Форум » Новая версия "Анжелики" » Побудем на минутку Северовой... » Ответить
Побудем на минутку Северовой...
Foreigner: Мы видели на своем веку много переводов "Анжелики", хороших и разных. Но лишь один остается непревзойденным в своем таланте и гениальности - перевод Северовой. Он нравится всем. Несмотря на то, что у каждой из нас есть свое видение книги, давайте здесь попытаемся создать такой перевод, который, как и северовский, смог бы, хоть отчасти, удовлетворить нас всех.
Foreigner: Пардон за задержку, но вот, как и обещала, коротенькая новая глава из второго тома на ваше растерзание. Для справок даю подстрочник, который нечитабелен, но зато максимально приближен к авторскому тексту. Дальше даю свою версию главы. В ней есть иногда несколько вариантов перевода отдельных слов или выражений, выбирайте из них или предлагайте свой. Подстрочник: Глава 12 Луна в тот вечер была совершенно круглой. Серебристое свечение медленно поднималось, пронизывая листву. Анжелика, прислонилась к колоннадам террасы не и не собиралась идти спать. Все-таки жара не была чрезмерна, что побуждало искать ночь для активности, в которой день отказывал. Это был час, когда дворец становился островом молчания. Где Анжелика и граф де Пейрак вновь оказались наедине друг с другом в этих стенах, анфиладах, лестницах, покинутых всяким другим присутствием. День был очень оживленным и почти утомительным. Уже в течение нескольких недель, распространилось объявление, не будучи подтверждено, что скоро должен быть дан в отеле Веселой Науки один из тех самых знаменитых Судов Любви, которые Анжелика считала принадлежащими легенде далекого Средневековья. И вот, за несколько дней до этого, граф де Пейрак, в конце обеда выразил уверенность. Дата была зафиксирована, которая казалась к счастью достаточно отдаленной. Но толчок к приготовлениям был дан. В тот же день же в ходе собрания, на котором ее муж попросил ее присутствовать, были приняты все виды решений. Команда вдруг появлявшихся секретарей составила и написала текст приглашений, которые контингент курьеров на лошадях почти военных, был уполномочен доставить во все направления. Все комнаты дворца, число которых онаеще не определила, должны были быть открыты, убраны, украшены гобеленами и роскошными обоями, их мебель и все содержимое исследовано, восстановленно, приготовленно для комфорта ночей тех, которые займут их в течение этих нескольких дней празднеств. Обычай требовал, чтобы все те, кто способствовал успеху этого веселого праздника, приглашенные и слуги, были щедро вознаграждены. Анжелика, немного обеспокоенная при виде размаха приема, осведомилась у своей подруги, Аделаиды де Лиль, о том, в какой манере проходил суд Любви. Она была довольно удивлена узнать, что эта частая гостья отеля Веселой Науки не присутствовала там никогда. — Существует немало людей, которых мы не знаем. Друзья месье де Пейрака, которые лишены удовольствия как мы, тулузцы, часто наслаждаться его присутствием. Давайте оставим место тем, кто удален от удовольствий в глубине своих провинций и кто предпринимает эту поездку не без риска, так как для многих это поездка на Цитеру. Чем меньше они будут узнаны, тем более они будут счастливы. « На большой вступительный пир, в первый вечер, приходят в масках те, кто этого желают. И никаких представлений. Называет себя только тот, кто хочет. Аделаида добавила, что там бывает много музыки, танцев, конкурсов пения и поэм (декламации? /сочинения стихов?), галантных дискуссий, походящих на коллоквиумы о любви. Анжелика удивилась. — Вы очень хорошо описываете привлекательность этих праздников и однако вы говорите что не присутствовали там никогда? — Я застенчива, призналась молодая женщина после колебания. И затем, я очень привязана к моему исповеднику. Это суровый человек, но он наблюдает за моей душой. Я предпочла бы лучше умереть, чем быть обязанной признаться ему однажды, что я участвовала в одном из этих судов Любви, даже если мы только то там и делаем, что развлекаемся среди хороших друзей. Так как он считает эти собрания посвященных подозрительными. Другая подруга, Мод де Мазабран, жеманница, прикрылась мнением своего супруга, одного из капитулов. Он считал, что его репутация нотабля, и короче говоря, его положение могли пострадать, если известие об его участии в одном из этих праздников дошло бы до высших кругов. — Где вы размещаете высшие круги ? спросила Анжелика. Мод де Мазабран признала, что она об этом не знала ничего и ее супруг капитул, без сомнения также. Все было настолько изменчиво в этом королевстве. Должен ли он найти хорошее место в окружении слабого монарха - у регентши была репутация набожной - или со стороны дяди Короля, Гастона Орлеанского, вечного бунтовщика, но который был наместником Лангедока? Если подумать, все это не имело ничего общего с празднествами, которые готовились. Мадам Мазабран из этого сделала, она также, хвалебное описание. В этом общем хождении взад и вперед, граф де Пейрак задержал Анжелику ненадолго. —Вы кажется беспокоитесь?... Не обращайте внимания! Все будет в порядке. В отеле Веселой Науки привыкли открывать двери всем тем, кто любит веселье, а в этом случае, собирутся только такие. Речь идет только о праздниках и о том, чтобы встретить любовь. — По дошедшим до меня слухам, некоторые видят эти собрания как собрания посвященных. Она увидела как его брови сдвинулись и поднялись в удивленной гримасе. — Посвященных? Что это по-вашему значит? — Я этого не знаю, призналась Анжелика, но я боюсь за вас! Целый огонь насмешливых искр засверкал во взгляде графа. — Владыка небесный! Я обожаю это!... Что вы боитесь за меня! Он окружил ее горячим свечением. — Ничего не бойтесь! Вы будете очень красивы. Вы будете королевой праздника. Что касается ваших ханжей подруг... Он удалился смеясь и крича: — Они придут в масках! Этот инцидент напомнил ей первые месяцы своего прибывания в Лангедоке, когда она была намного смелее и более непринужденной с ним чем сегодня. Она хотела бы возвратиться в то время легкости, того тревожного волнения, немного ошеломляющего, которое было свойственно ей первые месяцы. Она устремлялась по течению своей новой жизни, как если бы она сама на нее согласилась без принуждения. И сейчас, шаг за шагом, она позволяла себе быть пораженной, очарованной, привлеченной, тем, что он от нее скрывал, тем, что он обещал ей своим взглядом, когда он встречался с ее, выражением его глаз, остановившихся на ней. Она была вновь втянута в ореол его присутствия. Избежала ли она этого только во время его отсутствия? * * * Ночь была безмолвна. Он был там, наверху. Он был одинок и силен. Она догадывалась, что он изучал неизведанные миры. Он уносился через пространство к волнующим открытиям где только люди необычные имели право отважиться, но он бы среди них; он улекал ее светящимся лучом, неотразимым как золотая нить, потому что она была его пленницей. Она вспомнила все то, что благодаря фантазиям кормилицы роилось вокруг этого места. Фантина говорила о трупах и о дьяволе, ангеле-хранителе графа, сопровождающем его повсюду и помогающем заманивать женщин. Какие глупости! И что-то оставалось от того страха, который порождает любое подозрение в сношениях с Демоном или одно только воспоминание о нераскрытых преступлениях, дух насилия которых витал, невидимый, над местом, где они были совершены. Прошло время избавиться от этих навязчивых страхов. Здесь был ее дом. Анжелика хотела все знать. * Она поднималась. Она взбиралась по прекрасным, полным гармонии лестницам, посеребренным лунным светом, проникающим отовсюду через окна и лоджии, через галереи с ровнными арками. Третий, четвертый этаж. Наверху, как она и ожидала, дверь таинственной комнаты была открыта; из ее глубин, казалось, сочился голубой свет. Анжелика дошла до порога. Комната огромная и такая высокая, что потолок не различался; утопающая в тени, она продолжалась террасой, которая должна была представлять часть крыш дворца. Самой крыши не было видно, так как широко открытая дверь, ведущая на террасу, была заполнена только полотном неба, на