерции. Да и сейчас многие дворяне занимаются всевозможными делами. Мне говорил об этом месье Кольбер… Филипп не слушал, он размышлял. А ведь она же нравилась ему, и этого он не мог отрицать перед самим собой… А может быть, стоит поверить? Быть может, образ, так глубоко хранимый в памяти - образ маленькой «Баронессы Унылого Платья» - искренний? В конце–концов, почему бы и нет? Быть может, и он не безразличен ей? Но тут молодая женщина, запинаясь, пробормотала: - Поймите, я хочу вернуться в свой круг, вернуть себе имя, знатное имя… Я хочу бывать при дворе… в Версале… Филипп моментально пришел в себя: ей нужен не он, а титул, чтобы попасть в Версаль. Как глупо и смешно предаваться юношеским мечтам! А может быть, они придумали это вместе с принцем? Ну конечно, как же он сразу не догадался – для этого и была придумана эта прогулка! Принц Конде хочет ввести свою любовницу в высшее общество, но женится на ней он не может, вот они и нашли подходящую, по их мнению, кандидатуру на роль удобного мужа. Не тут-то было! Они явно ошиблись с выбором! И маркиз повторил слова кузины с едва заметной усмешкой, в которую постарался вложить все свое презрение: - Поводом для брака следует считать нечто куда более ценное, чем деньги! И добавил: -Нет, моя дорогая, правда, нет… Она заметно поникла. Филиппу стало почти жаль ее, и чтобы как-то сгладить обстановку он решил завести светский разговор, но беседу кузина поддерживала с трудом. Карета маркиза поравнялась с экипажем принца Конде, который приветствовал мадам Моренс, оживленно махая тростью, в ответ она пару раз качнула веером. Филипп решил проверить свою догадку и сказал: - Вы - единственная женщина, с которой принц ведет себя как галантный кавалер. После смерти его нежной подруги мадемуазель Ле Вижан, он поклялся, что будет требовать от женщин только чувственных удовольствий. Маркиз зевнул и продолжил: - Теперь он думает лишь об одном: как занять пост главнокомандующего. С тех пор как в воздухе витает слух о новой военной компании, он каждый день играет в карты с королем и оплачивает свои проигрыши золотыми пистолями. Вот тогда все и началось. Конде, Фуке, ларец… Филипп побледнел, когда кузина бросила ему в лицо, что все они предатели, которые когда-то продались Фуке. - Замолчите! – в ужасе воскликнул молодой человек. Но она продолжала: король будет очень удивлен, когда узнает, что самые преданные из его придворных участвовали в заговоре с целью лишить жизни своего сюзерена. Не прошло еще и пяти лет, как Фуке осудили, и король до сих пор не может без недовольства смотреть на тех или иных персон, которые имели какое-либо отношение к бывшему суперинтенданту. - Глупо, мадам, поднимать старые сплетни! - Это не сплетни, а чистая правда! - воскликнула она.- Я была там и видела всех, Вашего отца, Вашу мать, принца Конде и многих других, слышала, как все они продались Фуке! - Документы давно уничтожены! - Не все, - с усмешкой сказала она. Кровь отхлынула от лица, в ярости он схватил ее за руку и сжал так, как будто хотел сломать ее. - Ларец с ядом, - прошипел он.- Так это Вы его взяли?! - Да, я. -Маленькая дрянь! Я всегда был убежден, что Вы знали что-то. Но отец в это не верил. Исчезновение этого проклятого ларца не давало ему покоя до самой смерти. А он был у Вас! Он до сих пор у Вас? - Он всегда был у меня. Филипп разразился чередой проклятий. Какая же дрянь! Змея, которую пригрел на груди Принц Конде! Наивный, влюбленный глупец. А она, лицемерная расчетливая стерва, готовая переступить через него ради своих низменных целей. И это была она! Наивная девочка из прошлого, превратилась в расчетливую, опасную интриганку, хуже всех остальных женщин, с которыми ему приходилось иметь дело! -Отпустите меня,- сказала молодая женщина, - мне больно. Маркиз медленно отодвинулся, но все еще не мог овладеть собой. Она продолжала: -Я знаю, что Вы хотели бы причинить мне еще большую боль. Пока я не замолчала бы навечно, но в этом случае, Вы ничего не выиграете. В день моей смерти мое завещание будет через поверенного передано королю и Его Величество узнает, где находится тайник с документами. Филипп молчал, он почувствовал, как испарина выступила на его лице. Честь его семьи оказалась под ударом. Что же, нужно что-то предпринять… Чего она хочет? Денег? - Я люблю принца,- сказал он приглушенным голосом,- а мой отец был честным человеком. Сколько денег Вы хотите в обмен на документы? Если понадобится, я их одолжу. - Деньги