Форум » Творчество читателей » фантазия на тему: "Филипп остался жив" » Ответить
фантазия на тему: "Филипп остался жив"
solomey: Автора, старую больную женщину, за время отпуска посетила безумная мысль. Вернуть Филиппа на грешную землю. Ему бедному, может возвращаться и не хотелось. Но кто ж его спросил? Что из этого получилось судить вам. [more]- Надеюсь, вы не возражаете, что я надела венок из красных роз?- Спросила Люсинда своего жениха. И тут же ей пришлось поправить саму себя, не жениха, а вот уже примерно пять часов как мужа. - В белом я выглядела как приведение. А кому хочется выглядеть приведением в день собственной свадьбы? Мужчина приподнял бровь. Но нечего ей не ответил. Она вообще с того момента как села в карету не слышала его голоса. Молодожены ехали в экипаже уже два часа, но за это время, ее муж ни проронил ни слова. Люсинда поежилась, ей становилось неуютно и немного страшно. Но, все же, она набралась смелости и попыталась, снова, заговорить с супругом. - Мы едем в ваше имение Резенфорд милорд? Муж снова приподнял бровь. Но на этот раз соизволил ответить. - Нет. Люсинда ждала более подробного ответа, но, по всей видимости, напрасно. Ее муж как видно много говорить не намерен. Боже, он наверно вообще не намерен с нею говорить. От досады девушка прикусила до крови губу, и тут же вскрикнула от боли. - Что с вами дорогая, вы решили поужинать собственной плотью? Неужели свадебного обеда вам показалось мало? – Насмешливо спросил ее муж. Люсинда кисло улыбнулась. Неужели он не заметил, что во время их свадебного обеда, она не проглотила ни крошки. Ее до сих пор бросало в дрожь от воспоминания. На обеде присутствовали все мало-мальски значимые люди в их округе. И каждый, кому посчастливилось присутствовать на нем, казалось, готов был задать один и тот же вопрос: Какого черта такой богатый и титулованный человек как герцог Резенфорд берет в жены старую деву из Cессекса? И не просто старую деву, но еще и серую незаметную мышь? По крайней мере, так ей сказал ее грум Джек. Что говорить о соседях и знакомых? Тот же вопрос мучил и саму Люсинду. И она надеялась, что муж ей все объяснит, но он упрямо молчал. Девушка решила закрыть глаза и попытаться подремать. Но память вернула ее к событиям полугодичной давности. В тот день было солнечное февральское утро. И она по обыкновению собиралась после завтрака прогуляться по округе. Поэтому, не смотря на возражения матери, одела старый костюм для верховой езды. Леди Элизабет недовольно поджимала губы, и с неодобрение смотрела на младшую дочь. Готовый уже разгореться скандал потушила как всегда своим появлением Аббигаель, ее старшая сестра. Вот уж действительно радость для отца и не только для него. Она была любимицей всей семьи. И, смотря на нее злиться, было невозможно. Поэтому леди Элизабет по видимому решила не портить себе аппетит спором с младшей дочерью, на которую, тайно, уже махнула рукой. Ее старшая красавица дочь через год выйдет замуж за эсква́йра Энтони Купера. А младшей, по всей видимости, предстоит остаться старой девой. Но с ее внешностью, непокорным характером и маленьким приданным рассчитывать на партию не приходилось. У Аббигайль хотя бы была ангельская внешность и кроткий нрав. И вот во время завтрака дворецкий объявил о прибытии графа Нортона, племянника сэра Эванса. Граф ворвался в столовую стремительно, еще не успев получить вежливого приглашения, уселся за стол и потребовал отбивную. Семья с удивлением смотрела на то, как Нортон с аппетитом поглощает еду. Наконец насытившись, Джон Эванс пятый граф Нортон поднял глаза на дядю. - Мистер Эванс, надеюсь, вы прибываете в хорошем здравии? – Вежливым тоном осведомился племянник. - Благодарю вас граф, я чувствую себя прекрасно. – Немного обескуражено ответил отец Люсинды. - А вы леди Элизабет, как себя чувствуете? – все тем же ровным голосом поинтересовался граф. - Хорошо.- Ответила миссис Эванс. Впервые Люсинда видела свою мать в таком замешательстве. Нужно отметить, что визит графа стал неожиданностью для обитателей Вудфулпарка. Обычно, это сэру Эвансу приходилось ездить в Нортонхолл, когда граф надумает вызвать своего дядю по делам. Но что поделаешь, глава семьи, а это был племянник, выделял ренту на содержание Вудфулпарка и его обитателей. Тем временем граф оперся на спинку стула, и начал с интересом рассматривать кузин. - Спрашивать как ваше здоровье, кузины, я не буду, вид у вас цветущий. Но может, пока меня не было произошло что-то интересное, возможно, мне нужно, что-то знать? – Спросил у них кузен. Девушки непонимающе переглянулись. А у Люсинды все внутри похолодело, не дай Бог кузен узнал о ее вылазке на ярмарочный кулачный бой. Мать ее убьет. Ее до конца дней запрут в комнате. Девушка украдкой посмотрела на графа. Если бы дело было в кулачном бое, Джон был бы очень сердит, но он, кажется, в хорошем расположении духа, или нет? - Ну, что все молчат. Нет новостей? С вами всегда так. – Улыбнулся граф. - Придется мне, уподобится галантным французам и вас развлекать. Кто слышал о герцоге Резенфорде? Мать Люсинды тут же оживилась, в последний год это была излюбленная тема для сплетен в округе. Примерно шесть месяцев тому герцог купил по соседству Холликасл, и с тех пор невероятных сплетен, а также легенд стало только больше. Но о герцоге в присутствии девушек говорили мало. У Резенфорда была скандальная репутация, вернее сплетни ходили о нем ну уж очень скандальные. Кстати, некоторые из них грум Джек, Люсинде так и не осмелился пересказать. За это она несколько дней дулась на старика. - По правде говоря, с момента, когда он купил старую усадьбу, мы его еще не видели. Немного не прилично не представится новым соседям. Вы не находите? – отозвалась леди Элизабет. - Думаю, у него были более важные дела, чем знакомится с провинциалами.- Ехидно отозвался граф. Леди Элизабет обиженно вспыхнула, этот мальчишка всегда ставил ее в неловкое положение. И в силу происхождения и баснословного богатства совершенно не утруждал себя элементарной вежливостью. -Тогда, может, вы сами знаете, что-то новое о нашем соседе? – Немного раздраженно спросила миссис Эванс. - Может, что-то и знаю… - С загадочной миной протянул граф. - По крайней мере, теперь точно известны его земельные владения. У него три поместий в Англии, по размеру не уступающие Холликасл.- Все за столом удивленно ахнули. - Получается, что его годовой доход примерно восемнадцать тысяч фунтов. – Удивленно протянул сэр Эванс -Откуда вам это известно? – Спросила леди Элизабет. - В прошлом году Карл II присвоил ему герцогский титул. Естественно в Лондане только и было разговоров, какую систему наследования он выберет. Эти имения вошли в майорат. - Поразительно. Он действительно решил постоянно жить в Англии? - По крайней мере, английский титул он получил, и земли в Англии приобрел. – Серьезно ответил Нортон. – Нужно сказать с этими владениями, он стал почти так же богат как я. Но у него имеются еще владения во Франции. По-моему, два поместья, если я не ошибаюсь. За столом на несколько минут повисло молчание. Его нарушила леди Элизабет. - Несмотря на его титулы, и деньги у него преплохая репутация. Будь моя воля, я бы этого человека в приличные дома не впускала. – Надменно закончила она. Люсинда, смотря во время всего монолога матери на графа, заметила, что ему эти слова не понравились. Он удивленно, а потом и сердито смотрел на леди Элизабет. И как только она закончила, сказал: -Какое счастье, что в нашей семье решать, кто может быть принят в доме, а кто нет, положено мне. Вчера герцог посетил Нортонхолл. – Сказал граф. - И попросил руки моей кузины… - Добавил Норфолк тихим, вкрадчивым голосом. Повисло напряженное молчание, ибо кузин у графа было только две: Аббигайль и Люсинда. И всем в комнате было понятно, к кому герцог сватался. - Я никогда не выйду за него замуж, папа. – Тут же закричала Аббигайль. Вы же знаете, что через год, когда Тони получит наследство, я выйду за него замуж. – по щекам Абби потекли слезы. Люсинда кинулась утешать сестру, леди Элизабет побледнела и застыла как соляной столб в своем кресле, а сэр Эванс напротив от волнения покраснел. Родители со смесью жалости и восхищения смотрели на Аббигайль, которая в этот момент, почему то стала еще красивей. Ее щеки порозовели, огромные синие глаза заблестели от слез. В свете утренних лучей она стала напоминать Мадонну на картинах Рафаэля. Но на графа, ни внешность, не слезы девушки не произвели никакого впечатления. Довольный вызванным эффектом он преспокойно начал есть принесенный прислугой сладкий пирог. Не забывая насмешливо наблюдать за кузиной. Люсинда заметила, что он еле сдерживает смех. И подумала, что кузен может быть очень жестоким, если ему это выгодно. А вот родители девушки не знали, как успокоить дочь, и уговорить ее не делать глупостей. Несмотря на репутацию герцога, и высказывания леди Элизабет о Резенфорде, все понимали, такое предложение может быть раз в жизни. От предложения стать герцогиней просто так не отказываются. Тем временем пока родители девушки находились в замешательстве, а сама Аббигайль готова была начать первую в своей жизни истерику, граф спокойно доев пирог обратился к Люсинде : - Кузина, а что вы думаете о Резенфорде? -Я? – Удивилась девушка. Она как раз пыталась вытереть слезы сестры. -Ну не я же? – С ухмылкой сказал Норфолк. - Я его видела только раз и то мельком. – Ответила Люсинда. - И когда же вы смогли его увидеть? – Пораженно спросила ее мать. - По-моему, уже прошло месяца три. Я прогуливала Малыша, в дальней роще у границы имения, а герцог немного заблудился и попал к нам в лес. – Ответила Люсинда. - Сколько раз, я говорила тебе не ездить так далеко одной.