котором блестела луна, лишь усиливающая темную синеву ночи. В контрасте с полумраком, царящим внутри, единственное освещение приходило таким образом от самой ночи, от ее беспредельных глубин, которые представляли ткань плотную и бархатную, пронизанную всвми солнцами вселенной Это было царство ночи, благосклонной и молчаливой богини, пришедшей навестить смертных. Только луна, близкая и знакомая звезда, соблаговолила своим сиянием рассеять темноту, подчеркнуть взмахом искрящейся кисти очертания мебели, некоторых привычных предметов, рабочую кафедру, столы нагруженные книгами и другими диковинами, чертежами, заполненными таинственными расчетами, или вращающимися механизмами с деликатной пульсацией, как тела вокруг сердца: астролябии, Volvelles... Единственный, кто находился в комнате, был хозяин этого необычного помещения. Как уже не раз с ней случалось, сначала Анжелика не узнала Жоффрея де Пейрака, полагая, что это был кто-то другой. Так как он стоял по другую сторону большого телескопа, и она видела только его профиль. Итак, этот профиль, который не поразили шрамы и который свет луны отчеканил, выделялся с отчетливостью в безупречных линиях подчеркивающих энергию, которая в них проявлялась, смелость высокого лба, прямого, с легкой горбинкой носа, сильных губ, сжатых в данное мгновение вниманием исследования. Густые волосы, откинутые назад придавали ему вид юноши из-за вида небрежности, который присущ молодым людям. Щека с резко очерченной скулой, широкий и открытый висок бледнели в полумраке. Но он повернул голову и безмятежность этого профиля исчезла, в то время как проявила себя резкая индивидуальность этого изувеченного лица. Его взгляд обжигающий или только, блестящий согласно чувствам, которые он хотел выказать, гнев или радость, вынуждал собеседника смотреть ему прямо в лицо. И он становился абсолютно непроницаемым в своем желании скрыть то, о чем он думал или что чувствовал. Именно этот взгляд он устремил на Анжелику, когда увидел ее в проеме входной двери. Она застыла на пороге, не в силах шагнуть дальше. Наконец он заговорил своим красивым, звучным и четким голосом. — Вы пришли, мадам!... Эти слова обладали непреложностью факта. Их эхо разнеслось по комнате. Анжелика оперлась о наличник. Она боялась быть заманенной как птичка колокольчиком птицелова. — Что вы думали найти в этой комнате? Глаза Анжелики наполнились зрелищем этого великолепного места, отделенного от остального мира в недрах ночи, полного сокровищ, представленных научными инструментами, сверкающими в лунном свете своими лакированным деревом и драгоценной отделкой. Она ответила. — Дух Галилея. Если бы она на него тогда взглянула, ее бы удивила эта полузабавная, полуудивленная улыбка, которую он иногда ей адресовал Но выражение лица Жоффрея снова стало непроницаемым. Он испытующе следил за этими восхитительными глазами, наполненными не простым любопытством, но и также восхищением, идущим от звездного неба в фантастическом оформлении комнаты, где он работал. Он прекрасно видел, что этот взгляд отказывался останавливаться на нем, но в этот момент это для него не имело значения. Так как он был всецело покорен той страстью, которую внушило ему ее появление, воплощение опьяняющей прелести и женственности. Он должен был приложить усилие чтобы оставаться неподвижным. Когда он снова заговорил, его голос звучал более глухо. —Чего вы хотите? Чего желаете? — Посмотреть в этот инструмент, благодаря которому великий ученый Галилей увидел, что на луне есть горы. Она не отрываясь, отважно смотрела на него, задавая свой вопрос и застыла увидев выражение суровости в его темных глазах. Между тем его голос не был ни насмешлив ни злобен, когда он ей ответил. — Нет! Еще не время! Прежде я должен вас заставить открыть мир куда более чудесный, более бесконечный чем таинства луны и звезд. — Какое же открытие может быть более чудесным чем открытие этого небесного свода? — ЛЮБОВЬ. От одного этого слова, произнесенного приятным и убедительным голосом, она почувствовала шок и невыразимое волнение. Ей показалось, что она сейчас упадет в обморок. Она уже была готова к тому, чтобы броситься к нему в объятия. Такова была колдовская сила комнаты с золотом замком. Но она продолжала отказывать его непреложному требованию, стремящемуся ее завоевать, ее покорить... И она отступила и пошла прочь. Она медленно спускалась по красивым лестницам, но ее ноги подкашивались. С расширенными глазами, она заметила себя в зеркале с рукой прижатой к сердцу, один из тех притворных жестов, рекомендованных для того, чтобы означать с благовоспитанностью волнение или неожиданность и которые она находила смешными. Страх также, хотя благородные дамам никогда не следовало оказаться в положении, когда бы страх овладел ею до такой степени, чтобы позволить себе вульгарные жесты. Супруга сеньора, обязанная как и он охранять и защищать, должна была искоренить вплоть до своего сознания гнусный страх. Высокое рождение разрешало ей только мужество. Однако не был ли это страх, всякий раз страх, что заставлял биться ее сердце нерегулярно? Но в настоящую минуту ее страх был другого характера. С расширенными глазами, неспособная пошевелиться, она позволяла себе быть накрытой потоком противоречивых и неизвестных ощущений. Вспоминая его взгляд, столь суровый взгляд, которым он на нее бросил, она испытала новый и безумный страх. Неужели же она его потеряет его так никогда его не завоевав? Роли изменились. Нет! Это невозможно! То, что существует между ними, больше не может быть разрушенным!... И она представила как ее встретит огромное небо, в котором она утонет в головокружении подчинения и восхитительный взлет, который походил бы на смерть. И который ей был бы дан его руками, его губами, кольцом его рук, силой его объятий. Уверенность правды, которая ей явилась, ее пронзила и ее захватила, побеждая. — Если это то, что значит любить... Если это - ТО... Тогда, да, Я ЛЮБЛЮ ЕГО!... Глава 12, книга 2, версия 1 Глава 12 В этот вечер над городом вставала полная луна. Ее серебристый свет медленно поднимался, пронизывая листву. Анжелика стояла, прислонившись к колонне террасы. Ей не хотелось спать. Царившая в эти дни чрезмерная/ изнуряющая жара отказывала в возможности посвятить день обычным заботам/ хлопотам и побуждала искать для этого прохладу ночи. Это было время, когда дворец становился островом молчания. Анжелика и граф де Пейрак оказались наедине друг с другом среди этих стен, анфилад и лестниц, покинутых всеми другими обитателями дома. Прошедший день был очень оживленным и весьма утомительным. Уже в течение нескольких недель ходили слухи о том, что скоро в отеле Веселой Науки будет дан один из тех самых знаменитых судов Любви, которые Анжелика считала ничем иным, как одной из легенд далекого Средневековья. И вот, несколько дней назад, в конце одного из обедов граф де Пейрак высказался о предстоящем событии весьма определенно. Был назначен день начала праздника, к счастью оказавшийся достаточно отдаленным/ далеким. Однако толчок к началу приготовлений был дан. В тот же день, в присутствии Анжелики, граф собрал многочисленных слуг/ челядь дворца, чтобы объявить о принятых им решениях касательно будущих торжеств. Внушительному штату вдруг появлявшихся секретарей было поручено составить и записать текст приглашений. Многочисленным курьерам на лошадях, по-военному крепких и выносливых, надлежало доставить эти приглашения в самые отдаленные концы провинции. Все комнаты дворца, о подлинном числе которых Анжелика даже не знала, должны были быть открыты, тщательно убраны, украшены гобеленами и роскошными драпировками; их обстановка и все содержимое должно быть проверено, восстановлено/ починено и приготовленно для удобства ночей тех, кто будет занимать эти помещения во время увеселений. Обычай требовал, чтобы все те, кто способствовал успеху этого веселого празднества - приглашенные и слуги - были щедро вознаграждены. Анжелика, немного обеспокоенная размахом приема, осведомилась у своей подруги Аделаиды де Лиль о том, каким образом проходят суды Любви и