мне не нужны. -Тогда, что же Вам нужно? - Я вам это уже говорила некоторое время тому назад, Филипп. Я хочу, чтобы Вы женились на мне. - Никогда! Маркиз откинулся на спинку сиденья, с застывшим взглядом. Он стал лихорадочно обдумывать, как ему выйти из столь щекотливой ситуации. Если он откажется жениться, то вполне возможно, что ничего и не будет, вероятнее всего это блеф и никаких документов у нее нет…но…что если она не лжет? Если правда ларец у нее, и она выполнит угрозу? Что тогда? Немилость? Опала, изгнание? Король никогда не простит предательства отца, и платить за все придется ему, Филиппу, их имя будет навеки запятнано, и никакие былые заслуги не смогут исправить это. Пожалуй, брак с шоколадницей будет меньшей неприятностью, чем королевская немилость… Что если ему согласиться на это? В конце концов она ведь и вправду благородного происхождения, к тому же он получит вполне солидное приданое, даже больше того что мог бы получить от брака с дочерью Ламуаньона, если верить слухам о состоянии мадам Моренс. Но ему претила сама мысль о подчинении воле женщины. И дело было не только в том, что она торговка и, что у нее двое детей в придачу, но Боже милостивый, какое унижение! Что же, ничего не остается, нужно делать выбор. -Итак, маркиз, к чему привели Ваши размышления?- раздался ее голос. Филипп пошевелился, словно пробудившись от кошмара. -Так и быть, мадам, я женюсь на Вас! Извольте явиться завтра вечером в мой особняк на улице Сен-Антуан. Там Вы обсудите с моим управляющим все пункты соглашения.[/more]
Ответов - 33, стр:
1 2 3 All
Lotta: Filippe пишет: Lotta пишет: цитата: Эта фраза из 3-ей главы явно имеет смысл обратный задуманному. Да нет, просто сложный оборот. Приходитс включать мозги Так это ж он опасался попасть в подчиненное положение, то бишь ему претило подчинение со своей стороны, а не анжеликиной. Хотя подчинившаяся Анжелика ему была бы менее интересна. Мария-Антуанетта пишет: так там вся сцена очень сложная и противоречие сквозит в самих его мыслях. Есть такое))
Filippe: "Подчинение со стороны женщины" - эх, сложный русский язык. Можно подумать и так, и эдак. Но в данном случае как раз смысл "подчинение женщине", а не "женщины", т.е. подчинение его женщиной или со стороны женщины. Тут нет ошибки, просто неординарная формулировка. Но для упрощения чтения можно и поменять, но уже не будет так звучать
Мария-Антуанетта: Filippe пишет: Но в данном случае как раз смысл "подчинение женщине", а не "женщины", т.е. подчинение его женщиной или со стороны женщины. Совершенно верно! Ему невозможна сама мысль о том, чтобы подчиниться воле женщины, а тем более в той ситуации, когда его столь грубо унизили. Filippe пишет: Но для упрощения чтения можно и поменять, но уже не будет так звучать Я тоже так считаю и мне казалось совершенно приемлемым применить именно эту формулировку))
Lotta: Filippe пишет: "Подчинение со стороны женщины" - эх, сложный русский язык. В том-то и дело.)) Слово "подчинение" в данном случае может восприниматься как "подчинять", так и "подчиняться", и многим читателям, как и мне, в первую голову может придти второе.)) Но адекватно изменить фразу, пожалуй, действительно не получится. Так что соглашаюсь.))
allitera: Если честно, то совсем не по-русски. Подчиняться можно кому-то. Либо подчинить кого-то. Даже если продраться сквозь канцеляризм этой фразы, то подчинение со стороны женщины, значит, женщина подчиняется. Подчинение идет с ее стороны.
Мария-Антуанетта: allitera пишет: Если честно, то совсем не по-русски. Подчиняться можно кому-то. Либо подчинить кого-то. Даже если продраться сквозь канцеляризм этой фразы, то подчинение со стороны женщины, значит, женщина подчиняется. Подчинение идет с ее стороны. Lotta пишет: Но адекватно изменить фразу, пожалуй, действительно не получится. Так что соглашаюсь.)) Ок, чтоб всем было понятнее, что имелось ввиду, я немного изменю фразу:))
solomey: Мария-Антуанетта ох куда ты отправила Филиппа. Одно радует, он и в Бастилии хорошо устроится. Очень понравилось. Как уже писали девочки, это Филипп. Единственное, о чем подумала,он в своих мыслях мог Анж хорошенько обозвать, а то он очень культурным кажется. У Голон он более брутальный что ли. Но это ИМХО. Все же не понятно склонность к ругательствам у него была, или это его Анж так доводила Жду мысли про бэби...
solomey: Filippe пишет: Филипп процветает Про Пейрака уже все Голон написала лучше нее никто не сможет.