- Сердито начала леди Элизабет. - Продолжайте кузина. – Перебил ее мать Нортон. Люсинда уже не рада была, что призналась об этой нечаянной встрече. Ей было немного неловко вспоминать о ней. В тот день, она решила прогулять своего щенка мастиффа, и действительно забралась слишком далеко. Но конная прогулка ей доставила такую радость, что она подумывала еще немного пройтись пешком, что бы дать отдохнуть своей кобыле, а уже потом вернуться домой. Так что она решила спешиться и забраться на холм, с которого было видно соседнее имение. К удивлению ее тайное место уже было занято кем-то. Она собиралась вернуться к лошади, но в этот момент, человек, стоявший на вершине холма, обернулся и увидел ее. Мужчина смерил ее насмешливым взглядом. Люсинда сначала покраснела, ей было неловко от такого внимания, но она постаралась взять себя в руки и тоже дерзко начала рассматривать незнакомца. Он был в дорогом костюме для верховой езды. При этом настолько модном и экстравагантном, что такого она не видела даже у своего кузена графа, не то, что у соседей провинциалов. Английские сельские аристократы так не одеваются. Она начала догадываться кто перед ней. Новый хозяин великолепного имения Холликасла. Девушка знала, что герцогу примерно сорок лет. Для нее двадцатитрехлетней молодой женщины, почти старик. После всех разговоров местных сплетниц и нечастых лондонских знакомых ее матери, в своем воображении она представляла себе отвратительного пожилого пузатого развратника. Но, к ее удивлению Резенфорд оказался довольно худощавым мужчиной. Светлый парик по последней парижской моде выгодно подчеркивал его совершенный овал лица. И само лицо, еще не успели изранить морщины. Только одна глубокая пролегла между бровями. Да пара мелких, были видны возле глаз. Но в целом красота герцога производила ошеломляющее впечатление. Люсинде на секунду показалось, что ожила одна из греческих статуй в Нортонхоле. Почему дамы, которые приезжали в гости к матушке и говорили шепотом о его любовницах, ни словом не обмолвились о его красоте? Но что действительно поразило девушку, это его глаза. Казалось, их холод ничем не уступал морозу, окутавшему ее в это утро. - Кто вы такая?- Холодный голос Резерфорда заставил ее вернуться к реальности. Про себя Люсинда отметила легкий французский акцент. - Я? – от удивления переспросила девушка. - В радиусе мили, я не вижу больше ни одного разумного существа. Или ваша дворняга научилась говорить?- насмешливо спросил герцог. - К сожалению, не научилась, но меня не покидает надежда, что когда-то, Малыш сможет говорить.- К Люсинде постепенно возвращалось ее чувство юмора. – Смотрите, какими человеческими глазами он смотрит. Резенфорд снисходительно улыбнулся. - И все же вы не сказали, как вас зовут. - Мисс Люсинда Эванс. – Девушка присела в шутливом реверансе. Почему то, она перестала бояться этого надменного человека. И в свою очередь решила задать подобный вопрос. - Герцог Резенфорд, к вашим услугам. - Ответил ей мужчина и также шутливо отвесил церемониальный поклон. - Но что Нимфа делает одна в глуши леса? Ищет пастушка? – насмешливо спросил Рейнфорд. Люсинда в недоумении уставилась на герцога. Девушка не была приучена к таким разговорам. И смысл вопроса ускользал от нее. Она понимала, что здесь кроится подвох, но где он, ее неопытность не позволяла разгадать. Герцог видимо понял ее замешательство. И спросил уже более прямо. - Мисс я хотел спросить, не помешал ли я вашему тайному свиданию? Может я спугнул воздыхателя, случайно заняв его место? К своему стыду Люсинда снова покраснела. Осознав, что ее щеки залил румянец, она чертыхнулась про себя. Определенно этот мужчина может вгонять в краску. Но потом успокоилась. И даже смогла рассмеяться. К своему удивлению Резенфорд отметил про себя, что смех у этого серого воробушка очень приятный. - Я сказал, что-то смешное? - Просто из неженатых мужчин в округе, только шестидесятилетний пастор Кейн. Да жених моей сестры. Так что свидания, да еще тайные мне не грозят. Резенфорд усмехнулся. Видимо женатых, фермеров и прислугу его новая знакомая в расчет не брала. - Но тогда возможно кавалер еще не примчался из соседнего графства? Такой вопрос заставил рассмеяться Люсинду до слез. - Если это комплимент, то он довольно грубый, ваша светлость. – Отсмеявшись, проговорила девушка. -Я не пытался сказать вам комплимент, мисс. Возможно, задал бестактный вопрос и только. -Ну да, ну да.- проговорила Люсинда. - Когда вы задаете подобные вопросы, сначала смотрите, кому вы их задаете. Неужели не видно, что ради меня не один мужчина не проскачет верхом даже милю. Резенфорд остолбенел. - Не понимаю, что с вами не так. – Проговорил он. - А вы посмотрите на меня. – Без обиняков попросила девушка. После таких слов герцог начал в уме пересчитывать ее конечности. Вроде все на месте. Потом внимательней разглядел девушку. Первое, на что он обратил внимание, глаза: огромные, веселые и удивительного синего цвета. И волосы темные, почти черные. Ну да, вид у них явно не ухоженный. Ужасный загар портил цвет лица, и это в середине зимы. По всей видимости, она все лето и осень проходила без шляпки. Прическа не шла к маленькому личику, и самое главное цвет платья абсолютно не подходил ей. Его даже передернуло, когда он внимательней рассмотрел, во что одета девушка, человек с тонким вкусом, он представить себе не мог, что кто-то добровольно может надеть такое убожество. Платье явно шилось на кого-то выше и крупнее. А подгоняли его по ее фигурке уже модистки из соседнего городка. Он даже выругался про себя. Как родители его знакомого графа Нортона могут рядить дочь в такое безобразие. Граф вроде бы выплачивает им неплохую ренту. Хотя, тут же всплыло в памяти герцога, сэр Эванс слыл игроком, причем, весьма неудачливым. В целом, из данной особи женского пола, решил про себя Резенфорд, при условии, если ею всерьез заняться, может получиться весьма интересный экземпляр. Но, в слух, конечно, он этого не сказал. Вместо этого задал вопрос весьма грубым тоном: - Так, что же вы тогда делаете здесь в одиночестве? - Обычно я здесь гуляю. И мое одиночество никто не замечает. - Мисс, вы забрались довольно далеко от дома, вы не находите? Люсинду его вопросы начали раздражать, кто он ей такой, что бы распекать ее не хуже матери? - По-моему, это не ваша забота. Где, когда и куда я хожу гулять. – Резко ответила она. Что-то в ответе и дерзкой манере мисс Эванс неожиданно разозлило Резенфорда. В нем поднялась волна гнева. - Вы правы мисс, где, когда и главное с кем вы гуляете не моя забота, а ваших родителей. Но возможно они не удосужились внятно рассказать вам, что бывает с одинокими девушками? – Холодно осведомился герцог. - Ну почему же не рассказывали, рассказывали.- Ответила Люсинда. Что-то во взгляде Резенфорда ее напугало, и она начала пятится от него. - Но вы, конечно, решили, что это детские страшилки. – Не спеша проговорил мужчина. Он медленно начал надвигаться на девушку. Пока та не уперлась в ствол векового дуба. В нем проснулся, уже забытый, охотничий азарт. Люсинда сглотнула, во рту стало сухо от страха. А мужчина все надвигался и вдруг с силой запрокинул ей голову и поцеловал. От неожиданности какое-то время она даже не могла пошевелиться, а потом пришла непонятная слабость. Это был ее первый поцелуй. Но когда одна мужская рука грубо до боли сжала ее грудь, а другая подняла юбки платья, Люсинда начала в ужасе отбиваться. Перевес сил явно были не на ее стороне, и вот она оказалась прижатой к дереву, с платьем, задранным почти до талии. И все, что ей оставалось это бить маленькими кулачками по спине насильника и просить, что бы он ее отпустил. Ужас сковывал ее движения, и из глаз начали течь слёзы. Поэтому она не сразу заметила, что герцог уже не держит ее. А просто стоит рядом. Когда до сознания девушки дошло, что ее отпустили, она в изнеможении опустилась по стволу и начала плакать навзрыд. Резенфорд смотрел на нее своими холодными голубыми глазами но, казалось, ничего не видел пред собой. Внезапно он опустился на колени перед Люсиндой взял ее лицо в свои руки и заставил смотреть себе в глаза. - Вы понимаете, что я только что мог с вами сделать? Люсинда кивнула. Сил что бы ответить у нее не осталось. - Это послужит вам хорошим уроком в дальнейшем, не стоит ездить одинокой девушке без сопровождения. Теперь вы это понимаете? Люсинда снова кивнула. Резенфорд выпустил ее лицо из рук и пошел к своей лошади, которая была привязана неподалеку. - Дорогая, не нужно долго сидеть на холодной земле. Вы можете простудиться. Этот простой урок не стоит вашей болезни. - И весело напевая какую-то французскую песенку, герцог удалился. Сама Люсинда после этого случая, стала ездить на прогулки в сопровождении грума. Что не могло не радовать ее мать. Но у самой девушки жестокий урок герцога оставил неприятный осадок в душе. [/more]
solomey: 2. Естественно о том, что бы рассказать об этом случае родным, не могло быть и речи. Поэтому она решилась сказать только: - Я с ним только поздоровалась мама. Мы с ним виделись меньше минуты. – И, уже обращаясь к кузену, сказала: - Какое мнение, о нем я могла составить при столь короткой встрече? - Теперь время у вас появится.- Ответил граф.- Филипп первый герцог Резенфорд попросил у меня именно вашей руки кузина. И честно говоря, я не смог, да и не захотел искать предлога отказать ему. В этот момент, родители бросившиеся было увещевать и уговаривать Аббигайль, застыла на месте. - Простите, что вы сказали? – Не веря своим ушам, переспросила мать. – Чьей руки попросил герцог? - Герцог вчера официально попросил руки вашей дочери, мисс Люсинды Эванс. – Медленно проговорил Джон Эванс пятый граф Нортон. - Вы шутите, или это он решил подшутить над нами? – Взревел отец. – Всем известно, что уж если кто из наших дочерей и выйдет за титулованного аристократа, так это Абби. Может он перепутал девочек?