была весьма удивлена когда узнала, что эта частая гостья / есть женский род от 'завсегдатай'? отеля Веселой Науки не была ни на одном из них. — Есть немало незнакомых нам друзей месье де Пейрака, которые в отличие от нас, тулузцев, лишены удовольствия часто наслаждаться его обществом. Давайте же предоставим эту возможность тем, кто в глубине своих провинций находится вдалеке от развлечений и удовольствий. Они пускаются в эту поездку не без риска, ведь для многих из них это будет путешествие на Цитеру. Чем меньше людей их узнает, тем более они будут счастливы. На грандиозное пиршество, открывающее праздник в первый вечер, все те, кто пожелают/ ет, приходят в масках. Не требуется никаких представлений, называет себя лишь тот, кто захочет. Аделаида добавила, что не празднике бывает много музыки, танцев, конкурсов пения и поэм (декламации? /сочинения стихов?), галантных дискуссий, походящих на коллоквиумы о любви. Анжелика удивилась: —Вы так хорошо описываете очарование этих праздников и, тем не менее, вы утверждаете, что не присутствовали ни на одном из них? — Я застенчива, - призналась молодая женщина после некоторого колебания. - И к тому же, я очень привязана к моему духовнику. Это суровый человек, но он печется о моей душе. Я предпочла бы лучше умереть, чем однажды признаться ему, что принимала участие в одном из судов Любви, даже если они представляют собой всего-навсего развлечения в кругу добрых друзей. Однако он считает эти собрания посвященных/ избранных подозрительными. Другая приятельница, Мод де Мазабран, жеманница, прикрылась мнением своего супруга, одного из капитулов. Он считал, что его репутация нотабля*, не говоря уже о его положении, пострадает, если известие об участии его супруги в одном из этих праздников дойдет до высших кругов. * Представитель высшего духовенства, придворного дворянства или городских верхов как член созывавшегося королем собрания (во Франции XIV-XVIII вв.). — Где же по-вашему находятся эти высшие круги? - спросила Анжелика. Мод де Мазабран призналась, что ничего об этом не знает, а ее супруг, капитул, без сомнения, знает еще меньше. Все так изменчиво в этом королевстве! «Должен ли он попытаться найти себе должность в окружении слабого монарха? По крайней мере, регентша имеет репутацию женщины весьма благочестивой; или может быть ему стоит попытать счастья со стороны дяди короля, Гастона Орлеанского, этого вечного бунтовщика, бывшего, тем не менее, наместником Лангедока? Хотя, если подумать, все это не имеет ничего общего с готовящимися празднествами. Кстати, мадам де Мазабран также не замедлила пропеть этим торжествам хвалебные дифирамбы. В этой всеобщей беготне, граф де Пейрак, проходя мимо, остановил Анжелику. —Вы кажется беспокоитесь?... Не обращайте внимания! Все будет хорошо. Не в первый раз отель Веселой Науки открывает двери для тех/ всем тем, кто любит удовольствие и веселье, а в данном случае мы будем принимать у себя друзей именно таких. Речь идет всего лишь о развлечениях и о встречах с любовью. — По дошедшим до меня слухам, некоторые рассматривают их как собрания посвященных. Она увидела как он удивленно сдвинул брови. — Посвященных? Что, по-вашему, это значит? — Я не знаю, - призналась Анжелика, - но я боюсь за вас! Во взгляде графе засверкали насмешливые искорки: — Творец небесный! Я без ума от ваших слов!... Так вы боитесь за меня! Взгляд его горящих глаз окутал ее, словно горячая волна. — Ничего не бойтесь! На этом празднике вы будете самой красивой, вы будете его королевой. Что же касается ваших чересчур добродетельных подруг... Удаляясь, он бросил смеясь: — Они придут в масках! Этот случай напомнил ей первые месяцы своего прибывания в Лангедоке, когда она была с ним намного более смелой и непринужденной чем сейчас. Она хотела бы возвратиться во времена той легкости, того тревожного возбуждения, чуточку ошеломляющего/ головокружительного, которее она испытывала в первые месяцы. Она устремилась по течению своей новой жизни, как будто эта жизнь была избрана ею самой без принуждения. Так, шаг за шагом, она позволила себе быть увлеченной всем тем, что он скрывал от нее/ его таинственностью. Ее манило и очаровывало выражение его глаз, обращенных к ней, ее волновало то, что обещал ей его взгляд, когда глаза их встречались. Она вновь была втянута в ореол его присутствия. Похоже, ей удалось избежать этого только во время его отсутствия. * * * Ночь была безмолвна. Он был там, наверху. Он был одинок и силен. Она догадывалась, что сейчас он изучал неизведанные миры. Он ускользал /уносился через пространство к волнующим открытиям, на что имели право отважиться только люди самые необыкновенные. Он был одим из них, и он увлекал / манил ее за собой сверкающим лучом, неотразимым как золотая нить / подобным неотразимой золотой нити, ибо она была его пленницей. Анжелика вспомнила все те слухи, которые, благодаря фантазиям кормилицы, окружали это необыкновенное место. Фантина говорила о трупах и о дьяволе, добром приятеле графа, сопровождающем его повсюду и помогающем заманивать женщин. Какие глупости/ нелепицы! Но оставалось что-то еще от/ но в ее сознании еще оставались крупицы того безотчетного страха, который порождает любое подозрение о сделке с дьяволом или одно только упоминание о неизвестных преступлениях, когда дух насилия витает, невидимый, над тем местом, где они были совершены. Пришло время избавиться от этих навязчивых страхов. Здесь был ее дом. Анжелика хотела все знать/ Ей было необходимо узнать все. * Она поднималась. Она взбиралась по прекрасным, полным гармонии лестницам, посеребренным лунным светом, проникающим отовсюду через окна, лоджии и галереи, изрезанные рядями арок. Третий, четвертый этаж. Наверху, как она и ожидала, дверь таинственной комнаты была открыта; из ее глубин, казалось, сочился голубой свет. Анжелика подошла к порогу. Это была огромная комната, такая высокая, что невозможно было различить ее потолок; она была погружена в полумрак и выходила на террасу дворцовых крыш. Самой крыши не было видно; проем широко открытой балконной двери был заполнен только полотном неба, на котором блестела луна, лишь усиливающая темную синеву ночи. В контрасте с полумраком, царящим внутри, единственным источником света была сама ночь с ее беспредельными глубинами, походившими на плотный бархат, затканный всеми солнцами вселенной. Это было царство ночи, благосклонной и молчаливой богини, пришедшей навестить простых смертных. Только луна, близкая и знакомая звезда, соблаговолила своим сиянием рассеять темноту, подчеркнуть взмахом искрящейся кисти не только привычные очертания мебели, рабочую кафедру, столы нагруженные книгами, но также и предметы необычные, а то и вовсе диковиные- чертежи, заполненные таинственными расчетами, вращающиеся механизмы, неторопливое движение которых сопровождалось деликатной пульсацией, напоминающей удары сердца в груди: астролябии*, круговые диаграммы**... * Астрономический угломерный прибор, широко использовавшийся в средние века для определения географических координат. ** Круговые диаграммы- фр, Volvelles- механизмы с вращающимися дисками, используемые в средние века для различных вычислений. Бенедиктинский монах Матеус Пари создал первый известный нам volvelle- бумажное колесо, прикрепленное к странице книги. До этого, монаху приходилось поворачивать тяжелую книгу на коленях для того, чтобы изучить с разных углов круговую диаграмму, показывающую дни церковных праздников. Изобретение Матеуса позволило вращать только диаграмму, а не книгу. В течении веков volvelles использовались для изучения анатомии, астрономии, создания секретных кодов и предсказаний будущего. Единственный, кто находился в комнате, был хозяин этого необычного помещения. Вначале, как уже не раз с ней случалось, Анжелика не узнала Жоффрея де Пейрака, полагая, что это был кто-то другой. Он стоял по другую сторону большого телескопа и ей был виден только его профиль. Этот отчеканенный светом луны профиль, не затронутый шрамами, отчетливо выявлял/ вырисовывал / подчеркивал безупречные по чистоте линии его