Ariadna: Мария-Антуанетта пишет: Филипп любил собак также, как и лошадей: он ухаживал за ними, холил и лелеял, помогал кобылам жеребиться, а сукам щениться, часами мог сидеть рядом, гладить и успокаивать их ласковыми словами. чем-то напомнило советские истории "Ленин и дети". Особенно улыбнула фраза "холил и лелеял". Мария-Антуанетта пишет: но мадам дю Плесси на коленях и со слезами на глазах, умоляла меня выпустить Вас из Бастилии. а это не король и не Анжелика.. как-то совсем некрасиво читается.. на коленях умоляла.. звучит, как унижалась.. Попробуй перестроить фразу несколько иначе. Что-то вроде "мадам лично просила о снисхождении".. ну или в таком духе.. а то слишком современно получается.. Мария-Антуанетта пишет: - Сир, я признаю, что это имело место быть единожды, но у меня были на то веские основания. И я тысячу раз сожалею о своей несдержанности. а тут лучше убрать оправдания. Они непохожи на Филю. Лучше оставить "да, сир" и это будет в его характере и не изменит суть дальнейшего текста.. В целом сама аудиенция мне понравилась. Несколько фраз тоже резанули глаз. С момента свадьбы мне показалось. что Филя несколько "размок". В смысле стал излишне мягкотел в тех моментах. которые показывают его мысли и чувства. Я согласна. что такие мысли были, но мне показалось, что он излишне переживал. Дело в том, что мужчины переживают несколько иначе, чем мы, а тут ясно читались переживания женщины. Попробуй подумать, как их можно "отвердить" и тогда получится просто отлично. Временами мелькают современные слова. Они немного отвлекают, но в целом не портят очень хорошего вспечатления от написанного. Спасибо за удовольствие
Мария-Антуанетта: solomey пишет: Одно радует, он и в Бастилии хорошо устроится. solomey пишет: Единственное, о чем подумала,он в своих мыслях мог Анж хорошенько обозвать, а то он очень культурным кажется. Так он ее обзывает тварью, змеей, дрянью и проч. тебе мало? solomey пишет: Жду мысли про бэби... как время будет так и обязательно:) Ariadna пишет: а это не король и не Анжелика.. как-то совсем некрасиво читается.. на коленях умоляла.. звучит, как унижалась.. Попробуй перестроить фразу несколько иначе. Что-то вроде "мадам лично просила о снисхождении".. ну или в таком духе.. а то слишком современно получается. ты не права. у Голон король разговаривает именно так и это не так уж и современно. Об унижении Анжелики хочу сказать, что она действительно войдя в кабинет короля упала на колени и была на грани того, чтоб расплакаться, поэтому считаю, что король сказав об этом Филиппу ничуть не погрешил против истины. К тому же он хотел дать маркизу понять, что тот просто длжен буквально молиться на "такую жену" А про оправдания Фили перед королем, так он не оправдывается, а лишь отвечает на вопрос как было дело, но так чтоб было понятно, что были на это причины, а не из-за самодурства и глупой тирании по отношению к жене он лупит ее на глазах у всего двора. Ariadna пишет: Спасибо за удовольствие пожалуйста:))
Filippe: Мария-Антуанетта пишет: А про оправдания Фили перед королем,так он не оправдывается, а лишь отвечает на вопрос как было дело, но так чтоб было понятно, что были на это причины, а не из-за самодурства и глупой терании по отношению к жене он лупит ее на глазах у всего двора.Соглашусь с тобой. Я также не вижу здесь никакого желания себя оправдать. Зато вижу, что Филипп достаточно адекватен и способен признавать свои неблаговидные поступки.
zoreana: Ого-го . что-то пропустила. Доброй ночи. )))Прочту обязательно.
Yayoi: Мария-Антуанетта Можно я тебя зацелую? Пропустила фанф из-за долгого непоявления на форуме, теперь жестоко раскаиваюсь С каким удовольствием и счастьем я читаю рассказ от лица Филиппа. Причем похожего на книжного Правда поддерживаю желание убрать цитаты из книги, а то их мы все помним (я так наизусть ), хочется авторского текста И еще - ты убьешь Филиппа, да?
Мария-Антуанетта: Yayoi пишет: Можно я тебя зацелую? Можно, целуй Yayoi пишет: Причем похожего на книжного Вот я именно так его чувствую и вижу именно таким. Yayoi пишет: Правда поддерживаю желание убрать цитаты из книги, а то их мы все помним (я так наизусть ), хочется авторского текста Нет, убирать я больше ничего не буду, потому как считаю. что так более понятно дальнейшее повествование, как говориться из песни слов не выкинешь. Yayoi пишет: И еще - ты убьешь Филиппа, да? Вообще-то я не собиралась заходить так далеко, но посмотрим...времени маловато стало, т.к. закончился мой декретный отпуск, а после работы сама понимаешь...
Ariadna: Мария-Антуанетта пишет: т.к. закончился мой декретный отпуск, я тоже туда хочу..
полная версия страницы