- с надеждой спросил он. -Тут не может быть ошибки, я указал на такую возможность при разговоре с герцогом. И он совершенно четко дал понять, кого хочет видеть своей женой. К тому же поверенные уже начали составлять контракт. И через месяц он будет готов. Такими вещами, дядя, не шутят. - Но Аббигайль, достойна стать герцогиней. С ее ангельской внешностью и кротким нравом, она идеал жены для любого аристократа. – Возразила леди Элизабет. - Что герцог смог найти в Люсинде. Она не сможет с достоинством носить его имя. Люсинда вспыхнула от обиды. Она не могла сказать матери, что ее добрая и нежная Абби совершенно не подходит холодному и жестокому герцогу. При всех достоинствах ее сестры у нее был один недостаток, отсутствие ума. Ей было двадцать пять, но она оставалась наивным доверчивым ребенком. К удивлению Люсинды граф придерживался тех же взглядов. - Если бы герцог попросил у меня руки кузины Аббигайль, честно говоря, мне пришлось бы ему отказать. У Резенфорда тяжелый характер, и ему нужна порядочная и умная женщина. - Вы намекаете, что моя дочь обесчещена. – Взревел сэр Эванс. Граф весело рассмеялся в ответ на гнев дядюшки. - Ну, что вы я не намекаю, я со всей серьезностью утверждаю, что при всей красоте моя дорогая кузина глупа как курица, и абсолютно не подходит на роль герцогини. На этот раз обижено вскрикнула леди Элизабет. - Да, да тетушка. Можете не дуться. Вы же знаете, на меня ваши фокусы не действуют. Представьте, что мы отдаем замуж за герцога Аббигайль, с ее глупыми представлениями о жизни, да она через месяц будет у вас, или еще того хуже в постели у своего обожаемого Тони, при этом скрыть роман от мужа и света у двух этих наивностей не получится. К тому же, с внешностью Абби попасть на глаза нашему веселому монарху… - Задумчиво проговорил граф. - У нее не хватит ума выйти без скандала из щекотливого положения. Зачем нашей семье такой позор? Вы же знаете его величество, не упустит случая. -Так это вы надоумили герцога поменять решение и сделать предложение Люсинде? - Взревел сэр Эванс. -Как ни странно, герцог пришел ко мне с таким предложением сам. При всем моей власти, на человека подобного ему у меня мало возможности повлиять. Кто я ему такой, что бы советовать какую жену он хочет? Мы должны радоваться, что кузина не останется старой девой. - Да, но герцогский титул…- Леди Элизабет в изнеможении опустилась в кресло. Ей было стыдно, но она честно признавалась себе, что из двух дочерей, больше любит Аббигайль. А теперь младшей судьба уготовила блистать в высшем свете при дворе короля, а младшая будет прозябать в провинции. Ну и где, где справедливость? Люсинда вспомнила, как через месяц приехал поверенные графа Нортона и герцога Резенфорда, ее отцу зачитали контракт, и самой Люсинде пришлось его подписать. При оглашении сумы, которую Резенфорд выделил для содержания своей будущей жены ее мать, чуть было не упала в обморок. А потом вечером закрылась в комнате и долго оплакивала несчастливую судьбу своей старшей дочери. Люсинду это конечно обижало, но ее беспокоило совсем другое. Ее жених до свадьбы так и не появился. Такая холодность больно ранила девушку. И вот теперь после венчания, они, наконец-то могут побыть вместе. Но никогда еще Люсинда не казалась себе такой одинокой как в обществе с мужем. Как не странно новоявленная герцогиня Резерфорд все же заснула. Проснувшись, она обнаружила, что спит на чем-то мягком. Несмело приоткрыв глаза, увидела, что ее голова покоится на груди мужа, а сама она заботливо укрыта его плащом. Подняв глаза выше, она натолкнулась на взгляд холодных голубых глаз. - Мы скоро приедем в наше поместье, которое находится возле Лондона. Беллхауз. – увидев, что его жена проснулась, сказал Резенфорд. Удостоверившись, что его жена поняла сказанное, он продолжил. - Туда сегодня должна была прибыть моя матушка. Я бы хотел, что бы вы попытались найти с ней общий язык. Как только он закончил говорить, карета остановилась, и лакей в ливрее открыл дверцу. Герцог помог Люсинде привести себя в порядок, а потом сам высадил из кареты. Новоявленная герцогиня оказалась перед огромным замком, выстроенном в Елизаветенском стиле. Возле парадной двери в две шеренги стояло примерно сто человек прислуги. И каждого ей представил главный дворецкий, мистер Льюис. Честно говоря, Люсинда даже не пыталась запомнить имена. Она просто кивала и переходила к другому человеку. Все дальнейшее происходило с ней как во сне. Она даже не помнила, как оказалась в ванной, и горничные начали колдовать над ней. Переодевшись в новое платье которое ей купила в приданное мать, и сделав новую прическу Люсинда спустилась в обеденный зал. Возле лестницы ее уже ждал муж, как всегда одетый идеально, пахнущий жасмином. Он снова показался ей существом из легенд. Герцог протянул жене руку, и они пошли в обеденный зал. - Моя матушка еще не успела приехать. Так, что ужинать мы будем вдвоем.- Сказал Резенфорд. По правде говоря, Люсинда не знала, радоваться ей этой новости или нет. Еще не известно, что лучше, оказаться в комнате с одним незнакомым человеком или с двумя. Пройдя в столовую, она увидела, что приборы поставлены на противоположных концах огромного обеденного стола. Такой порядок был заведен и в доме ее родителей. Только стол был намного короче. Как же во время ужина они будут говорить? Кричать? Или снова молчать? Люсинда почувствовала, что еще час в такой атмосфере приведет ее к истерике. И быстро, пока решимость ее не покинула ее, она попросила: - Можно я сяду сегодня возле вас? Будет неудобно кричать через стол. Резенфорд удивленно посмотрел на нее, но все же, кивнул мистеру Льюису, и приборы перенесли. Как только сели за стол, дворецкий подал сигнал лакею, и начали подавать блюда: на первое суп, на второе рыбу, на третье ветчину с овощами. Каждое блюдо сопровождалось новым вином. - Я все не могу понять законов, по которым французы употребляют вино. – Прервала молчание Люсинда. - Закон? По-моему такого нет. Но есть пара правил: белое вино советуют пить перед красным, легкое до тяжелого, молодое перед старым, а сухое перед сладким. Хотя самое главное при этом не напиться как сапожник. Люсинда вдруг рассмеялась. - Я сказал что-то забавное? - Да нет. Просто я вспомнила шутку, о том как кто напивается. – и поскольку муж смотрел на нее с интересом. Люсинда продолжила. - Плотник - в доску. Стекольщик - вдребезги. Извозчик - в дугу. Сапожник - в стельку. Портной - в лоскуты. Пожарный - в дымину. Гробовщик – до смерти. Свинарка - до поросячьего визга. Бондарь — в бочку. Лесник — в шишку. Музыкант — в дудку. Врачеватель - до потери пульса. Астроном - до звезд из глаз. - Последнему, несомненно, повезло больше всех. – Улыбнулся мужчина. Тем временем, ужин продолжился, и принесли дичь с салатом. И снова новое вино. - Это вино из виноградников Пуату. – Сказал маркиз. – Мой старый управляющий Молин лет тридцать тому назад заложил в имении первый виноградник. Конечно вина Пуату не такие изысканные и тонкие, как вина Луары, но в этом есть свое очарование. Вы не находите? Люсинда честно говоря, в винах абсолютно не разбиралась. До этого дня, мать иногда позволяла ей с сестрой выпить по глотку за обедом или ужином. Но не более. И уж точно, в их доме не обсуждались достоинства вин Луары или Пуату. Злясь на себя, за неотесанность, она пыталась найти достойный ответ. Но так и не смогла. Положение спасла следующая перемена блюд. На этот раз принесли свежие овощи. - Вас можно причислить к гурманам? – решилась спросить Люсинда. - К гурманам? – переспросил ее муж. – Нет, право нет. Я, спокойно могу обходиться простой едой. Только не выдавайте этот секрет месье Базену, нашему главному повару. Он будет очень огорчён. Все французские повара ужасные снобы. Вот уж кто действительно знает, к какому блюду подойдет какая бутылка вина или ликер, как точно чередовать блюда. И кстати, если хотите сделать комплимент французу, говорите не «гурман», а «гурмэ». Так будет точнее. - А в чем разница? - «Гурман», любит вкусно поесть, а «гурмэ» знает как, с чем и когда есть. - Но разница не большая.- Возразила Люсинда. -Да, не большая, как всегда, разница в оттенках. Но наш повар это «гурмэ». Скажете ему так, месье Базен будет польщен. Для себя Люсинда решила, что непременно встретится с этим человеком. Ей нужно осваивать тонкости французской кухни, и как можно скорее. «Да уж, сомневаюсь, что утром этот таинственный месье меня накормят простым английским завтраком» - тоскливо подумала леди Резенфорд. - Я хотела у вас спросить, можно мне взять в дом Малыша. - Это тот мастифф, которого я видел с вами? Сейчас он навряд ли выглядит маленьким. Но почему вы спрашиваете разрешения? Это и ваш дом тоже, заводите, кого пожелаете. Кстати, он еще не начал говорить?- с улыбкой спросил муж. - Нет. Не начал. Но взгляд у него по-прежнему очень умный. Он же из линии Лайм Холл. - Это, по всей видимости, для меня должно что-то значить? – Спросил ее муж. - В 1415 году в битве при Азенкуре Пирс Ли скончался от ран. Его собака, сука мастиффа, сражалась рядом с телом с французами до подхода английского войска. Генрих V приказал отправить собаку на родину и чествовать её наравне с отличившимися в сражении солдатами. От этой суки берёт начало линия мастиффов «Лайм Холл», названная в честь замка сэра Пирса Ли. - Вы намекаете, что я только что разрешил взять в дом врага? – весело спросил герцог. – Вы забыли, что я бывший французский маршал? - О Боже, нет. – Начала протестовать Люсинда. Но заметила, что муж откровенно потешается над ее неловкостью. – Вы решили посмеяться надо мной. – Обижено проговорила девушка. Резенфорд отрицательно покачал головой. - Нет, не хотел, по крайней мере, не сильно. Хотя я заметил, что также как французы увлечены модой, винами и хорошей едой, англичане увлекаются разведением породистых животных. Люсинда не успела что либо ответить на это. Подали десерт. Странные пирожные с миндальным вкусом. - Эти пирожные «Ришелье». Попробуете. Тем более, что их рецепт придуман общими усилиями трех личных поваров покойного кардинала. – Предложил ее муж. - А вы говорили, что не гурман, или гурмэ. – проговорила девушка. - Трудно не нахвататься всякой чуши про пирожные, соусы, духи и кружева пока живешь в Версале и Париже. Такие знание обычно прилипают сами по себе. – Ответил герцог с сарказмом. - Вы наелись? – Осведомился Резенфорд у жены. И получив утвердительный ответ, он отказался от сыра и фруктов. Супруги прошли в салон, впервые Люсинда обратила внимание на обстановку в комнате. Салон был не очень велик, но обставлен изящной французской мебелью, на полах выложенных паркетом лежали светлые ковры. На окнах были парчовые занавески. Горничная принесла графин с вином и поднос с миниатюрными пирожными. Люсинда села на маленький диванчик. И как только прислуга ушла, герцог сел возле нее.