лица и исходящую от них энергию, смелость высокого лба, прямой, с легкой горбинкой нос, сильные губы, плотно сжатые в эту минуту напряженного исследования. Нетерпеливым движением он откинул назад прядь густых волос, и небрежность этого жеста, свойственного беспечной молодости, придала ему схожесть с юным школяром. Его щека с резко очерченной скулой, широкий и открытый висок бледнели в полумраке. Но вот он повернул голову и безмятежность этого профиля исчезла, уступив место резкой индивидуальности его изувеченного лица. Взгляд графа, то обжигающий, то всего только блестящий, в зависимости от чувств, которые он хотел показать - гнев или радость - вынуждал собеседника смотреть ему прямо в глаза. Иногда его взгляд становился абсолютно непроницаемым в стремлении скрыть то, о чем он думал или что чувствовал. Именно этот взгляд он устремил на Анжелику, когда увидел ее в проеме входной двери. Она застыла на пороге, не в силах шагнуть дальше. Наконец он заговорил своим красивым, звучным (мелодичным) и четким голосом. — Вы пришли, мадам!... В этих словах прозвучала непреложность факта. Их эхо разнеслось по комнате. Анжелика оперлась о наличник. Она боялась быть заманенной внутрь, словно птичка, колокольчиком птицелова. — Что вы думали/ хотели найти в этой комнате? Глазам Анжелики представилось зрелище этого великолепного места, отделенного от остального мира в недрах ночи, полного сокровищ, представленных научными инструментами, сверкающими в лунном свете лакированным деревом и драгоценной отделкой. Она ответила: — Дух Галилея. Если бы в это мгновение она взглянула на него, ее бы удивила его полу-забавная, полу- изумленная улыбка, с которой он иногда смотрел на нее. Но выражение лица Жоффрея снова стало непроницаемым. Он испытующе следил за этими восхитительными глазами, наполненными вовсе не простым любопытством, но настоящим восхищением, идущим от звездного неба в фантастическом оформлении комнаты, где он работал. Он прекрасно видел, что она избегает его взгляда /смотреть ему в глаза, но в эту минуту это не имело для него ни малейшего значения, так как он был всецело покорен/ поглощен той страстью, которую внушило ему ее появление. Она была воплощением опьяняющей прелести и женственности, и ему пришлось приложить усилие для того, чтобы оставаться неподвижным. Когда он снова заговорил, его голос звучал более глухо. — Зачем вы пришли? Чего вы желаете? — Посмотреть в тот инструмент, благодаря которому великий ученый Галилей увидел, что на луне есть горы. Отвечая, она отважно устремила на него свой взгляд, но вся похолодела, увидев выражение суровости в его темных глазах. Однако /Между тем, когда он ответил, его голос не был ни насмешлив, ни злобен. — Нет! Еще не время! Прежде, вы должны открыть для себя мир куда более чудесный, более бесконечный, чем таинства луны и звезд. — Но какие открытия могут быть более чудесными чем те, что таит в себе этот небосвод? — ЛЮБОВЬ. От одного этого слова, произнесенного нежным/ мягким и убедительным голосом, она ощутила шок и невыразимое волнение. Ей показалось, что сейчас она упадет в обморок/ лишится чувств. Она уже была готова броситься к нему в объятия. Такова была колдовская сила комнаты с золотом замком. Но тем не менее, Анжелика продолжала противиться его непреложной потребности завоевать, покорить ее... Она отступила и пошла прочь. Она медленно спускалась по красивым лестницам, но ноги ее не слушались /подкашивались. Молодая женщина заметила свое отражение в зеркале - с расширенными глазами, с рукой, прижатой к сердцу. Это был один из тех притворных жестов, которые она находила смешными, но которые были рекомендованны для того, чтобы с благовоспитанностью проявлять/ выказывать волнение или удивление, а также страх. Однако благородным дамам никогда не следовало оказываться в положении, когда страх овладел бы ими до такой степени, что позволил бы забыться и допустить вульгарные жесты. Супруга сеньора, обязанностью которой, как и самого сеньора, было охранять и защищать, должна была искоренить, даже из своего сознания, любое присутствие гнусного страха. Ее высокое рождение позволяло ей проявлять только мужество. Однако разве это не был страх, всякий раз именно страх, что / который заставлял так лихорадочно биться ее сердце? Но теперь ее страх был другого рода. С расширенными глазами, не способная пошевелиться, она почувствовала как уносит ее поток противоречивых и неизвестных ощущений. Вспоминая его взгляд, брошенный ей с такой суровостью, она испытала незнакомый ей ранее безумный ужас. Неужели она потеряет его так никогда его не завоевав? Теперь роли переменились. Но нет! Это невозможно! То, что существует между ними, никогда не может быть разрушено!... И она представила как встретит ее огромное небо, куда унесет ее головокружительный поток подчинения, а затем и тот восхитительный взлет, похожий на смерть, который подарят ей его руки, его губы, сила его объятий. Уверенность открывшейся правды пронзила Анжелику, восторжествовала над ней, и, наконец, она признала себя побежденной. — Если это и есть любовь... Если это ОНА... Тогда, да, Я ЛЮБЛЮ ЕГО!...
Foreigner: Oops, пардон, оба файла одинаковые- под версией 1 я выложила все тот же подстрочник. Вот версия 1, текст после первого прохода: Глава 12 В этот вечер над городом вставала полная луна. Ее серебристый свет медленно поднимался, пронизывая листву. Анжелика стояла, прислонившись к колонне террасы. Ей не хотелось спать. Царившая в эти дни чрезмерная/ изнуряющая жара отказывала в возможности посвятить день обычным заботам/ хлопотам и побуждала искать для этого прохладу ночи. Это было время, когда дворец становился островом молчания. Анжелика и граф де Пейрак оказались наедине друг с другом среди этих стен, анфилад и лестниц, покинутых всеми другими обитателями дома. Прошедший день был очень оживленным и весьма утомительным. Уже в течение нескольких недель ходили слухи о том, что скоро в отеле Веселой Науки будет дан один из тех самых знаменитых судов Любви, которые Анжелика считала ничем иным, как одной из легенд далекого Средневековья. И вот, несколько дней назад, в конце одного из обедов граф де Пейрак высказался о предстоящем событии весьма определенно. Был назначен день начала праздника, к счастью оказавшийся достаточно отдаленным/ далеким. Однако толчок к началу приготовлений был дан. В тот же день, в присутствии Анжелики, граф собрал многочисленных слуг/ челядь дворца, чтобы объявить о принятых им решениях касательно будущих торжеств. Внушительному штату вдруг появлявшихся секретарей было поручено составить и записать текст приглашений. Многочисленным курьерам на лошадях, по-военному крепких и выносливых, надлежало доставить эти приглашения в самые отдаленные концы провинции. Все комнаты дворца, о подлинном числе которых Анжелика даже не знала, должны были быть открыты, тщательно убраны, украшены гобеленами и роскошными драпировками; их обстановка и все содержимое должно быть проверено, восстановлено/ починено и приготовленно для удобства ночей тех, кто будет занимать эти помещения во время увеселений. Обычай требовал, чтобы все те, кто способствовал успеху этого веселого празднества - приглашенные и слуги - были щедро вознаграждены. Анжелика, немного обеспокоенная размахом приема, осведомилась у своей подруги Аделаиды де Лиль о том, каким образом проходят суды Любви и была весьма удивлена когда узнала, что эта частая гостья (есть женский род от 'завсегдатай'?) отеля Веселой Науки не была ни на одном из них. — Есть много незнакомых нам друзей месье де Пейрака, которые в отличие от нас, тулузцев, лишены удовольствия часто наслаждаться его обществом. Давайте же предоставим эту возможность тем, кто в глубине своих провинций находится вдалеке от развлечений и удовольствий. Они пускаются в эту поездку не без риска, ведь для многих из них это будет путешествие на Цитеру. Чем меньше людей их узнает, тем более они будут счастливы. На грандиозное пиршество, открывающее праздник в первый вечер, все те, кто пожелают/ ет, приходят в масках. Не требуется никаких представлений, называет себя лишь тот, кто захочет. Аделаида добавила, что на празднике бывает много музыки, танцев, конкурсов пения и поэм (декламации? /сочинения стихов?), галантных дискуссий, походящих на коллоквиумы о любви. Анжелика удивилась: —Вы так хорошо описываете очарование этих праздников и, тем не менее, вы утверждаете, что не присутствовали ни на одном из них? — Я застенчива, - призналась молодая женщина после некоторого колебания. - И к тому же, я очень привязана к моему духовнику. Это суровый человек, но он печется о моей душе. Я предпочла бы лучше умереть, чем однажды признаться ему, что принимала участие в одном из судов Любви, даже если они представляют собой всего-навсего развлечения в кругу добрых друзей. Однако он считает эти собрания посвященных подозрительными. Другая приятельница, Мод де Мазабран, жеманница, прикрылась мнением своего супруга, одного из капитулов. Он считал, что его репутация нотабля*, не говоря уже о его положении, пострадает, если известие об участии его супруги в одном из этих праздников дойдет до высших кругов. * Представитель высшего духовенства, придворного дворянства или городских верхов как член созывавшегося королем собрания (во Франции XIV-XVIII вв.). — Где же по-вашему находятся эти высшие круги? - спросила Анжелика. Мод де Мазабран призналась, что ничего об этом не знает, а ее супруг, капитул, без сомнения, знает еще меньше. Все так изменчиво в этом королевстве! «Должен ли он попытаться найти себе должность в окружении слабого монарха? По крайней мере, регентша имеет репутацию женщины весьма благочестивой; или может быть ему стоит попытать счастья со стороны дяди короля, Гастона Орлеанского, этого вечного бунтовщика, бывшего, тем не менее, наместником Лангедока? Хотя, если подумать, все это не имеет ничего общего с готовящимися празднествами. Кстати, мадам де Мазабран также не замедлила пропеть этим торжествам хвалебные дифирамбы. В этой всеобщей беготне, граф де Пейрак, проходя мимо, остановил Анжелику. —Вы кажется беспокоитесь?... Не обращайте внимания! Все будет хорошо. Не в первый раз отель Веселой Науки открывает двери для тех/ всем тем, кто любит удовольствие и веселье, а в данном случае, мы будем принимать у себя друзей именно таких. Речь идет всего лишь о развлечениях и о встречах с любовью. — По дошедшим до меня слухам, некоторые рассматривают их как собрания посвященных. Она увидела как он удивленно сдвинул брови. — Посвященных? Что, по-вашему, это значит? — Я не знаю, - призналась Анжелика, - но я боюсь за вас! Во взгляде графа засверкали насмешливые искорки: — Творец небесный! Я без ума от ваших слов!... Так вы боитесь за меня! Взгляд его горящих глаз окутал ее, словно горячая волна. — Ничего не бойтесь! На этом празднике вы будете самой красивой, вы будете его королевой. Что же касается ваших чересчур добродетельных подруг... Удаляясь, он бросил, смеясь: — Они придут в масках! Этот случай напомнил ей первые месяцы своего прибывания в Лангедоке, когда она была с ним намного более смелой и непринужденной чем сейчас. Она хотела бы возвратиться во времена той легкости, того тревожного возбуждения, чуточку ошеломляющего/ головокружительного, которее она испытывала в первые месяцы. Она устремилась по течению своей новой жизни, как будто эта жизнь была избрана ею самой без принуждения. Так, шаг за шагом, она позволила себе быть увлеченной всем тем, что он скрывал от нее/ его таинственностью. Ее манило и очаровывало выражение его глаз, обращенных к ней, ее волновало то, что обещал ей его взгляд, когда глаза их встречались. Она вновь была втянута в ореол его присутствия. Похоже, ей удалось избежать этого только во время его отсутствия. * * * Ночь была безмолвна. Он был там, наверху. Он был одинок и силен. Она догадывалась, что сейчас он изучал неизведанные миры. Он ускользал /уносился через пространство к волнующим открытиям, на что имели право отважиться только люди самые необыкновенные. Он был одим из них, и он увлекал / манил ее за собой сверкающим лучом, неотразимым как золотая нить / подобным неотразимой золотой нити, ибо она была его пленницей. Анжелика вспомнила все те слухи, которые, благодаря фантазиям кормилицы, окружали это необыкновенное место. Фантина говорила о трупах и о дьяволе, добром приятеле графа, сопровождающем его повсюду и помогающем заманивать женщин. Какие глупости! Но оставалось что-то еще от/ но в ее сознании еще оставались крупицы того безотчетного страха, который порождает любое подозрение о сделке с дьяволом или одно только упоминание о неизвестных преступлениях, когда дух насилия витает, невидимый, над тем местом, где они были совершены. Пришло время избавиться от этих навязчивых страхов. Здесь был ее дом. Анжелика хотела все знать/ Ей было необходимо узнать все. * Она поднималась. Она взбиралась по прекрасным, полным гармонии лестницам, посеребренным лунным светом, проникающим отовсюду через окна, лоджии и галереи, изрезанные рядями арок. Третий, четвертый этаж. Наверху, как она и ожидала, дверь таинственной комнаты была открыта; из ее глубин, казалось, сочился голубой свет. Анжелика подошла к порогу. Это была огромная комната, такая высокая, что невозможно было различить ее потолок; она была погружена в полумрак и выходила на террасу дворцовых крыш. Самой крыши не было видно; проем широко открытой балконной двери был заполнен только полотном неба, на котором блестела луна, лишь усиливающая темную синеву ночи. В контрасте с полумраком, царящим внутри, единственным источником света была сама ночь с ее беспредельными глубинами, походившими на плотный бархат, затканный всеми солнцами вселенной. Это было царство ночи, благосклонной и молчаливой богини, пришедшей навестить простых смертных. Только луна, близкая и знакомая звезда, соблаговолила своим сиянием рассеять темноту, подчеркнуть взмахом искрящейся кисти не только привычные очертания мебели, рабочую кафедру, столы нагруженные книгами, но также и предметы необычные, а то и вовсе диковинные- чертежи, заполненные таинственными расчетами, вращающиеся механизмы, неторопливое движение которых сопровождалось деликатной пульсацией, напоминающей удары сердца в груди: астролябии*, круговые диаграммы**... * Астрономический угломерный прибор, широко использовавшийся в средние века для определения географических координат. ** Круговые диаграммы- фр, Volvelles- механизмы с вращающимися дисками, используемые в средние века для различных вычислений. Бенедиктинский монах Матеус Пари создал первый известный нам volvelle- бумажное колесо, прикрепленное к странице книги. До этого, монаху приходилось поворачивать тяжелую книгу на коленях для того, чтобы изучить с разных углов круговую диаграмму, показывающую дни церковных праздников. Изобретение Матеуса позволило вращать только диаграмму, а не книгу. В течении веков volvelles использовались для изучения анатомии, астрономии, создания секретных кодов и предсказаний будущего. Единственный, кто находился в комнате, был хозяин этого необычного помещения. Вначале, как уже не раз с ней случалось, Анжелика не узнала Жоффрея де Пейрака, полагая, что это был кто-то другой. Он стоял по другую сторону большого телескопа, и ей был виден только его профиль. Этот отчеканенный светом луны профиль, не затронутый шрамами, отчетливо выявлял/ вырисовывал безупречные по чистоте линии его лица и исходящую от них энергию, смелость высокого лба, прямой, с легкой горбинкой нос, сильные губы, плотно сжатые в эту минуту напряженного исследования. Нетерпеливым движением он откинул назад прядь густых волос, и небрежность этого жеста, свойственного беспечной молодости, придала ему схожесть с юным школяром. Его щека с резко очерченной скулой, широкий и открытый висок бледнели в полумраке. Но вот он повернул голову и безмятежность этого профиля исчезла, уступив место резкой индивидуальности его изувеченного лица. Взгляд графа, то обжигающий, то всего только блестящий, в зависимости от чувств, которые он хотел показать - гнев или радость - вынуждал собеседника смотреть ему прямо в глаза. Иногда его взгляд становился абсолютно