solomey: 3. Филипп заметил, что его невеста тут же напряглась, и с опаской посмотрела на него. Неужели она его боится после того случая? Про себя мужчина чертыхнулся. Он уже не раз пожалел о своей несдержанности. Но должен был признаться сам себе, не будь того эпизода, он никогда бы не женился на мисс Люсинде Эванс. Что-то в ней было такого, что не давало ему покоя. Вот почему, на следующее утро после той встречи, он начал наводить справки о девушке. Филипп понимал, что ему придется жениться во второй раз. Нет. В первый. Тут же поправил себя герцог. Он с горечью вспомнил Анжелику, свою так называемую жену. Кто она ему была? Официально оказалась не женой. Любовницей? А его единственный погибший сын, кем? Бастардом? «Не думать. Только не думай сейчас о Шарле-Анри». Приказал себе Резенфорд. Вместо этого мысленно он перенесся в 1669 год. Осада Франш-Конте. Тогда он вел себя как последний дурак. Влюбленный дурак… Конечно, он знал, что его жена нравится королю. Не заметить его авансов мог только слепой, но и тогда «доброжелатели» рассказали бы слепому. А маршал не был не слепым ни глухим. Интересно, какой шанс у него был против короля? Здесь в Англии очень любят пари. Он бы на себя не поставил и ломаного гроша. Слишком хорошо он знал характер Людовика, и догадывался о нраве Анжелики. Его маленькая кузина отличалась завидным упрямством, ненужной прямолинейностью, в купе с чувствительностью и непредсказуемостью. К счастью, идя в то утро в разведку, Филиппу хватило ума переодеться в простой солдатский костюм и снять все украшения. При ложном штурме его банально легко ранили и взяли в плен. В тюрьме, где маршал очнулся, пробыл он недолго. Город взяли через два дня. Заключенных освободили. И когда он явился к королю, то узнал, что успел официально «умереть». «Снесло ядром голову» - официальная версия. А его «вдова» уехала оплакивать кончину мужа в Плесси. Но король не поспешил оживлять «друга», его явно под вымышленным предлогом отправили в тайную миссию, в Стамбул. О том, что маршал дю Плесси не умер, знали только де Лозен, министр финансов Кольбер и сам король. К счастью, миссию он выполнил, попутно успев оказать незначительную услугу и Карлу II. Там, же он познакомился и с четвертым графом Нортоном. Путешествие оказалось довольно продолжительным, почти четыре года. Но самое интересное его ждало по возвращению. Он тайно явился в Версаль примерно два года назад. Естественно о его возвращении не знала ни мать, ни его многочисленные родственники. При приватной аудиенции у короля он узнал о судьбе своей жены и сына. Его жена оказалась, ему вовсе не женой, но за время его отсутствия успела смертельно оскорбить короля, удрать на восток, вернуться. Снова повести себя как бездарная деревенщина и навлечь на себя еще большие несчастья. И все это под именем маркизы дю Плесси. В результате его фамильное имение разрушено, имение матери конфисковано, сын мертв. Его предки наверно десятки раз перевернулись в гробах. Такой маркизы его род еще не видел. К счастью для него, та опустошающая и дурманящая страсть, которую он испытывал к кузине, успела почти пройти. Лучше всего его чувства охарактеризовал лорд Нортон: «Запоздалая первая любовь». - Первая любовь, мой мальчик редко бывает счастливой и долгой. Запомните это, и избежите разочарования. В жизни мужчины, она оставляет свой след. Но все же, будьте готовы, что она растает, как снег под солнцем. Тогда Филипп ему не поверил, он думал, что такие чувства поселяются в человеке на всю жизнь. Но к своему удивлению, уже через год, проведенный в Стамбуле, он заметил, что светлый образ жены начал меркнуть. Да она была ослепительно красива, да умела преподнести себя в обществе и была великолепной любовницей. Но все же, за этим лоском виднелись и недостатки: детский эгоизм, недальновидность, а иногда даже глупость, и подчас просто ослиное упрямство. Естественно, он не страдал от одиночества. В Стамбуле было полно хорошеньких умелых женщин. После разговора с королем, он бросился в Плесси. Что он надеялся там найти, он и сейчас не мог понять. Стараниями Молина замок кое-как отреставрировали. Но до семейной усыпальницы очередь еще не дошла. Поэтому холмик, где был похоронен его сын, ему показала старая кормилица. Впервые, с тех пор как Филиппу исполнилось пять лет, он плакал на руках у этой женщины. Плакал? То чувство, что он испытал когда понял, что сын действительно мертв, нельзя описать словами. Сама природа, казалось, поняла его состояние, и разразилась страшная гроза. Вот под эту грозу он и кричал он боли. Или выл как волк от тоски? Теперь он понимал родителей, которые готовы были без колебаний отдать свою жизнь ради жизни ребенка. Кормилица крепко обнимала его и говорила что-то про рай. Теперь его ребенок там. Какой рай? Филипп понимал, что его успокаивают как маленького ребенка. Промокший до нитки и продрогший он только ночью вернулся в замок. Никто его не беспокоил. Утром маркиз дал распоряжение прекратить все работы в западном крыле и направил строителей в усыпальницу. Он хотел как можно быстрее перезахоронить сына. Пока шла реконструкция, Филипп как тень ходил по замку. Однажды маркиз зашел в бывшие комнаты Анжелики. Мебели почти не было. Но он вспомнил про тайник. Как ни странно в тайнике оказалась шкатулка. Из любопытства он открыл ее и среди всякого хлама нашел семейное ожерелье. Шкатулку он отдал, почему то, Молину, а ожерелье долго носил с собой в кармане. Как пара камней может из поколения в поколение превращать женщин в бунтовщиц? Его мать расплатилась за Франду монастырем. Филипп был не так глуп, что бы не понимать, почему эта жизнелюбивая женщина решилась, после смерти отца, уйти в монастырь. Анна Австрийская при дворе ее видеть не желала, а в провинцию бунтарку отпускать было опасно. Хотя, что Алиса делала бы в ненавистных ею с юности лесах Пуату? За Франду пришлось заплатить и Филиппу, косвенно конечно, но не будь проклятого ларца, он бы никогда не женился на Анжелике. Неужели и тихая мадмуазель Ламуаньон смогла бы поднять бунт против короля? Филипп в это не верил. В тот день, вспомнив о матери, он решил написать ей письмо. Король не просил больше сохранять в тайне его «воскрешение». И к вечеру посыльный с письмом был отправлен. А Филипп, еще долго лежа в кровати, рассматривая проклятое ожерелье. И не заметил, как заснул. Разбудила его песня, доносившаяся с улицы. Выглянув в окно, он увидел женщину, сидевшую на берегу озера. Маркиз вышел на улицу и подошёл к ней. У таинственной незнакомки было старомодное платье и прическа. Но голубые глаза ласково смотрели на него. - Зачем ты винишь камни в своих несчастиях? – Спросила она. Странно, но маркиза не разозлил и не удивил этот вопрос. - Не нужно винить камни, камни, они не виноваты. Люди сами выбирают свой путь. Они только помогают. Если бы твоя мать хотела мира она бы его получила. Но она захотела войну. - А моя жена? Что она хотела? – спросил Филипп. - Твоя жена? У тебя не было жены. – Отрезала женщина. – Та девчонка, никогда не была одной из нас. Не была женщиной рода де Бельер. Филипп сел возле странной дамы. И посмотрел на нее внимательней. Ее светлые волосы были заплетены в тугие косы времен Капетингов. А на груди было семейное ожерелье. Проследив за его взглядом, дама ехидно улыбнулась. - Догадался? - Я так понимаю, что вы мое персональное сумасшествие. – Прошептал Филипп. - Ну, вот с вами мужчинами, из нашего рода, всегда так, как только появлюсь, сразу сумасшествие, видение, приведение. А то и просто бред на пьяную голову. Скучные вы. – Вздохнула дама. - Так почему появились, если скучно? – Спросил Филипп. - Хм… А кто меня звал, не ты? И кому я должна была являться? Алисе? Она же в монастыре и думает, что ее сын и внук - погибли.- Ответила дама. - Не помню, что бы я вас звал. - А кто носился с ожерельем? - Кстати, а почему вы не можете появляться в монастыре, что вы нечистая сила? Женщина звонко рассмеялась. - Маркиз, вы слышали, что я вам говорю, ваша матушка думает, что все, абсолютно все дю Плесси мертвы. Представьте, явлюсь я ей, и стану говорить, что ее сын не погиб, она уж точно подумает, что сошла с ума. Вот, получит ваше письмо, тогда и с ней можно будет поговорить. Только ожерелье ей дайте. - А без ожерелья никак? - Умный мальчик. Правильно, без ожерелья никак. - И все-таки, зачем вы появились? - Да просто о жизни поговорить, о ваших планах. Я ведь, какая ни какая, прародительница нашей семьи. И мне не безразлично, что вы намерены делать с вашей жизнью и судьбой рода. - Похоронить сына.- Коротко ответил маркиз. Дама вздохнула. - Подожди свою матушку, она скоро приедет, перезахороните мальчика вместе. Что еще вы намерены делать, как дальше жить? - А почему, я должен перед вами отчитываться? – Взорвался маркиз. – Кстати, где вы были, когда солдаты резали моего ребенка? Вы защитница рода, или нет? - А как я могла его защитить, обычно я действую через старшую женщину в роду. Только вот незадача, если ей нужна война, будет война, нужен бунт, будет бунт, был бы нужен тихий семейный очаг, поверь мне, он бы появился. Я могу дать только смелость и мужество. Ну и капельку удачи. Пока, твоей матери, нужны были потрясения, чтобы, не скучать - они были, а как только она захотела исправить, то, что натворила, я дала ей мужество и смелость исправить. - Отправиться в монастырь.- Тихо поправил даму Филипп. - Ну да, в монастырь. Да, жестко, но для блага семьи, было необходимо. - Что ж вы в монастырь не упекли мою жену? - Он опять за свое. – Зло проговорила женщина. – Да не была та девчонка вашей женой. И точка. Она чужая. Не Бельер. Но вы умудрились дать этому невыносимому созданию семейную реликвию. Все равно, что ребенку дать навозную бомбу и надеяться, что он все вокруг не измажет. Я вообще рада, что эта, эта… Слов нет. Полностью не уничтожила мой род. Только мальчика жалко, да имя, она его так потрепала, как за всю историю рода никто не смог. - А меня, куда собираетесь отправить? – с подозрением поинтересовался он. - А куда ты хочешь, мой мальчик? – С лукавой улыбкой спросила женщина. Филипп, наконец-то вспомнил ее имя - Иоанна, Иоанна де Бельер. Любовница Генриха II Плантагенета. Черт бы ее забрал. Ему начало казаться, что он действительно сошел с ума. Он подумал, что когда его кузина хотела уколоть его незаконным происхождением предка, она была права. Первый шевалье де Бельер действительно появился не с той стороны одеяла. Потом, конечно король Генрих, признал сына и дал своему бастарду титул барона. Но такой скелет в шкафу его рода был. Кстати, происхождение его семьи, не мешало де Сансе, роднится с де Бельерами два раза. Первый раз в XIII веке. Хотя, тогда, кажется, здравствующий барон де Сансе отдал младшую дочь за третьего сына его предка. А второй раз в конце XV века, барон де Бельер взял в жены старшую дочь барона де Сансе, но чтобы свадьба состоялась, этим, тогда уже беднеющим де Сансе, пришлось расстаться с практически всем прилегающим к их поместью Нельским лесом. Больше семьи по главной линии не роднились. За последующие два века соседи окончательно обнищали и потеряли политический вес в провинции. Генрих II в 1542 году жаловал барону де Бельеру титул маркиза дю Плесси. Вот откуда пошел слух о бастарде Генриха II. Бастард был, только не от того Генриха, что его кузина думала. Иоанна молчала. Она, как будто знала, о чем думает ее потомок. А Филипп тем временем продолжал размышлять над вопросом родоначальницы. И действительно. Что он сам хочет? Ему уже сорок, а он до сих пор жил согласно указаниям отца. Отец хотел, что бы сын стал военным – он стал. Хотел, что бы он добился успеха в карьере – он добился. В тридцать стать маршалом Франции, куда уж больше и успешней? Только удовольствия ни головокружительная карьера, ни жизнь в Версале не приносила. И последняя встреча с королем оставила неприятный осадок. Людовик в беседе постоянно называл его «друг мой». Как же, «друг». Это по «дружески» он направил его в Стамбул, и как друг расквартировал драгун в поместье. Друг на жену друга - не зариться. Людовик ему не друг, а король. Только хочет ли он служить такому королю, каким стал Людовик? Да же в том полусознательном состоянии, в котором находился маркиз, во время своего пребывания в Плесси он все же слушал отчеты управляющего. И знал, в стране новая религиозная бойня. Из всех – эта форма войны самая страшная, и на взгляд Филиппа самая бессмысленная. Может уйти в отставку и поселится в провинции? В погромах, которые, несомненно, будут, маркиз после смерти сына, участвовать не хотел. Война и почести его больше не прельщали. А может уехать в Америку? Нет, призрак его невыносимой прародительницы точно умел читать мысли. Потому что внезапно, она оглушительно рассмеялась. - О, как далеко в своих мыслях вы зашли, мой потомок.