непроницаемым в стремлении скрыть то, о чем он думал или что чувствовал. Именно этот взгляд он устремил на Анжелику, когда увидел ее в проеме входной двери. Она застыла на пороге, не в силах шагнуть дальше. Наконец он заговорил своим красивым, звучным (мелодичным) и четким голосом. — Вы пришли, мадам!... В этих словах прозвучала непреложность факта. Их эхо разнеслось по комнате. Анжелика оперлась о наличник. Она боялась быть заманенной внутрь, словно птичка колокольчиком птицелова. — Что вы думали/ хотели найти в этой комнате? Глазам Анжелики представилось зрелище этого великолепного места, отделенного от остального мира в недрах ночи, полного сокровищ, представленных научными инструментами, сверкающими в лунном свете лакированным деревом и драгоценной отделкой. Она ответила: — Дух Галилея. Если бы в это мгновение она взглянула на него, ее бы удивила его полузабавная, полуизумленная улыбка, с которой он иногда смотрел на нее. Но выражение лица Жоффрея снова стало непроницаемым. Он испытующе следил за этими восхитительными глазами, наполненными вовсе не простым любопытством, но настоящим восхищением, вызванным звездным небом в фантастическом оформлении комнаты, где он работал. Он прекрасно видел, что она избегает его взгляда /смотреть ему в глаза, но в эту минуту это не имело для него ни малейшего значения, так как он был всецело покорен/ поглощен той страстью, которую внушило ему ее появление. Она была воплощением опьяняющей прелести и женственности, и ему пришлось приложить усилие для того, чтобы оставаться неподвижным. Когда он снова заговорил, его голос звучал более глухо. — Зачем вы пришли? Чего вы желаете? — Посмотреть в тот инструмент, благодаря которому великий ученый Галилей увидел, что на луне есть горы. Отвечая, она отважно устремила на него свой взгляд, но вся похолодела, увидев выражение суровости в его темных глазах. Однако /Между тем, когда он ответил, его голос не был ни насмешлив, ни злобен. — Нет! Еще не время! Прежде, вы должны открыть для себя мир куда более чудесный, более бесконечный, чем таинства луны и звезд. — Но какие открытия могут быть более чудесными чем те, что таит в себе этот небосвод? — ЛЮБОВЬ. От одного этого слова, произнесенного нежным/ мягким и убедительным голосом, она ощутила шок и невыразимое волнение. Ей показалось, что сейчас она упадет в обморок/ лишится чувств. Она уже была готова броситься к нему в объятия. Такова была колдовская сила комнаты с золотом замком. Но тем не менее, Анжелика продолжала противиться его непреложной потребности завоевать, покорить ее... Она отступила и пошла прочь. Она медленно спускалась по красивым лестницам, но ноги ее не слушались /подкашивались. Молодая женщина заметила свое отражение в зеркале - с расширенными глазами, с рукой, прижатой к сердцу. Это был один из тех притворных жестов, которые она находила смешными, но которые были рекомендованны для того, чтобы с благовоспитанностью проявлять/ выказывать волнение или удивление, а также страх. Однако благородным дамам никогда не следовало оказываться в положении, когда страх овладел бы ими до такой степени, что позволил бы забыться и допустить вульгарные жесты. Супруга сеньора, обязанностью которой, как и самого сеньора, было охранять и защищать, должна была искоренить, даже из своего сознания, любое присутствие гнусного страха. Ее высокое рождение позволяло ей проявлять только мужество. Однако разве это не был страх, всякий раз именно страх, что / который заставлял так лихорадочно биться ее сердце? Но теперь ее страх был другого рода. С расширенными глазами, не в силах пошевелиться, она почувствовала как уносит ее поток противоречивых и неизвестных ощущений. Вспоминая его взгляд, брошенный ей с такой суровостью, она испытала незнакомый ей ранее безумный ужас. Неужели она потеряет его так никогда его не завоевав? Теперь роли переменились. Но нет! Это невозможно! То, что существует между ними, никогда не может быть разрушено!... И она представила как встретит ее огромное небо, куда унесет ее головокружительный поток подчинения, а затем и тот восхитительный взлет, похожий на смерть, который подарят ей его руки, его губы, сила его объятий. Уверенность открывшейся правды пронзила Анжелику, восторжествовала над ней, и, наконец, она признала себя побежденной. — Если это и есть любовь... Если это ОНА... Тогда, да, Я ЛЮБЛЮ ЕГО!...
Doc: Foreigner , с Вашего позволения...все IMHO Царившая в эти дни чрезмерная/ изнуряющая жара отказывала в возможности посвятить день обычным заботам/ хлопотам и побуждала искать для этого прохладу ночи. Я бы взяла изнуряющую жару и и обычные дела Анжелика и граф де Пейрак оказались наедине друг с другом среди этих стен, анфилад и лестниц, покинутых всеми другими обитателями дома. Может быть, покинутыми сделать графа и Анжелику а не анфилады? Прошедший день был очень оживленным и весьма утомительным. Убрать очень или весьма(но лучше очень) ыл назначен день начала праздника, к счастью оказавшийся достаточно отдаленным/ далеким.Отдаленным смотрится лучше (есть женский род от 'завсегдатай'?) нет — По дошедшим до меня слухам, некоторые рассматривают их как собрания посвященных. Судя по дошедшим до меня слухам Удаляясь, он бросил, смеясь: Даже не знаю как, надо подумать, но не очень смотрится когда она была с ним намного более смелой и непринужденной чем сейчас. Когда она общалась с ним более непринужденно...? Тоже не то. Что? Надо подумать того тревожного возбуждения, чуточку ошеломляющего/ головокружительного, которее она испытывала чуточку того головокружительного тревожного возбуждения неотразимым как золотая нить / подобным неотразимой золотой нити, второй вариант явно лучше Она медленно спускалась по красивым лестницам, но ноги ее не слушались /подкашивались. ...но ее ноги не подчинялись ей? Опять надо подумать Все, засыпаю на ходу. Хочу еще раз поблагодарить всех тех, кто участвует в переводею Благодаря вам новая Анжелика существует! А текст все равно будет откорректирован.
sorbonne: Doc По кусочкам довольно трудно воспринимать. Не могли бы Вы предложить свой вариант главы? Я собираюсь этим заняться на новог каникулах (если снег на голову не свалится, конечно)
Foreigner: Doc, спасибо! Очень ценные замечания! Doc пишет: Я бы взяла изнуряющую жару и и обычные дела Согласна с изнуряющей; чрезмерная -это букв. перевод. Doc пишет: Может быть, покинутыми сделать графа и Анжелику а не анфилады? Это мысль! Надо будет проверить по тексту, можно ли. Doc пишет: Убрать очень или весьма(но лучше очень) Можно, конечно, не велика беда, но в тексте день был более чем просто оживленным и утомительным. Doc пишет: Судя по дошедшим до меня слухам цитата: Удаляясь, он бросил, смеясь: Даже не знаю как, надо подумать, но не очень смотрится Он рассмеялся и бросил, уходя... Doc пишет: цитата: Она медленно спускалась по красивым лестницам, но ноги ее не слушались /подкашивались. ...но ее ноги не подчинялись ей? Опять надо подумать Согласна, мне тоже не нравятся не только ноги, но и лестницы. Почему лестницЫ? У нас так не говорят, когда спускаешься про пролетам лестницы, не правда ли? "не подчинялись" мне не очень тожи. Она медленно спускалась, ...но ноги ее были словно ватные/ словно налились свинцом ...но земля уходила из-под ног ...но ноги отказывались ее слушаться ...в изнеможении опираясь на балюстраду ( не пугайтесь, это приемчик из Северовой, у нее полно таких приукрашиваний текста, например "итальянский палацо" при описании замка Плесси. У Голон и в помине такого нет, зато как красиво!) ...неровной иноходью ...мелкими перебежками Давайте просыпайтесь и продолжим, с вами интересно! sorbonne пишет: По кусочкам довольно трудно воспринимать Ничего страшного. Пока это только мелочи, они не изменят восприятие всей главы, поверьте. Там куда больше простора для изменений, чем такие деликатные замечания, которые сделала Doc. И потом целую главу делать утомительно. Гораздо приятнее рвать на части по абзацам. Взять хотя бы фразочку о том как их глаза встречались и чего там ей обещал его взгляд. Или как он обволакивал ее своим взглядом.
Doc: sorbonne , увы, получается только по кусочкам, на целую главу времени абсолютно нет, ждем Нового года. Foreigner , спасибо огромное, я даже не ожидала такой реакции Он рассмеялся и бросил, уходя... Вот это замечательно! ..но земля уходила из-под ног Или это, или приемчик из Северовой, он вообще по-моему идеален, но послушаем мнение большинства Итак, я немного проснулась чтобы с благовоспитанностью проявлять/ выказывать волнение или удивление, чтобы благовоспитанно высказать волнение? его полузабавная, полуизумленная улыбка полуизумленная да, но полузабавная? Может быть, вообще лучше подобрать другое прилагательное? Что-нибудь вроде полузаинтересованной, только литературный вариант PS А когда их глаза встретились, я дочитала, но невнимательно, так что до продолжения обязательно дойду в четверг, когда будет время
Foreigner: Doc пишет: полузабавная Ну вы прямо не в бровь, а в глаз. Все верно, я еще хотела девочкам написать что у меня тут закавыка; это слово amuse, оно для меня очень трудное, тк в русском языке, как прилагательному, ему трудно найти точное значение. Это смесь развлечения и удивления одновременно, ближайший русский аналог, уместный в данном случае- удивленный, но в тексте дальше идет удивленный. Нужно найти прилагательное, выражающее то, что ее слова его позабавили, развлекли, приятно удивили... Doc пишет: чтобы благовоспитанно высказать волнение? нет-нет, не высказать, выразить жестом
allitera: Foreigner пишет: Можно, конечно, не велика беда, но в тексте день был более чем просто оживленным и утомительным. Не выдержала. Надо но между ними поставить. Оживленным, но излишне утомительным. Foreigner пишет: Он рассмеялся и бросил, уходя... Уходя он расмеялся. Уходя он насмешливо бросил. Foreigner пишет: Ну вы прямо не в бровь, а в глаз. Все верно, я еще хотела девочкам написать что у меня тут закавыка; это слово amuse, оно для меня очень трудное, тк в русском языке, как прилагательному, ему трудно найти точное значение. Это смесь развлечения и удивления одновременно, ближайший русский аналог, уместный в данном случае- удивленный, но в тексте дальше идет удивленный. Нужно найти прилагательное, выражающее то, что ее слова его позабавили, развлекли, приятно удивили... Речь о насмешливой улыбки - он веселиться над ней - соответственно по-русски насмехается.
Foreigner: allitera пишет: Не выдержала А чо выдерживаешь? чай не революционный матрос на допросе. А тебе не кажется, что "насмешливо" это чересчур сильно в этом случае? Может полу-иронично? Все-таки мужику не до насмешек когда тут такое дело. Сама пришла, а прикидывается что в какую-то трубу ей глянуть надо.
allitera: Foreigner пишет: Может полу-иронично? Нет тут не ирония. Его именно забавляет ее поведние. Но при этом он не злится - ему весело. Можно сказать и весело улыбнулся.
allitera: Foreigner пишет: Может полу-иронично? Нет тут не ирония. Его именно забавляет ее поведние. Но при этом он не злится - ему весело. Можно сказать и весело улыбнулся.
Daria: Мой вариант литературной обработки. Если заметите какие ляпы - киньте тапком. (Некоторые фразы в подстрочнике были настолько хороши, что я их оставила без изменений). В тот вечер было полнолуние. Серебристый свет, медленно струясь, пронизывал листву. Анжелика стояла, прислонившись к колонне на террасе, не желая отправляться спать. На смену жаре пришла прохлада, и, вопреки лености знойного дня, ночью хотелось бодрствовать. Дворец погрузился в тишину, и в этих стенах, анфиладах, на покинутых гостями лестницах, Анжелика и граф де Пейрак вновь остались одни. День выдался весьма оживленным и утомительным. Уже которую неделю ходили слухи о том, что скоро в отеле Веселой Науки состоится один из знаменитых Судов Любви, которые казались Анжелике средневековой легендой. И вот, несколько дней назад, в конце обеда, граф де Пейрак подтвердил эту новость. Была названа дата, к счастью, достаточно далекая. Но начало приготовлениям было положено. В тот же день на собрании, на котором муж попросил ее присутствовать, были приняты разнообразные решения. Секретари поспешно составляли приглашения, которые по всей округе должны были разослать верховые курьеры, одетые как драгуны. Комнаты дворца, которым она не знала счета, надлежало убрать, стены украсить гобеленами и тканью, мебель привести в порядок и позаботиться о том, чтобы создать уют для тех, кто займет их на время празднеств. Обычай требовал щедрой награды для всех, кто будет способствовать успеху веселья, будь то гости или слуги. Анжелика, взволнованная из-за размаха предстоящего приема, поинтересовалась у своей подруги Аделаиды де Лиль, что из себя представляет Суд Любви. С удивлением она узнала, что частая гостья отеля Веселой Науки никогда на нем не присутствовала. - У господина де Пейрака много друзей, которых здесь никто не знает, которые лишены возможности как мы, тулузцы, столь часто наслаждаться его обществом. Давайте оставим место для тех, кто удален от удовольствий в глубине своих провинций. Кто отправляется в эту поездку не без риска, ведь для многих это путешествие на Цитеру. Чем меньше они будут узнаны, тем больше они будут счастливы. «На большой прием в честь открытия многие являются в масках. Никаких представлений. Называет себя лишь тот, кто хочет». Аделаида добавила, что их ожидает много музыки, танцев, состязаний в пении и поэзии, а также галантных дискуссий – бесед о любви. Анжелика удивилась. - Вы так подробно описываете удовольствия этого праздника, однако же, по вашим словам, сами никогда на нем не присутствовали? - Я застенчива, - после колебаний призналась молодая женщина. – К тому же, я ничего не смогу скрыть от своего исповедника. Это строгий человек, которому я поручила свою душу. Я предпочла бы умереть, чем однажды признаться ему в том, что учувствовала в одном из Судов Любви, даже если бы я всего лишь веселилась в кругу близких друзей. Ведь он считает эти собрания посвященных подозрительными. Другая подруга Анжелики, жеманница Мод де Мазабран, сослалась на положение своего супруга-капитула, чья репутация нотабля могла бы серьезно пострадать, если бы новость о его участии в празднике достигла высших кругов. - И где же находятся эти высшие круги? Мод де Мазабран призналась, что ничего об этом не знает, равно как и ее супруг-капитул. Все было слишком изменчиво в королевстве. Искать ли ему хорошее место в окружении слабого монарха? У регентши, конечно, репутация женщины набожной… Но не лучше ли попытать удачи на службе у дяди короля, Гастона Орлеанского, наместника Лангедока? Однако все это не имело ничего общего с празднеством, к которому все готовились. Мадам де Мазабран также описывала его с восторгом. В этой всеобщей суете граф де Пейрак отыскал Анжелику. - Вы, кажется, волнуетесь? Не беспокойтесь, все будет в порядке. Двери отеля Веселой Науки всегда открыты для тех, кто любит веселье, а в данном случае собираются именно любители развлечься. В конце концов, это всего лишь праздник… праздник любви. - Судя по тому, что мне довелось услышать, некоторые видят в этом празднике некое собрание посвященных. Брови графа сошлись и удивленно приподнялись. - Посвященных?! И что же это, по-вашему, означает? - Не знаю, - призналась Анжелика. – Но я боюсь за вас! Огонь насмешливых искр засверкал в глазах графа. - Силы небесные! Я обожаю это!.. То, что вы боитесь за меня. Тепло его взгляда окутало ее. - Не боитесь. Вы будете самой красивой на этом празднике. Вы будете его королевой. Что же касается ваших ханжей-подруг… Удаляясь, он с усмешкой бросил ей: - Они придут в масках! Анжелика вдруг вспомнила свои первые дни в Лангедоке, когда она вела себя с мужем намного смелей и непринужденней, чем сейчас. Она желала вернуться во время легкости и тревожного, ошеломляющего волнения первых месяцев; когда она влилась в течение этой новой жизни, как будто сама избрала ее, без принуждения. И теперь, день за днем, помимо воли, она все больше и больше была очарована, поражена, заинтригована тем, что он скрывал от нее; тем, что обещал его взгляд, остановившийся на ней. Его близость снова околдовала ее. Похоже, только его отсутствие обеспечивало душевное спокойствие. *** Царила тишина ночи. Он был там, наверху. Он был одинок и силен. Она догадывалась, что он изучает неизведанные миры. Сквозь пространство этого мира он устремлялся к волнующим открытиям, на которые отваживаются лишь люди незаурядные. Такие, каким был он. Он увлекал ее, словно светящийся луч, заставлял идти за ним, следуя неотразимой золотой нити. Она была его пленницей. Фантазии кормилицы вновь ожили в памяти Анжелики. Фантина рассказывала о трупах и