– Засмеялась еще громче Иоанна. Неожиданно дама растаяла. А Филипп проснулся у себя в покоях. Ее смех еще долго стоял у него в ушах. Какой странный сон. Он же не верит во всю эту чертовщину, ведь нет? Решив, что все же ему рано сходить с ума, маркиз после завтрака начал внимательней осматривать замок. И таким образом добрался до библиотеки. Конечно, назвать полноценной библиотекой эту комнату было нельзя. Так пару полок с книгами по охоте и законам, несколько томов по географии, и куча романтического бреда. Бредом Филипп называл про себя стихи. Ну не был он романтической натурой. Слащавые пассажи поэтов, вызывали у него чуть ли не зубной скрежет. Полистав пару книг, он вдруг вспомнил про потайную комнату, в которой его семья хранила старые бумаги. Сама комнатка была спрятана за стеной, которая открывалась потайным механизмом. О ее существовании знали только глава семьи и его наследник. Документы лежали в беспорядке. Последний раз его отец был тут еще до примирения с королем, Анной Австрийской и Мазарини. Он тогда уничтожил всю переписку с фрондерами. А сам Филипп, побывал здесь еще только раз, в день свадьбы, оставив несколько стопок корреспонденции. Но в комнате скопилось довольно много документов. И от скуки он решил привести в порядок архив семьи. На глаза ему попались старые карты, про себя он отметил, что топография в прошлом веке была ни к черту. Брачные контракты его деда и родителей. Он отложил их в сторону. Отдельной стопкой лежали завещания его предков. Филипп даже удивился, оказывается, его предки довольно бережно сохраняли бумаги. Четырнадцать завещаний. Все правильно, по числу баронов де Бельер и маркизов дю Плесси. Даже перечень имущества первого барона сохранился. А вот образованностью его предки не отличались. На половине бумаг вместо подписей детские каракули. Так, батюшка, несмотря на любовь к матушке оставил нежную переписку с графиней де Корси. А вот и баронесса де Бриг. Этот роман отца и сам маркиз помнил. Переписка с принцем Конде. Естественно до Фронды, остальную, пришлось уничтожить. Даже пару писем Ришелье нашлось. И кипа ненужных писем от знакомых родителей со сплетнями и событиями при дворе. А вот это уже интересней любовная переписка его бабки Марии дю Плесси с бароном из Бретани. «Любвеобильные предки у меня были» - Подумал маркиз. «Ну и Бог с ней». - Решил Филипп в конце концом, бабушка рано овдовела. Еще одна стопка за 1645 год. Стоп, в этом году бабушка умерла. Прощальное письмо от подруги. Еще одно и еще. Филипп смутно припоминал, что в тот год вдовствующая маркиза уже сильно болела. Но в ее гостиной собиралось самое изысканное общество для галантных разговоров и игры в карты. Бабка была любительницей азартных игр. Но ей, в отличие от внука, часто везло. Он был маленьким и не понимал, что бабушка умирает. Втайне он радовался тому, что в доме постоянно живет хоть кто-то из семьи. До этого он редко видел вдовствующую маркизу, она постоянно бывала в разъездах, а если и появлялась в Париже, вечно пропадала у знакомых. Обычно он тихонько пробирался в покои бабушки и стараясь не привлекать в себе внимания, устраивался где то в укромном уголке. В ее комнатах он мог слушать разговоры взрослых, она часто приглашала музыкантов, да и там было просто хорошо натоплено. Иногда, когда расходились гости, маркиза, подзывала его к себе, просила его сесть возле себя на табурет, и долго гладила по голове, думая о чем-то своем, а потом вздыхала и отправляла мальчика назад в свои комнаты. Филипп вернулся из прошлого и продолжил рассматривать бумаги. Он даже начал припоминать, почему вся корреспонденция бабушки оказалась здесь, сваленной в одну большую кучу. Сразу же после ее смерти, бабушку поместили в гроб, и отнесли в церковь отпевать. Конечно, как дю Плесси ее надлежало похоронить в семейной усыпальнице. Поэтому вся семья стала собираться в Пуату. И тут разгорелся первый серьезный скандал между родителями. Для Филиппа, это была неожиданность. Они редко сорились. Отец и мать прекрасно понимали потребности и желания друг друга. Маркиз снисходительно относился к капризам жены, и даже легкие интрижки Алисы склонен был прощать. Мать, тоже замечала его увлечения, и недостатки, но в целом супруги ладили очень хорошо. Обычно, они могли обменяться претензиями друг к другу, как бы в шутку. Но этого было вполне достаточно, что бы каждый понял, где провинился. Но в тот день, когда тело покойной бабушки поместили в гроб и отправили в церковь для отпевания, мать Филиппа вызвала Молина и приказала убрать все вещи из комнат покойницы. Малину было приказано остаться в Париже. За время, что семейство проведет в Плесси, а потом и в Турене ему было велено заново перестроить комнаты. В них собиралась поселиться сама Алиса. Отец в тот день вернулся из Лувра к вечеру. Увидев, что стало с вещами его матери, он буквально побагровел. Впервые, на глазах у сына, грубо схватил жену под локоть и потащил к себе в кабинет. Но даже толстые стены и дубовая дверь не могли заглушить его крика. Он обвинял жену в эгоизме, черствости. Он хотел еще хотя бы один раз посмотреть на комнаты его матушки, хотел мысленно проститься с нею. Но дело свое Алиса сделала, несмотря на оглушительный скандал, который ей устроил муж. Отец в тот вечер в бешенстве забрал у жены все драгоценности его матери собрал все ее бумаги и велел отправить в Плесси. Супруги впервые ехали в провинцию в разных каретах. Когда они прибыли в белоснежный замок, маркиз, почему то решил показать Филиппу тайник. Но в комнатке они пробыли не долго, отец просто свалил в кучу все бумаги покойной маркизы, и поставил на одну из полок шкатулки с драгоценностями. - Ваша матушка, Филипп, бывает очень эгоистичной и капризной. – Сказал ему тогда отец. – Я не отдам ей драгоценности матери. Пусть для нее это будет уроком. Она неуважительно отнеслась к памяти моей матушки и вашей бабки. Я не могу поощрять такое ее поведение. Почти забытыми, эти три ларца пролежали в тайнике тридцать лет. Филипп подошёл к ним. Он равнодушно смотрел на драгоценности. Теперь, они выглядели старомодно. Жемчуг немного потускнел и нуждался в чистке. На дне третьего ларца обнаружились бумаги перевязанные лентой. «Йоан Вандербилт» - гласила надпись. Как ни странно маркиз довольно хорошо запомнил этого господина. В последний год жизни бабка решила, что может позволить себе роскошь принимать у себя кого захочет. Говоря так, Мария дю Плесси имела в виду, что снизошла до общения с сильно разбогатевшими коммерсантами. Йоан Вандербилт был одним из них. Это был купец из Нидерландов. Родом кажется из Амстердама. Иногда он приходил к ним в дом и играл в карты. В отели дю Плесси этот господин был и в последний вечер жизни вдовствующей маркизы. Филипп по обыкновению сидел как мышь. В тот день у бабки собралось небольшое общество. Ее духовник месье де Лагранж, ее престарелая подруга мадам де Дюмон, старая дева мадемуазель де Ришар. Чуть позже прибыл и Йоан Вандербилт. Удивительно, но он нравился Филиппу. В этом человеке чувствовалась уверенность в собственных силах и неторопливая обстоятельность. Но в тоже время мальчик чувствовал непонятную жалость к этому господину. Неужели он не понимает, что со своими скромными строгими костюмами, неторопливым разговором с тяжелым акцентом он становится предметом развлечения для бабки? Когда появился купец, маркиза решила сыграть в карты. «Баккара». Кажется, именно в эту игру они играли. И играли долго. Успели уйти все остальные гости маркизы. А Филипп незаметно для себя заснул в кресле возле камина. Разбудил его смех маркизы. Она насмехалась над богатым купцом, который не может отдать долг чести. Хотя какая может быть честь у купца? Тут же поправила себя маркиза. Месье Вандербилт покраснел. На его лбу выступил пот. Он заверил маркизу, что рассчитается с ней немедленно. И правда, после его ухода через час пришел посыльный с бумагами. Маркиза их просмотрела, улыбнулась и положила в шкатулку. Потом подозвала к себе внука и как то загадочно сказала, что Индия теперь для нее стала почти родной страной. Что она имела в виду выяснить внуку так и не удалось к утру она умерла. К ней только-только поспел духовник. Родители как всегда были при дворе. Филипп раскрыл бумаги. Это оказались акции Голландской Ост-Индской компании. И их было много. И бумага уведомляющая, что с 20 ноября 1645 года Мария дю Плесси является их владелицей. Еще одна бумага, сообщающая о депозите в Амстердамском банке, на который должны были приходить доходы от акций. Ост-Индская компания. В коммерции Филипп ни черта не соображал. Он помнил, что примерно в год его женитьбы на Анжелике при дворе продавали акции подобной компании. И помнил, как спустя какое-то время, знакомые жаловались, что выбросили деньги на ветер. Сам он от покупки акций отказался. У него уже были похожие бумажки, кажется Английской Ост-Индской компании. И сорить деньгами он не хотел. Филиппу не нравилась коммерция и все что с ней было связанное. После шантажа его милой кузины он инстинктивно обходил стороной коммерсантов. Но с англичанами было некуда деваться. Перед самой свадьбой с мадам Марен, Филипп решил хорошо погулять. Собралась неплохая компания. Пара офицеров из его полка, мушкетеры из его свиты положенные ему по чину маршала, месье де Лозен, де Монтеспан и несколько англичан. Среди них был герцог Норфолк и граф Говард. Как всегда бывает в таких случаях, компанию понесло по харчевням и притонам Парижа. Было выпито море вина. И решили сыграть в кости. Филиппу в тот вечер повезло. Он выиграл довольно много у иностранцев. Только у герцога не оказалось денег и ему пришлось расплачиваться с маркизом акциями Ост-Индской компании, только английской. И то же, кажется, было письмо, и уведомление в банк. Только банк был кажется итальянским. Молина, который мог бы ему объяснить, что делать с бумагами дальше в Париже не было. Он уехал двумя неделями ранее в Пуату. Филипп же, спеша в провинцию, захватил с собой и эти бумаги и еще переписку со знакомыми из Испании и германских земель, намериваясь положить ее в семейный архив. Назревала война, и о его контактах с испанскими сеньорами нужно было забыть на какое-то время. Когда он, прибыв в Плесси, то был уже сильно пьяным и без разбору, просто кинул на пол в этой комнатке все бумаги, в том числе и акции. В Стамбуле он долго поддерживал отношения с графом Нортоном. И он что-то говорил о прибыльности голландской и английской компаний. И откровенно потешался над незадачливостью французов. Филипп решил показать бумаги Молину. Может, они действительно что-то стоят?
solomey: 4. Вечером, когда пришел Молин, маркиз показал ему бумаги. Филипп с удивлением увидел, как переменился в лице его управляющий. Молин долго в волнении расхаживал по кабинету, забыв о манерах. - Мне нужно все это хорошо обдумать с позволения господина маркиза.- Как будто очнувшись, торопливо проговорил старик. Филипп впервые за две недели улыбнулся. Уж больно забавно было наблюдать за волнением всегда спокойного и уверенного в себе управляющего. Он отпустил старика. На следующий день рабочие объявили, что работы в усыпальнице завершены. А к вечеру приехала его мать. Увидев сына, она бросилась к нему с объятиями и слезами, забыв о всех правилах приличия. Филипп недавно узнавший, что значит потерять ребенка, с удивлением для себя отметил, оказывается, что его мать тоже питала к нему чувства. Он терпеливо выдержал все причитания вдовствующей маркизы. На следующий день маленького Шарля-Анри похоронили возле его предков. А мать жила в поместье еще месяц. За это время Филипп по немного начал менять свое отношение к старой маркизе. Конечно, полностью доверять он ей не мог, да и уже, наверное, никогда не сможет. Но какое-то непонятное тепло начало появляться в его сердце при мысли о матери. Алиса дю Плесси конечно же оставалась собой. Ей мало что нравилось, она любила поспорить и годы пребывания в монастыре этого не изменили. Критиковала прислуги она постоянно. С ее появлением в замке, горничные лишний раз боялись показаться ей на глаза. Она в мгновения ока сделала замок вполне уютным и приспособленным для жизни. Теперь женская рука чувствовалась в каждой комнате. Но мать как всегда была против чего то. На этот раз, она истовая католичка, подумать только, по большому секрету сообщила сыну, что не одобряет жестокого обращения с гугенотами. Филипп не знал, что и говорить. Но мать заверила сына, что это только между ними, не может быть и речи об открытой поддержке несчастных. К его удивлению маркиза дала пару дельных советов по реконструкции замка, но ни слова не сказала о потерянном имении в Турене. Вообще за все время пребывание матери имя Анжелики так и не всплыло. Только уже прощаясь с сыном, маркиза выразила надежду, что ее мальчик не станет последним в роду. И расцеловав сына, вернулась в монастырь. За этот месяц Филипп так и не вспомнил про разговор с Молинон. Зато Молин помнил о нем хорошо. И на следующий день после отъезда маркизы явился с докладом к маркизу. Он рассказал, что доходы с имения упали практически на треть. Но благодаря тому, что маркиз еще не живет при дворе, долгов у семьи нет. Закладные выкуплены. Филипп с сарказмом для себя отметил, что старый управляющий за время отсутствия своих хозяев смог привести в порядок финансы семьи. Интересно он рад его возвращению? Или боится, что маркиз снова наделает долгов и разрушит плоды многолетних трудов. Тем временем Молин перешёл к акциям. Филипп уже и думать о них забыл. Но почему-то управляющего они беспокоили. - Господин маркиз, я начну с ваших английских акций. За тот месяц, что прошел мне, удалось получить ответ на письма из Лондона и Сиены. Вы владеете акциями на суму пятнадцать тысяч английских фунтов. С 1666 года вся прибыль и проценты от вложенных в банк денег находятся в итальянском банке в Сиене. Сейчас там на счету 14850 фунтов стерлингов. Видя, что хозяин смотрит на него непонимающе, Молин объяснил -Это примерно сто девяносто восемь тысяч ливров, господин маркиз. Филипп от удивления даже приподнялся в кресле. Но потом быстро взял себя в руки. А тем временем Молин продолжил. - Англия и Франция дружат, сейчас. И деньги из итальянского банка забрать не сложно. Другой вопрос с бумагами вашей бабки. Только через доверенных лиц, соблюдая строжайшую тайну, мне удалось узнать о судьбе вклада в Амстердаме. – с волнением проговорил управляющий. – на данный момент за вами числится, он прокашлялся. – Это в ливрах, один миллион триста сорок четыре тысячи. И с этими деньгами, проблема. Филипп ошарашено смотрел на старика. Это правда? - И в чем проблема? – спросил маркиз. - Мы воюем с Нидерландами. И если вы захотите вернуть эти деньги, естественно вам их не дадут, если просто не конфискуют. – Ответил управляющий. Филипп уже давно не чувствовал себя ребенком, которому показали сладость, а потом отобрали. И даже не дали попробовать. Именно так он себя и чувствовал в данный момент. Обманутым ребенком. - Я думаю, господин маркиз война не будет продолжаться вечно. – Проговорил Молин. – После подписания мирного договора можно будет попытаться вернуть деньги. - Забавно, я француз должен желать скорейшего завершения войны с врагом, и что бы еще и банки Нидерландов не пострадали. – усмехнулся Филипп. Он заметил тонкую улыбку на губах управляющего. - Что поделать, война редко выгодна, для коммерции. Но возможно есть другие пути вернуть вам наследство покойной маркизы. Над этим стоит подумать. Молин хотел было удалиться, но Филиппу стала невыносима мысль, снова оказаться в одиночестве, и он пригласил старика на ужин. За ужином, что бы просто не молчать он начал расспрашивать Молина про эти треклятые Ост-Индские компании. И к его удивлению, Молин знал много, конечно не все, но много. Его увлек рассказ управляющего, и он начал понимать, что коммерция это тоже война. И под час, не менее жестокая и кровавая. С этого дня Молин приходил почти каждый день, и Филипп волей неволей начал постигать тайны экономики. Это оказалось не так скучно, как он думал. Молин толково разъяснял все непонятные детали. Но вот как безопасно забрать наследство бабки так и не смог придумать. Филиппа не очень волновали эти деньги, но наблюдать как, уже не стесняясь маркиза, управляющий составляет планы захвата денег, было забавно. Он ему напоминал в этот момент маршала Вобана, та же манера и способ мысли. «Медленная атака». Ни как не меньше. Вот в один из таких тихих вечеров маркизу доложили о прибытии графа Нортона. Увидев старого графа, Филипп обрадовался, они провели в Стамбуле много приятных вечеров. Граф отличался строгим нравом и прямотой. Что, правда, не мешало им весело проводить время в компании прелестниц. И к Филиппу он относился почти по-отечески. После надлежащих приветствий граф, не любивший ходить вокруг да около, рассказал о цели своего визита. Оказывается, находясь в Париже, он узнал о судьбе своего знакомого и решил навестить его. А король узнав куда он направляется попросил доставить письмо. - Только откройте его при мне. – Без обиняков сказал граф. Филипп опешил от такой наглости. -Да открывайте же, я примерно знаю что там. Но хочу быть точно уверенным. – Пробурчал граф. Маркиз решил уважить старика. Оказалось, Людовик вернул ему имение матери. Приятная неожиданность в короле проснулся здравый смысл. Если Анжелика не была маркизой дю Плесси, значит и к имению в Турене она не имела никакого отношения. А за удачное выполнение миссии Филиппу полагалось триста тысяч ливров. -Сколько? – спросил граф. -Что сколько? – переспросил Филипп. - Вот несносный мальчишка. Я спрашиваю, сколько денег вам дал король. Мне, мой, конечно же, не даст ничего кроме высочайшей благодарности. – Процедил граф Нортон. – Всем известно, что наш Карл заглядывает в карман к Людовику. Парламент держит финансы жестко. И отблагодарить своих сторонников как следуют, он не может. - Триста тысяч. – Решив, что не будет мучить любопытного старика, ответил Филипп. - Конечно, немного не хватает. – Задумчиво проговорил граф. Маркиз дю Плесси и Молин пораженно уставились на гостя. Но граф не замечая никого встал и что то бубня начал расхаживать из угля в угол. Потом остановился, и задумчиво посмотрел на маркиза и Молина. - Ему можно доверят? – Кивнул Нортон на гугенота. Филиппа начала забавлять эта ситуация. К тому же проснулось любопытство. Но Молину он доверял. - Молин, вот уже почти полвека поверенный в делах моего семейства. При нем вы можете говорить открыто. - Тогда я буду откровенен. Я попал в неприятную ситуацию. – Начал граф. – У меня есть старый друг, лорд Дарем. Ему уже семьдесят, а сыновей нет. И уже не будет. Зато есть дочь с выводком внуков. Но свое поместье Резенфорд он отдать ей в наследство не может. Согласно правилам наследования в его роду, его наследником является троюродный племянник. И все бы ничего, если бы он не был законченным картежником и мотом. Лорд Дарем не хочет оставлять ему поместья, но и дочери его завещать не может. Вот поэтому мы с ним создали план. Имение за последние десять лет вроде бы стало убыточным и Дарем может разориться. Он пишет мне несколько долговых обязательств. В уплату долгов имение Резенфорд должно было быть мне продано. Ну, вы понимаете, никаких долгов на самом деле нет. Я хотел купить его. И цену Дарем назначил просто сказочную. Подобные имения стоят от пятидесяти тысяч фунтов. Но он уступает его всего за тридцать пять. Невероятная удача. И деньги на покупку у меня есть. Я так думал. Пока четыре дня назад не получил письмо от сына. Представляете мой младший брат, чтоб ему провалится, проиграл в карты за один вечер лорду Берику эти же тридцать пять тысяч. Молин закашлялся, Филипп с сочувствием смотрел на расстроенного графа. - Естественно, долги придется отдавать мне. Мой брат умеет только тратить. - Продолжил Нортон.- С этим, ходячим несчастьем в лице брата, я разберусь, когда вернусь в Англию. Но деньги потеряны, выброшены на ветер. И вы понимаете, подводить старого друга я тоже не хочу. Вот я и хочу обратиться к вам с предложением стать моим соседом. Возможно, вы купите это имение? К тому же это упростит и другое дело, с которым я приехал к вам. - Но граф Нортон, зачем мне имение в Англии? – с улыбкой спросил Филипп. Только успев это сказать, как от Молина послышалось деликатное покашливание. -Да простит мне дерзость, господин маркиз, но это может быть решением нашей проблемы? Филипп недоверчиво посмотрел на управляющего. -Вы уверенны? - Нужно все обдумать, но, по-моему, мы нашли выход. – Задумчиво проговорил Молин. - А какое еще дело привело вас к господину маркизу? – Сменив тему, обратился гугенот к графу. Граф на секунду замешкался. - Вино, коньяк. – Сказав это, граф замолчал. И стал ждать ответа. Видя, что Филипп молчит, в разговор снова вмешался управляющий. - Вы предлагаете контрабанду? – Осторожно спросил он. -Да. Голландцам нужен коньяк, почему бы нам его не дать? - Возможно потому, что Франция воюет с Нидерландами. – проговорил Филипп. Граф не проявил никакого признака смущения. -Ну и что? А Англия уже нет. – Сказал он. - Как ну и что, это практически государственная измена. - А кто узнает? Филипп зло посмотрел на Нортона. - Неужели у вас нет представления о чести дворянина. Как вы можете даже подумать заниматься такими делами. Да еще предлагать и мне подобное. - Ну если вам будет легче от этого вспомните, что товар вы продали Англии и забудьте, что потом он отправится к голландцам. - Нет, это немыслимо. От этих слов за версту разит коммерцией.