Дьяволе – наставнике графа, который сопровождал его повсюду и помогал заманивать женщин. Какие глупости! Но что-то оставалось в ней от этого непонятного ужаса, помимо воли вызванного упоминанием Демона. Словно дух насилия, который витает над местом совершенного преступления. Пришло время избавиться от этих навязчивых страхов. Это был ее дом, в котором Анжелика хотела знать все. *** Она поднималась наверх, ступая по изящной лестнице, на которую, проникая сквозь окна и арки галерей, падал лунный свет. Третий этаж, четвертый... Наверху, как она и ожидала, дверь таинственной комнаты была приоткрыта, и оттуда сочился голубой свет. Анжелика остановилась на пороге. Перед ней была слабо освещенная комната, настолько огромная, что едва был виден потолок. Комната выходила на разместившуюся под крышей дворца террасу. Самой крыши не было видно - широкая дверь открывала взору лишь полотно неба, на котором, усиливая темную синеву ночи, блестела луна. Из-за царящего внутри полумрака единственным источником света была сама ночь, ее беспредельные глубины, кажущиеся плотной бархатной тканью, пронизанные всеми солнцами вселенной. Это было царство ночи - благосклонной и молчаливой богини, пришедшей навестить смертных. Одна только луна - близкая и знакомая звезда - соблаговолила рассеять своим сиянием темноту, взмахом искрящейся кисти подчеркнуть очертания мебели, привычных предметов обстановки, рабочую кафедру, столы, заставленные книгами и всякими диковинками. Анжелика обратила внимание на испещренные таинственными расчетами чертежи; на вращающиеся механизмы, движения которых напоминали ритм сердцебиения: астролябии и круговые диаграммы. Единственным, кто здесь находился, был хозяин этого необычного помещения. Анжелика в который раз не узнала Жоффрея де Пейрака, полагая, что это кто-то другой. Он стоял возле большого телескопа, и ей был виден только его профиль. Профиль, не обезображенный шрамами, отчеканенный светом луны. Она отчетливо видела безупречные черты, которые дышали энергией; указывающий на смелость высокий лоб; прямой, с легкой горбинкой, нос; выразительные губы, плотно сжатые в момент внимательного сосредоточения. Небрежно откинутые назад густые волосы придавали ему вид юноши. Щека с резко очерченной скулой, широкий и открытый висок бледнели в полумраке. Граф обернулся, и красота безупречного профиля исчезла. Перед нею снова возникло изуродованное лицо. Его взгляд, сияющий или обжигающий, обнаруживая радость или гнев, заставлял собеседника смотреть ему прямо в глаза; но становился абсолютно непроницаемым, когда он желал скрыть свои мысли и чувства. Именно этот взгляд граф устремил на Анжелику, когда увидел ее в проеме двери. Она застыла на пороге, не смея шагнуть дальше; услышала красивый, звучный тембр его голоса, обращенного к ней. - Вы пришли, мадам... Эти слова прозвучали, как непреложная истина, эхом разносясь по комнате. Анжелика оперлась о дверную ручку. Она боялась быть заманенной, как птичка колокольчиком птицелова. ― Что вы думали найти в этой комнате? Ее взгляд выдавал, как она заворожена обстановкой этой чудесной комнаты, спрятанной от остального мира в самом сердце ночи, в которой подобно сокровищам хранились приборы, сверкающие в лунном свете лакированным деревом и драгоценной инкрустацией. Она ответила: - Дух Галилея. Если бы она взглянула на него в этот момент, то увидела бы немного насмешливую, и вместе с тем удивленную улыбку, которую он иногда обращал к ней. Но выражение лица Жоффрея снова стало непроницаемым. Он испытующе смотрел в ее восхитительные глаза, в которых видел не простое любопытство, а восхищение звездным небом и фантастической обстановкой его рабочей комнаты. Он заметил, что глаза эти его избегают, но в настоящий момент это для него не имело никакого значения. Он был всецело охвачен страстью, которую внушило ему ее появление, опьянен ее прелестью, ее женственностью. Ему стоило больших усилий остаться неподвижным. Когда он снова заговорил, голос его звучал глуше: - Чего же вы хотели? - Взглянуть в этот прибор, благодаря которому великий ученый Галилей обнаружил, что на Луне есть горы. Говоря это, она, не отрываясь, бесстрашно смотрела на него, и вдруг замерла, увидев выражение суровости в его темных глазах. Но голос его не выражал ни злобы, ни насмешки, когда он ответил ей: - Нет. Еще не время. Прежде я должен открыть вам мир куда более чудесный и бесконечный, чем таинства луны и звезд. - Какой же мир может быть чудесней этого небесного свода? - ЛЮБОВЬ. От одного этого слова, произнесенного мягким, уверенным голосом, Анжелика почувствовала необъяснимое волнение, близкое к шоку. Ей казалось, она сейчас упадет в обморок. Она уже готова была броситься в его объятия. Такова была колдовская сила комнаты с золотым замком. Но она продолжала сопротивляться его настойчивому стремлению завоевать, покорить ее... И бросилась прочь. Она медленно спускалась по красивой лестнице. Ноги подкашивались. Она заметила свое отражение в зеркале: глаза округлены, рука прижата к сердцу - один из тех притворных жестов, которые она находила смешными, призванный благовоспитанно выражать взволнованное изумление или страх. Но благородной даме не к лицу было дать страху овладеть собой до такой степени, чтобы позволить себе вульгарные жесты. Супруга сеньора, обязанная, как и он, охранять и защищать, она должна была искоренить из своего сознания это низкое чувство. Высокое рождение позволяло ей только мужество. Но не страх ли заставлял ее сердце биться учащенно? Это чувство было иной природы. С расширенными глазами, неспособная пошевелиться, она вдруг осознала, что поддается потоку противоречивых, неведомых чувств. Вспоминая его суровый взгляд, она испытала новый безумный трепет. Неужели она потеряет его, так и не завоевав? Роли поменялись. Нет! Это невозможно! Но то, что возникло между ними, уже никакими силами нельзя было разрушить. И она представила, как ее встретит огромное небо, в котором она утонет в головокружительном подчинении, и восхитительный взлет, похожий на смерть. Который был бы дан его прикосновениями, его губами, кольцом его рук, силой его объятий. Открывшаяся ей истина пронзила и захватила, победив: ― Если это то, что значит любить... Если это - ТО... Тогда... тогда Я ЛЮБЛЮ ЕГО!..
Daria: Странно, не могу отредактировать сообщение. Только что перечитала - заметила, что написала "учувствовала" вместо "участвовала". Ворд, естессно, не подчеркнул, ибо такое слово тоже есть.
Foreigner: Daria пишет: Странно, не могу отредактировать сообщение. Мне тоже очень не достает этой возможности. Даша, Мне ужжжжасно понравилось! Сначала - технические моменты. Сегодня два часа просидела на французком форуме, проверяя некоторые места, где я накосячила в подстрочнике. Катя проверила эти места тоже, так что я тебе позжее пришлю их для того, чтобы исправить в литературном варианте. Теперь по делу. Аж дух захватывает от твоей смелости! Никто из нас не позволял себе такой степени свободы в обращении с текстом оригинала. Хотя именно такого рода результат я хотела бы видеть после художественной обработки своих подстрочников. Я прочла переводы всех глав второй книги, и несмотря на то, что было четверо тех, кто переводил, за переводом каждой мне виделся текст Голон. За твоим я его тоже вижу, но не так отчетливо. Эстетическое впечатление очень хорошее, но буквоед во мне не находит себе места- руки чешутся подвинуть некоторые твои полеты поближе к Голон.
Daria: Foreigner, рада, что понравилось. Я не ставила перед собой задачу максимально следовать оригиналу. Я не могу этого сделать в силу не владения языком на должном уровне. Как говорил наш препод по укр. литературе "не знав, та ще й забув", это как раз про мои отношения с французским. Так что руководствовалась в основном только твоим подстрочником, а здесь и технические моменты, и может где не так поняла твою мыслю - все может быть. Во-вторых, русский язык в некоторых местах просто не позволяет буква в букву следовать тексту Голон. Вот ты тоже обратила внимание на "лестницы". В русском ходят только по лестнице. Это мелочь, но таких полно, а есть и более сложные вещи. Иногда из-за одного слова приходится всю фразу перестраивать. И я считаю, лучше немножко поменять узкий смысл, не меняя при этом общего, но за то штоб красива было. Ну и в-третьих, раз уж мы решили тут побыть Северовыми, можно мне немножко оторваться? Конечно, я скорее всего где-то увлеклась и переборщила, поэтому если есть возможность подвинуть ближе к Голон, не жертвуя при этом читабельностью, я это с удовольствием сделаю. В общем, жду твоих придирок.
полная версия страницы