– Раздраженно проговорил Филипп. - Я так понимаю что слово «коммерция» вы произнесли как ругательство. Ну так знайте. После революции у моей семьи не осталось ничего, абсолютно ничего. И эта коммерция, которая для вас чем-то там разит, вернула моей семье поместья и благосостояние. А те благородные и глупые дворяне, которые не захотели ею заниматься ждали милости от короля. И дождались. Вы знаете, что почти все эмигранты буквально умирали с голоду, но делом заняться не спешили. А по возвращению в Англию только единицы смогли вернуть свои земли. Только вот незадача. Вернули только те, кто имел деньги, то есть занимался коммерцией. А те, кто ждал у моря погоды так и не дождался. Мне не стыдно. Стыдно жить на подачки. Я заработал свои деньги сам. Филипп внимательно посмотрел на старика. И действительно окажись он в подобной ситуации, что бы делал? Умирал бы с голоду? Кто он такой, что бы осуждать графа? Но контрабанда… Нет, немыслимо… Тут в разговор снова вмешался Молин и предложил разойтись и подумать, как следует. Два аристократа согласились с этим почтенным гугенотом. Утром, буквально только рассвело к Филиппу пришел Молин. Растеряв где то по пути свое, привычное для маркиза раболепие, он начал втолковывать ему прописные истины. Долго говорил о несоизмеримости его трат и доходов. О том, чем в конце концов это кончится. «Банкротство». Вот конец для практически всех аристократических семей. Он хочет такого конца для своей? Хочет уподобиться де Сансе и другим провинциальным господам? Он так уверен в милости короля? Потом Молин перешел к английской аристократии, «джентри». И рассказал о коммерческих делах англичан. Объяснил, чем выгодна такая неугодная маркизу торговля вином и коньяком. Он сможет увеличить свой доход почти в половину. Разве это плохо? А рисковать будут только сами контрабандисты. Его имя точно не всплывет. Филипп слушал - молча, не перебивая. На последок, Молин вытянул последний козырь из рукава. Наследство Марии дю Плесси. Как французский дворянин и бывший маршал Франции надеться его получить? А вот английский аристократ очень даже может. - Но я не английский аристократ. – Возразил Филипп. - Господин маркиз я уже стар, что бы лукавить. Ради таких денег вам стоит стать таковым. Никто не мешает вам остаться французским маркизом и одновременно быть каким-то графом или бароном Англии. Возможно покупка того имения и связи графа Нортона помогут. Вам нужно думать о будущем рода. О наследнике. Глупо из-за принципов лишать будущих детей такого наследства. После такого разговора. Разговора ли. Это походило больше на выволочку. И от кого? От прислуги. Хотя Филипп начал осознавать, несмотря на разницу в положении Молин был намного умнее и опытнее. Но его безумные идеи… Даже думать об этом не хотелось. Филипп решил, что ему просто необходим свежий воздух. Так как думать трезво он не мог. Он вышел на улицу и ноги сами собой повели его в часовню, а потом и семейный склеп. Новая могила Шарля-Анри сияла белизной камня. Холодного камня. Его малыш мертв. Он теперь навеки под этой тяжелой плитой. На глаза снова навернулись слезы. Да, Филипп знал – мужчины не плачут. Но ведь его никто не видит. Значит можно. Его малышу перерезали горло. Сколько таких детей он видел за свою жизнь. Он думал что привык. Думал, что ниже достоинства дворянина проявлять сострадание к жертве. Вспомнилось как однажды, во время Деволюционной войны, проезжал деревню, по которой уже прошли французские солдаты. Деревня была сожжена - полностью. На глаза попалась женщина, которая выгребла из пепелища труп дочки. Он был так обезображен. Но крестьянка упорно называла ее красавицей. И без прерывно плакала и причитала, плакала и причитала над ее трупом. А потом подняла глаза на французских офицеров и начала проклинать. Боже, как же она проклинала их. Тогда всех это рассмешило. Они были победителями. Победителей не судят. Но женщина все не унималась, и какой-то мушкетер, просто прострелил ей голову. В день, когда родился Шарль-Анри маркиз и подумать не мог, что переживет сына. Ему была уготована совсем другая судьба. Он не должен был стать жертвой. Он должен был быть в лагере победителей. Таков негласный девиз их рода. Потому что на гербе значилось Vae Victis rope - «Горе побежденному». И символ себе его предки выбрали подходящий. Химера. Никакой прямолинейности, только хитрость и интрига Ввести в заблуждение врага, а затем уже атаковать. С жестокостью. Так его учил отец. А может смерть сына это знак. Знак, что он отошел от наказа предков. Может, он слишком прямолинеен? Да он был жесток, но был ли он умен или хитер? Вот уже четырнадцать поколений его род был достаточно успешным. Бельеры всегда были при власти или очень-очень близко возле нее. Всегда были при деньгах. Они пережили Столетнюю войну, инквизицию, гонение на ведьм, столько гражданских войн. Умудрялись служить протестантам Конде, когда сами были католиками. И быть истовыми католиками и получать прибыли от протестантов. Его род всегда выходил победителем, даже когда казалось, что они побеждены. Но за последний век, кое-что начало меняться. Деньги. Их стало катастрофически не хватать. Может старый гугенот прав. И меняется мир. Меняются люди и аристократы. Тогда и ему нужно меняться. Нужно найти в себе силы это сделать. И если для этого он должен освоить коммерцию он это сделает. Если для того чтобы вернуть деньги и власть в семью он должен стать англичанином – черт возьми он им станет. В тот день он поклялся на могиле сына. Он приложит все усилия и его род не угаснет. И не превратится в захудалую провинциальную семейку. Филипп вернулся в замок к обеду. Граф и Молин его уже ждали. Они быстро договорились. Когда Филипп с Молином, переглянувшись, решились рассказать графу о затруднении с амстердамским банком, граф даже повеселел. Так как вопрос с покупкой поместья Резенфорд был решен, да и бочки с вином и коньком оказывается, у Молина уже были припасены, граф мог спокойно заняться проблемой Филиппа. - Задача интересная. Но поверьте, при катастрофическом безденежье моего короля и его брата, выполнимая. - Сказал Нортон. На следующий день он отбыл, сначала в Париж, а потом и Лондон. А Филиппу пришлось тоже возвращаться ко двору. Невероятно, но за месяц контрабанда принесла ему почти годовой доход. И его, уже меньше стала беспокоить нравственная сторона вопроса. Молин повеселел. И уже без опаски начал предлагать ему акции или паи в других предприятиях. Только в Англии, не во Франции. То в Плимуте открылась новая мануфактура по производству свинца, то в Сассексе сталелитейный заводик. Потом в Солдсбери гугенот из его деревни начал выпускать тонкое сукно. К концу 1676 года таких «маленьких» вливаний Филипп сделал на двести тысяч ливров. Естественно это делалось через подставных лиц. Но наибольшую прибыль все равно приносила контрабанда. Однажды к нему подошел граф Антуан де Лерой. Это был его сосед по имению в Турене. И он предложил купить у него виноградники. Возле городка Коньяк. После того как началась война и практически прекратилась морская торговля они стали убыточными. Так, по крайней мере, признался Антуан де Лерой. Филипп усмехнулся про себя. После уроков Молина, он понимал свою землю продавать вот так нельзя. Но, он не добрый дядюшка для графа. Маркиз согласился, да виноградники нынче не приносят прибыли и наверно еще долго не будут. Война, война… Ему удалось сбить цену практически в половину. Слабый голос совести был безжалостно придушен. На войне как на войне, милый граф. Так для себя решил маркиз. А уж в чем, но в войне он толк знал. И уж если решил вступить в бой за будущее семьи, проигрывать не собирался. За те деньги, что он заплатил графу, де Лерой мог купить пару костюмов для выхода в свет. Но он же этого и хотел? Хотел блеснуть перед королем, попасться ему на глаза и возможно получить королевскую милость. Пусть рискует. Филипп решил для себя, что выгодней рисковать так, как его научили граф Нортон и Молин. Он пробыл в Париже три месяца. Король как всегда оказывал милости. Приглашал на ужины, выделил комнату с приставкой «для». Однажды во время ужина он спросил, не хочет ли «его доблестный Марс» вернуться в армию. Филипп ответил, что еще не знает, не решил, но подумывает о духовной карьере. Больше король ему таких вопросов не задавал. А Филипп, в свою очередь не старался получить постоянную должность при дворе. В Версале царствовала Атенаис. Как всегда веселая и язвительная. Балы, спектакли, охоты, карточные игры, прогулки по парку. А потом все заново. Иногда парижские салоны и приемы. Филиппа снова затянула столичная жизнь. Только еженедельные подробные отчеты о предприятиях и имениях возвращали его на грешную землю. К зиме пришло письмо от Нортона. Готов ли маркиз дю Плесси стать английским дворянином? Пара десятков тысяч в карман Карла II, еще парочка его брату. Не забыть вождей тори и вигов. И вот уже без лишнего шума, небольшая услуга в Стамбуле английской короне оценена в герцогский титул. Герцог Резенфорт – звучит гордо. Филиппу пришлось ехать в Англию. Благо за четыре года общения с графом язык он подучил. Получив подтверждающие документы на титулы и имение, Молит бросился в Амстердам. В преддверии свадьбы Видьгельма Оранского и племянницы Карла этому гугеноту удалось вернуть деньги. Конечно не все. Банкиры просили не забирать все сразу. Было достигнуто соглашение. Письменное. Теперь даже в случае войны Нидерландов и Англии у Филиппа были гарантии. Но половину, вернули немедленно. На эти деньги за последующих пол года Филипп купил еще два имения. Беллхауз и Холликасл. И все, в землю он денег вкладывать больше не собирался. Три имения в Англии и два во Франции надежное прикрытие. Что бы его считали истинным аристократом, не марающим себя коммерцией. В Лондоне оказалось достаточно интересно. Французская мода царила в высшем свете. Но англичане довольно вольно относились в Версальским обычаям. Любой джентльмен носил парик, но мог преспокойно снять его и держать на коленях как пуделя. Косметику употребляли в невероятных количествах. Свинцовые белила наносились толстым слоем. Общество было политизировано не в меру. В политику были ангажированы даже мушки. Дамы, симпатизировавшие вигам, носили мушки на правой стороне лица, а сторонницы тори — на левой. Те же, кто полагали, что «в единстве наша сила», покрывали мушками обе стороны лица. Что действительно его поразило, так это страсть англичан к спортивным состязаниям. Она владела как знатью, так и простонародьем. Причем и те, и другие отличались в своем увлечении поразительной свирепостью. Шокировало, что даже самые утонченные английские джентльмены с азартом наблюдают массовые драки или кровавые поединки, в которых отрубить ухо или руку противнику было плевым делом Следующий 1677 год он постоянно попеременно жил то в Лондоне, то в Париже. Завел пару романов. Но они не оставили никакого следа в сердце. В начале 1677 года простудился и буквально сгорел в лихорадке четвертый граф Нортон. Филипп не успел на его похороны. К счастью его наследник оказался похожим на отца. Пятому графу Нортону только-только исполнилось двадцать пять лет, но все дела отца он принял незамедлительно. И управлял твердой рукой. Он оказался достойным приемником его старого друга. Филипп понимал, что ему необходима жена. Только кто? Он написал матери, но все ее кандидатуры были отклонены. После третьего отказа Филиппа, мать посоветовала ему разбираться самому. По чести говоря, Филипп к концу года уже готов был женится на первой встречной мадмуазель, конечно же аристократке. И не каких больше вдов. По крайней мере, пока он, сам лично не увидит труп мужа и не закопает его на сотню метров в землю. А в ноябре в день своего рождения он встретил Люсинду. Девушка ему понравилась. На следующий день он начал наводить о ней справки. Мисс Эванс оказалась не вертихвосткой, но и не строгой, серой пуританкой. Да, и он завел шпиона в доме ее родителей. Теперь о каждом шаге Люсинды ему докладывали. Но за три месяца у нее был один сомнительный проступок. Она переоделась мальчишкой и в сопровождении грума Джека съездила на кулачный бой. Такие шалости будущей жены Филипп готов был принять. Вышивать она не любила, зато знала толк в лошадях и собаках. Немного играла и пела. Самое главное, знала французский язык. И отличалась умом. При этом была достаточно добра, и терпелива, но без слепой покорности воле родителей. Получив такие сведения, Филипп решил просить ее руки. В том, что ему не откажут, он не сомневался. И вот теперь эта девушка его жена. Сидит и смотрит на него подозрительно. И что дальше? Нет, что положено делать в первую брачную ночь Филипп знал. Но вот, что делать со страхом девушки не мог себе представить. В памяти всплыла первая брачная ночь в Плесси. Нет, такого он с Люсиндой делать не собирался. - Вы напуганы? – Спросил ее герцог. Люсинда молчала, она украдкой посмотрела на свои руки. Они дрожали. Это не укрылось от взгляда Филиппа. Решив, что дальше мешкать не стоит он взял жену на руки и понес в ее спальню. В комнате горели свечи, но прислуги уже не было. Поставив жену на пол, он закрыл дверь на замок. Люсинда шумно сглотнула. Она что думает, он ее живьем будет есть? Ее страхи начали забавлять Филиппа. Но он решил не спешить. Да и куда им спешить? - Вашей горничной нет. Я побуду вместо нее. – С этими словами он усадил немного упирающуюся девушку за туалетный столик. И начал аккуратно распутывать ее прическу. Когда с булавками и гребнями было покончено, он взял расческу и начал медленно считать. Сто раз провести по волосам гребнем. Так перед сном делала его бабка и мать. Волнистые волосы жены превратились в шелк. В сверкающий водопад. Раньше он не замечал, что волосы у брюнеток могут быть так красивы. Но возможно скромная мисс Эванс, приготовила еще, какие-то сюрпризы. Он медленно начал расстегивать корсаж жены. Люсинда не смела даже шелохнуться. Муж раздел ее полностью. Поставил на ноги. Потом отошел на шаг и начал рассматривать. Все что ей оставалось это прикрыться руками. Как же стыдно. Неожиданно герцог достал из кармана тяжелый футляр. Он открыл его и на глаза, Люсинды попало старинное ожерелье. На массивной цепочке из сплава золота и серебра крепились три пластины, в которые были вправлены крупные неограненные камни, два рубина и изумруд. Украшение выглядела варварски роскошным. Его как будто перенесли из старинных гравюр. -Это старинное ожерелье рода Бельер, - произнес Филипп. – Веками она придавало мужество и смелость женщинам нашего рода. В день свадьбы старший сын нашей семьи должен одеть его своей невесте. С этими словами он подошел к Люсинде и застегнул на шее это варварское великолепие. И поверну к зеркалу. Лисинда не узнала себя по началу. Обнаженная с распущенными волосами и с семейным колье на груди она выглядела как восточная принцесса. Камни таинственно блеснули. И погасли. Муж говорит, что ожерелье должно придавать мужества. Возможно, он и прав, у нее хватило смелости поднять глаза и встретиться с ним взглядом. И отрывать взгляд больше не хотелось. Филипп порывисто обнял ее и начал целовать. Это было приятно, непривычно, но приятно. Мужчина подхватил ее на руки как пушинку и отнес на кровать. Больше он от нее не отрывался. Ей казалось, что без ласки мужа не осталось ни дюйма ее тела. Он, то ласкал ее руками, то целовал. Постепенно она полностью расслабилась. Ее охватила непонятная слабость и ожидание большего. Люсинда даже начала забываться. До того момента, как муж не вошел в нее. Резко без предупреждения. От неожиданной боли у нее из глаз посыпались звезды, и вырвался крик. Но муж, казалось, не обратил внимания. Он продолжал с силой входить в нее. Одеревеневшая от боли, девушка лежала под ним. Конечно, она знала, что в первый раз будет больно. Но не так же. Неожиданно герцог тихо вскрикнул. И отстранился от нее. Муж лежал на спине, и тяжело дышал. Люсинда повернулась к нему и начала внимательно рассматривать. На лбу блестели маленькие капельки пота. Люсинда заворожено протянула руку и провела по лбу мужа пальчиками. Филипп открыл глаза, перехватив ее руки прижал к губам. - Я был неловок. Но в следующий раз больно вам не будет. – Попытался успокоить он жену. Еще раз поцеловав ей руку и погладив по волосам, Филипп стал одеваться. Люсинда изумленно наблюдала за мужем. - Вы собираетесь уходить? Филипп обернулся он стоял уже возле двери. - Мне остаться? Люсинда не смогла ответить, только кивнула. Но муж, вернулся, прижал ее к себе. И супруги, наконец-то, заснули. Перед тем как заснуть Филипп отменил непонятное для себя чувство нежности которое начал испытывать к этой девушку. Нет, она уже не девушка. Женщина. И если Господь даст такую милость, будет вскоре матерью его детей. Только странно все ночь во сне Филиппу слышалась старинную песенку. У любви есть дар высокий — Колдовская сила, Что зимой, в мороз жестокий, Мне цветы взрастила. Ветра вой, дождя потоки — Все мне стало мило. Вот и новой песни строки Вьются легкокрыло. И столь любовь нежна, И столь любовь ясна, Что и льдины, как весна, К жизни пробудила. Сердце страсть воспламенила Так, что даже тело И в снегах бы не застыло, Где кругом все бело. Лишь учтивость воспретила Снять одежды смело,— Ей сама любовь внушила Крепнуть без предела. Любви мила страна, Что Донною славна, Не пизанская казна — Не в богатстве дело! Моей любви волна В любые времена Через Францию вольна Плыть, как песня мая. Счастье млеет, обещая Все, что мне желанно. Так кораблик, чуть мелькая, Виден средь тумана, Филипп ненавидел любовные стихи и песни. Снова ему снился бред. На рассвете он тихо ушел из комнаты жены. Никогда он больше не ляжет спать возле этого ожерелья. И накажет жене спрятать его подальше. Чертовщина.
Psihey: 3-я часть хороша! только, пожалуйста, "ФрОнда" и НАдеть (я - зануда) а почему начало неумолимо напоминает "Гордость и предубеждение"?:)
solomey: Psihey пишет: а почему начало неумолимо напоминает "Гордость и предубеждение"?:) Чем? Это конечно один из моих любимых романов но... Пока писала начала догадываться, чем, прогматичным отношением героев к жизни. Или я не права? Так я старалась воссоздать атмосферу в которой жила английское дворянство средней руки. Эти люди были очень расчетливы. Остен жила в такой среде. Поэтому знала о чем писала. Ее романы скорее реалистичны чем романтичны. Недаром поет У.-Х. Олден в 30-годы написал о ней такой стих: Неловко наблюдать, Как старая девица-буржуазка Живописует нас амуры "чистогана", И трезвомысленно, и откровенно Твердит, что экономика есть базис государства ... 3-я часть хороша! Оффтоп: только, пожалуйста, "ФрОнда" и НАдеть (я - зануда) Не зануда. Постараюсь исправить. Спасибо за подсказку. Упс, не получается.
Psihey: solomey, ну как же! перечитайте начало романа. и главное - мистер Дарси!
Zirael: весьма и весьма интересно. А Анж тут будет? Узнает о том, что второй муж жив?
solomey: Psihey пишет: solomey, ну как же! перечитайте начало романа. и главное - мистер Дарси! Начало романа перечитала. По моему скромному замыслу Беннеты от Эвансов отличаются как небе от земли. Совершенно разные семьи. И вроде бы первые главы не похожы. Может уточните? А кто вам в моем скромном произведении напоминает мистера Дарси? Zirael пишет: Оффтоп: А Анж тут будет? Узнает о том, что второй муж жив? Zirael - по канону у Голон, Молин ей о Филиппе ничего не сказал. Кстати, ожерелья тоже не отдал. А во Францию она когда засобиралась? В 1686 году кажется. Что устроить встречу двадцать лет спустя?
zoreana: Прочла 1 часть. Конечно, напоминает "Г и П", поэтому путаешься в эпохах, необходимо акцентировать. Если опустить сюжетные недоговорки( манеры, диалоги, некоторые вещи принятые в Англии в 17 веки --все кажется нейтрально), то и сюжет в духе ЛР. Мне нравится. Пока не вижу связи с Филлом, но ваш герцог мне по душе))) конечно. возникают вопросы, но пока придержу, после чтения.
allitera: Да но Аглия 17 века мало похожа на викторианскую Англию, которая описана в Г и П.
zoreana: Так продолжаю)))) Сюжет неожиданный, но 2 глава меня немного разочаровала. Теперь мне диалог напомнил де Пейрака, со своими знанием фр. вина.,хотя у Голон чувствуется француз. А ваш ну не похож, ИМХО. Сделайте хороший контраст в описаниях, чтобы мы понимали , что они разные.(англичака и француз) Как Голон делает в "Тулузской свадьбе" или в американской серии. Про собак --Филл был ловчим, он занимался породами, и конечно был осведомлен обо всем этом, тем более Генриетта Английская была большой поклонницей охоты, даже привозила с Англии лучших собачек. От маршала к послу или изгнаннику? Да, о главной героине--я ее не чувствую: она же в фокале, но слабое описание. Если герцог как-то вырисовался,а вот Люсинда размывчатая. Что может общего у француза с посредственностью ? Где изюменка? белла Свон? Так майерс хорошо представляет внутренний мир героини.
solomey: allitera пишет: Да но Аглия 17 века мало похожа на викторианскую Англию, которая описана в Г и П. Во времена Г и П Англия уже была морским лидером и большей колониальной империей. Со всем присущим нации в таком случае снобизмом. А в 70-80 гг. англичане только начали вылизать из тени Нидерландов. Кстати очень разумно. Практически руками Франции уменьшили влияние Нидерландов. И под шумок Франко-Голондских войн ослабили их влияние в Индии. Я же не просто так писала о акциях и банках. Пришлось поднять кучу литературы, курсы акций дивиденды по ним. Действительно до Франко-Голондской войны доходы от нидерландской Ост-Индской компании доходили до 75% годовых. Англичане редко имели больше 10%. А французы так вообще не получали никакой прибыли. И их лавочка быстро закрылась. Только такая доходность у голондцев и англичан достигалась морем кровищи коренного населения, подкупом местных князьков и рабством аборигеном. Малоприятный оскал капитализма. Кстати уже в описанные 1675-1678 годы английские лорды в парламенте четко понимали с кем выгодно дружить. И короля своего ставили на место. У Карла даже близко не было власти его кузена Людовика 14. В Англии уже был "Биль о правах", лорда или просто богатого человека нельзя было просто так арестовать. От власти постепенно удаляли католиков и протестантов не англиканского вероисповедания. И английское общество, не считая двора, было все же более консервативное и пуританское чем французское. ИМХО такое у меня сложилось мнение после почтения кипы документов. Вообще в то время в Европе кипела жизнь, море интриг, а Голон Анжелику отправила по американским лесам гонятся за зайцем простите Пейраком. Который не будь дураком все же убежал под шумок в Париж. Роман от этого много потерял. Просто в голове не укладывается, зачем посылать ГГ в места с малоинтересным историческим фоном. Когда под ногами буквально валяется такой материал.
zoreana: Если в 2 частях я не понимаю , что это дю Плесси, и фокал его состоит в 2 предложениях, и внутренний мир нам его неизвестен, и описание его скудные, то в 3 часте вы начинаете сразу с имени и фокала мужчины. А далее идет "флэшь-бэк" Это все мы должны были узнать раньше, или разбавить происходящими действиями. Зачем вспоминать о бывшей жене, если перед ним новая любовь?? Вы нас подготавливаете к любовной сцене и ,бац, откидываете на лет 10 назад , рассказываете историю невероятную для Филла, которая очень смахивает с Пейраковской. Интересно как он не встретился с Рескатором в Контстантинополе и не сдружился Как может блондин, знаменитый маршал Франции , выполнять секретную миссию в Константинополе. Луи уж выглядит кровожадным убийцей. Уж Анж точно должна возненавидеть того. Да еще, про девиц ---там исламские устои. Одалистки , но не бардели. ))) Филл всегда знал, кто Луи и относился как монарху. О разговоре с пращуром. Ваша дама имеет слеинг современный, она явно прибыла с 20 века. Там с веками вы путаетесь. Про историю его родственников: сама задумка оригинальна, но столько инфы наваливается на читателя, что в конце главы просто путаешься, останавливаешься, чтобы переварить. Опять привожу пример Голон: 6 том, воспоминания Пейрака--автор вплетает их в сюжет, не растягивает, останавливается во время. А вы нам ушат и ИМХО мне придется перечитать снова, чтобы врубиться с историей его предков.
zoreana: solomey Аллиетра немного о другом говорила. Ведь быт , описание провинциальной жизни отличается от 19 века. А вы нам о мировом влиянии Англии.
Елизавета: solomey пишет: Вообще в то время в Европе кипела жизнь, море интриг, а Голон Анжелику отправила по американским лесам гонятся за зайцем простите Пейраком. Который не будь дураком все же убежал под шумок в Париж. Роман от этого много потерял. Просто в голове не укладывается, зачем посылать ГГ в места с малоинтересным историческим фоном. Когда под ногами буквально валяется такой материал. Целиком и полностью согласна. Во Франции и вообще в Европе в 1670 кипела жизнь, происходило столько всего любопытного, а Голон не нашла ничего лучше как описывать опереточных индейцев, да раздувать малоинтересные видения какой-то монахини. А уж как Анжелика колет дрова, да голодает - ужас какая новизна, прям как на заказ для Советского Союза писалось. А ведь автор могла бы стать национальным писателем, не носись она с какими-то поисками для Анжелики свободны за тридевять земель.
полная версия страницы